Турнир пользуется огромным успехом: вскоре жаб, занятых боевыми тренировками, становится едва ли не больше, чем праздно выпивающих в тавернах. Вдобавок Саша проводит ещё парочку мероприятий, на которых жабы рассказывают о своих хобби — как о чём-то интересном и важном, а не лишнем, постыдном, о чём приличному воину лучше молчать. Всё получается полезнее, чем казалось: внезапно выясняется, что несколько ребят с удовольствием займутся изготовлением мебели взамен разрушенной, а кое-кто готов частично взять на себя пошив одежды, которую сейчас заказывают в городе у портных. Качество таких услуг вызывает вопросы, но Саша охотно соглашается, ведь дело тут не в качестве. Если уж эти жабы выносят тяжёлую опасную работу, которой даже не хотели, — пусть хоть как-то радуются жизни и чувствуют себя нужными.
В этот период случается ещё одна атака твари, которую отражают легко, без убитых и практически без раненых, несмотря на не до конца отстроенную башню. Да, признаться, та гигантская жужелица изначально казалась какой-то хлипкой; тем не менее, такой лёгкой победы вряд ли кто-нибудь ожидал. Особенно Грайм, который, кажется, начинает после этого и вправду уважать Сашу.
Что не отменяет того, что работа с его поведением — та ещё заноза в заднице. В своих солдатах он видит прежде всего посредственных воинов — и это непоколебимо, и с этим не выходит ничего сделать; он готов лгать, лукавить, выдумывать фальшивые комплименты — но только не раскрыть наконец пошире единственный глаз, чтобы увидеть в них личностей, в каждой из которых есть сильная сторона и возможность принести пользу. И от того нездорового, злого, отчаянного перфекционизма, что он применяет к способностям и идеалам себя и других, Саша то и дело сама начинает задыхаться.
— Так. Ещё раз. Подумай об Алексе и скажи о нём что-нибудь хорошее.
— Когда мы защищались от трёхглавого дракона, он плеснул мушиной настойки в пасть только одной из трёх голов. Спалило дотла всего лишь одну комнату.
— Хорошее, а не завуалированный упрёк. Каждый имеет право на ошибки.
— В той битве тяжело ранило троих солдат, один скончался от ожогов, и если бы не этот остолоп, всё могло быть иначе!
— Спокойно. Управление гневом. Считаем до десяти… — Саша вдыхает, закрывает глаза и сама считает аж до пятнадцати. Она устала. Ей сложно спорить с тем, что Алекс тогда повёл себя как остолоп. Что он виноват в ранениях и смерти товарищей. Проблема только в том, что если всю жизнь судить об Алексе по тому случаю — вернее всего, он остолопом и останется.
Иногда Грайм честно считает до десяти. Иногда — сразу вываливает на неё всё, что думает о перспективах своих солдат и современной военной подготовке. После таких сеансов она обычно идёт в тренировочную и палит из лука, пока глаза не начинают слезиться, распаляясь от каждого промаха; либо идёт в таверну и там истыкивает мишени для дартса дротиками по самое оперение, не отказывая себе в жучиной медовухе. Неплохо, если не думать, из чего оно сделано. Впрочем, этому её и в родном мире уже научили фастфуды.
Когда она возвращается в комнату после очередного такого вечера, Грайм спрашивает, не оборачиваясь от стола:
— Я утомил тебя, верно?
В его голосе слышна злая насмешка, и Саша на секунду представляет, как вонзает дротик ему в затылок, по самое оперение. И на всякий случай отворачивается.
— Сама подписалась, — угрюмо хмыкает она. — Знаешь, ещё в темнице успела заметить, что ты не любитель… всего живого.
— Ты в чём-то права в своих методах. Но ты многого не понимаешь. И со мной у тебя не сработает.
— Нет, ну если ты предпочитаешь сдаться… — она не вкладывала в последнее слово какого-то особого смысла, но произнеся, чувствует, как оно нехорошо, вызывающе звенит в тишине.
— Ты многого не понимаешь, — повторяет он. — Ты не видела настоящих воинов и не знаешь, насколько плохи эти. Ты способна любому отбросу внушить, что он герой. Это опасно. Это впечатляет. Этого недостаточно. Отбросы от этого становятся меньшими отбросами, но героями не делаются. Я способен лгать им, но не себе. Я не могу как ты… ноги, руки… как ты там говорила?
— Сам-то откуда взялся такой герой? — выплёвывает Саша, тут же ощутив, что медовухи было несколько больше, чем нужно для таких разговоров.
Грайм отвечает не сразу. И за то время, пока он просто молчит, а она стоит спиной к представителю чужого, чуждого для неё вида, — она очень ясно, отчётливо понимает, что сейчас ей будут лгать.
— Раньше отношение к башне было другим. Правду не скрывали так тщательно. И моя мать… была очень, очень достойным воином.
По его интонации Саша понимает ещё кое-что: если она продолжит расспрашивать на эту тему — не исключено, что он наконец снесёт ей башку. Не исключено, что сгоряча. Не исключено, что потом пожалеет. Но её это уже вряд ли утешит.
Она молча залезает за занавеску, переодевается и падает лицом в подушку. И лишь тогда глухо произносит:
— Подумаю над этим. Спокойной ночи.
Но ещё добрых полчаса ей не даёт уснуть одна простая мысль: когда она покинет башню — всё вернётся на круги своя.
========== 3 ==========
Впрочем, на Грайма на удивление действует это короткое звонкое «сдаться». Он начинает честно лгать — как тогда, в день её незавершённого побега. Выдумывает фальшивые комплименты, берёт из воздуха поводы для похвалы, отчаянно сдерживает гнев. Стену комнаты тем временем частенько утыкивают не какие-то дротики — здоровенные ножи, от души вонзенные по самую рукоять.
Но в целом всё это — явно лучше, чем было. Саша решает не вмешиваться. Тем более, появляются новые проблемы.
Атаки происходят ещё дважды. На первый раз — та же хищная цапля, на этот раз одна, и Саша видит в действии схему с полной тишиной и дальнобойной пушкой: с врагом и правда удаётся расправиться быстро и без ущерба.
Вторая атака внезапно происходит на следующий день, и твари появившиеся на этот раз, взрывают воображение Саши. Глядя на мерно жужжащие чёрные шары, стреляющие острыми шипами из чёрного металла, она впервые задаёт себе вопрос: откуда эти твари? что они такое? Те, кого она видела раньше, вписывались в Амфибию органично и вызывали вопросов не больше, чем антропоморфные жабы, но сейчас…
Шаров, по счастью, всего трое, они невелики размером и их легко удаётся сбить с помощью стрел, а на земле — уничтожить при помощи керосина и спичек, сжечь их уязвимое, мягкое, спрятанное за шипами тело. Двоих Саша поджигает самостоятельно, и один успевает перед смертью пронзить шипами ей плечо; впрочем, сама виновата — слишком уж старалась подобраться поближе, чтобы наверняка; заигралась, словом, в Наташу Романофф.
Медбрат обрабатывает ей рану — строго по её инструкции, с огромной опаской прикасаясь к человеческому телу; не самыми подходящими для людей медикаментами, ну да что уж там. Глядя на неё так, будто она при смерти, он предлагается остаться на ночь в лазарете; необходимости в этом нет, но выслушивать от Грайма критический разбор сегодняшнего боя Саша не хочет совершенно, и соглашается.
На соседней кровати лежит Рик, ещё один солдат, которому, в отличие от неё, изрядно досталось сегодня — перебинтована едва ли не половина тела. Однако стоит медбрату выйти вечером из палаты, оставив их одних, как он поворачивается к Саше и оживлённо восклицает:
— Ну какие были твари! Могла ты такое представить?
— Да уж, не могла, — честно отвечает Саша, мысленно удивляясь звенящему в его голосе восторгу. Он что, несостоявшийся зоолог, или ещё кто?
— Я только однажды таких видел, ещё в начале прошлого года. Кстати, мне так и не удалось понять, из какого металла сделаны их шипы. Отдавал такой знакомому алхимику, он говорит, что это просто разновидность свинца, но он, по-моему, что-то перепутал…
— Откуда эти твари? — озвучивает она наконец вопрос, которым стоило бы задаться много раньше. Нет, не зря в школе говорили, что с мозгами у неё так себе, несмотря на отличные оценки и популярность.
— О, точно этого никто не знает, — охотно отвечает Рик. — Ну или, во всяком случае, никто не сознаётся. Поговаривают разное. Что это мутанты, что они из другого мира, как ты, что они свалились с небес, что они просто живут в каньоне, а мы недостаточно изучили наш мир, чтобы объяснить это с точки зрения науки… Кое-кто говорит, что это кара божья. Ну, в богов я не верю, а вот над вариантом про другой мир теперь призадумался… У вас в мире таких не встречалось?
