— За комплимент спасибо, но…

— Если хочешь, можешь вернуться в темницу. Впрочем, там, насколько я помню, нет стены. Возможно, это тебя не остановит?

Саша оглядывает комнату. В принципе, места тут немало, и если устроиться в углу и соорудить что-то вроде занавески, можно даже обеспечить себе нечто отдалённо похожее на личное пространство. По меньшей мере, здесь чисто, сухо и тепло, даже немного жарко, и здесь её еду едва ли будут воровать жуки; близость Грайма, конечно, настораживает, но проблема, в конце концов, обоюдная…

— Да нет, пожалуй, остановит. А тебя не остановит то, что я могу убить тебя во сне?

— Не остановит. Я крайне чутко сплю, а вот ваш вид не может этим похвастаться. Да и зачем тебе это нужно? Что бы ты ни видела, мои солдаты не простят тебе моей смерти.

Звучит пафосно и довольно оптимистично, но Саша воздерживается от комментариев. В конце концов, она тут недавно, и информации у неё маловато.

— Твоих солдат не смутит то, что мы спим в одной комнате?

В ответ она получает такой взгляд, изумлённый и презрительный одновременно, что мигом вспоминает: как бы ей ни улыбались, как бы её ни любили, она здесь — существо, и едва ли кто-то воспримет её иначе.

Но это и к лучшему.

Из обрывка найденной где-то в руинах простыни ей удаётся сделать подобие занавески; спрятавшись за ним, растянувшись на жёсткой импровизированной постели, Саша очень надеется мгновенно вырубиться — но мозг её подобным не радует. Сомнения и противное чувство вины, весь день сидевшие где-то в глубине сознания, радостно вылезают наружу и вцепляются в неё крепко, точно пара питбулей.

Что сейчас с Энн и Марси? Ей точно стоило здесь оставаться?

Конечно, она просидела в темнице полтора месяца, и едва ли кто-то из подруг именно сейчас балансирует на волоске — вернее всего, они либо сумели обустроиться в этом мире, либо уже погибли. Конечно, здесь, будучи диковинным существом из другого мира, она не просто слаба — она ничтожна; ей нужно заручиться связями, поддержкой, возможно, властью, и предложение Грайма в этом плане — неслыханная удача.

Но всё равно она не может отделаться от чувства вины. Не может отделаться от ощущения, что они не выберутся отсюда без неё — наивная, охочая до внимания Энн и замкнутая хмурая Марси. Саша всегда была среди них негласным лидером, чувствовала себя кем-то вроде их старшей сестры — очень, очень фиговой старшей сестры, которая зовёт покурить и выпить, подбивает на магазинные кражи и учит кататься на бамперах машин, но… какой есть. И она, именно она, должна была это предотвратить. Не вестись на глупые легенды о волшебной шкатулке. Вообще с этим не связываться. А если уж связалась — то она, именно она должна теперь вытащить их отсюда…

Она достаёт из кармана фотографию и в тысячный раз смотрит на неё, сглатывая ком в горле.

— Потерпите, девчонки, — беззвучно шепчет она.

А после отворачивается к стене и усилием воли заставляет себя заснуть.

========== 2 ==========

Подобно тому, как башню медленно, тщательно, по кирпичику отстраивают заново, Саша выстраивает свою новую жизнь в Амфибии.

Ну хотя ладно. Не то чтобы медленно, не то чтобы особо тщательно — потому что время не ждёт, потому что башня в полнейшей боевой неготовности, а новая атака тварей может случиться в любой момент. И с Сашиной жизнью — примерно та же история. У неё мало времени на то, чтобы добиться здесь уважения и власти, — с учётом того, что её подруги чёрт знает где, чёрт знает в каких условиях и не исключено что ждут помощи; так что ознакомительную часть приходится делать настолько сжатой, насколько это возможно. Она работает день и ночь; впрочем, после сырых стен темницы, где единственным источником связи с миром были беседы с охранниками, — ей это определённо нравится.

За пределами башни свою принадлежность к совершенно иному виду, конечно, светить не стоит: не ровен час прибьют, приняв за диковинного монстра, или отправят куда-нибудь на опыты. Поэтому в первый же день Саша достаёт на складе просторный плащ с капюшоном — закутавшись в него, издали она вполне сойдёт за обитателя Амфибии, если не вглядываться, — и отправляется в город, надеясь, что вглядываться будут немногие.

Одну из охранников она убедила в своё время оставить военную карьеру и заняться делом мечты — шить одежду; и когда Саша заходит к давней знакомой в мастерскую, та встречает её, как родную. Глядя на счастливый блеск в чужих глазах — реально чужих, непривычных, жабьих, с вытянуто-острыми вертикалинами зрачков — Саша на секунду думает о том, что возможно, попала в этот мир не напрасно; возможно, чью-то жизнь здесь она и вправду сумеет сделать лучше, и в этом есть какой-то смысл.

И тут же отгоняет эти мысли. Как бы то ни был, главный смысл её пребывания здесь — в том, чтобы вызволить отсюда себя и подруг и накрепко усвоить, что незачем лапать всякую странную старинную рухлядь. Остальное третьестепенно.

Арианна споро снимает с неё мерки, оживлённо зарисовывает фасоны, о которых рассказывает Саша, попутно расспрашивая её о моде чужого мира. Не исключено, что после этой беседы у жаб зародится парочка новых трендов, невольно думает Саша. Затем Арианна направляет её к своему знакомому кузнецу; тоже приятный, добродушный малый, он с любопытством, но без всякого отвращения разглядывает человеческое тело, принимая заказ на лёгкие гибкие доспехи. Ей в Амфибии следует делать ставку на ловкость, а не на силу — это Саша поняла сразу, ещё после первой схватки.

Впрочем, и с точки зрения силы молодой, спортивный человек будет явно сильнее среднего жителя Амфибии, и даже, пожалуй, средней жабы. В этом плане ей чертовски повезло с миром. И самое время сказать спасибо мамочке — за то, что с детства талдычила, что жизнь успешной девушки невозможна без спорта; да и себе — за то, что успела познакомиться с борьбой и фехтованием вместо бессмысленных танцев.

Саша жадно осваивает содержимое местной оружейной. Со стрельбой дело идёт так себе, что неудивительно — раньше она ничем подобным не занималась; а вот ближний бой на первый взгляд кажется проще, чем она ожидала. С теми обитателями башни, что согласились с ней потренироваться, она дерётся, к своему удивлению, практически на равных; и… и да, пожалуй, слишком расслабляется. Что отчётливо понимает, повстречав лопатками пол спустя меньше чем полминуты первого поединка с Граймом.

— Тело вашего вида неплохо приспособлено для битвы, но не зарывайся, — сухо произносит он, глядя на неё сверху вниз. И проводит кончиком меча по её щеке, оставляя царапину — совсем неглубокую, но обидную, явно демонстративную.

Саша пружинисто вскакивает на ноги, едва он убирает оружие, нарочно не касаясь щеки, несмотря на то, что кровь сочится по лицу.

— Кстати, когда тебя любят, тебя часто не хотят огорчать. Учитывай это в оценке своих способностей.

Царапина оказывается впоследствии предательски заметной, но в глубине души Саша благодарна Грайму за урок. Что не мешает ей на следующий день бесшумно — как ей кажется — подкрасться к нему ночью и приставить кинжал к широкой жабьей шее.

Грайм распахивает глаз практически мгновенно, и она впервые видит, как его губы растягиваются в улыбке:

— Я в тебе не сомневался.

Мгновение — и он, мастерски уйдя из-под кинжала, вскакивает, выставив вперёд внезапно появившийся в руке меч; но Саша, ощущая себя гораздо свободней без непривычных ещё доспехов, уворачивается от выпада. Внезапная схватка продолжается несколько минут; в итоге Саша, продолжая петлять и уходить от атак, добирается до двери, демонстративно её приоткрывает, и Грайм опускает оружие.

— Будем считать, что ушла. Хорошо.

Разумеется, Сашино упрямство после этого остаётся только раззадорено. На следующую ночь она — предварительно пролежав не меньше часа, прикидываясь спящей, — предпринимает вторую попытку, с тем же результатом. Кажется, Грайм действительно обладает слухом столь чутким, что слышит малейшее её движение и при этом просыпается, никак не выдавая себя.