Был канун 1989 года. В пакете предательски позвякивали бутылки с шампанским. Дойдя до подъезда я нащупала в кармане ключи. Поднялась на лифте и открыла дверь. Я снова была дома… как и вчера. Но вчера я была в прошлом, а сейчас в настоящем. Том самом, где мне предстоял финальный аккорд. Финальный прыжок. Любопытно, а в этом году он соблюдет традицию и приедет сюда? Уверенности не было — он ведь недавно женился, но звериное чутьё мне подсказывало, что он почувствует и обязательно придёт. А пока-мыть фрукты, открывать шампанское, и слушать сказки Михаила Сергеевича.

На часах было два часа ночи, когда я, изнеможённо упала на кровать. Шампанское, прыжок и разочарование смешались в гремучий коктейль и отобрали у меня последние силы. Собственно, а на что я рассчитывала? Я вгрызлась в угол подушки и беззвучно рыдала. Нервы. Эмоции. Рухнувшие надежды… Я планировала истязать себя упреками и рыданиями до утра, но заснула слишком быстро. Я не слышала, как в замке повернулся ключ. Не слышала мягкие шаги. Не видела, как в комнату осторожно зашёл мужчина и замер возле кровати…

Утром я проснулась от того, что нечеловечески хотела пить.

«Старею, — подумала я, тщетно пытаясь осознать — где я нахожусь, — Прямо по Пастернаку «Какое милые у нас тысячелетие на дворе?»

Однако, мне было так уютно и тепло, что открывать глаза и идти на кухню за водой мне отчаянно не хотелось. Я попыталась перевернуться на другой бок и вдруг осознала, что я в постели не одна. Крепкие мужские руки обнимали меня. Паника… Я аккуратно открыла левый глаз. Длинные пальцы… Это был он! Это неожиданное открытие тут же победило и жажду, и головную боль. Но как? Когда он пришел? Почему я не слышала? Почему он не разбудил меня?! Мой мужчина заворочался, а потом замер.

— Это не сон?! — отлично. Паника у обоих.

— Похоже, что нет… — ответила я и все же повернулась на другой бок.

— Но как? — только и смог вымолвить он.

— Тот же вопрос я бы хотела задать тебе.

— Я вчера приехал сюда часа в три ночи. Наверное на такси. А может быть меня кто-то из друзей привёз. Во мне была бутылка виски и я плохо соображал. Я решил сразу лечь спать. Зашёл в комнату и увидел тебя спящую. Решил, что ты — галлюцинация, но такая желанная и долгожданная. Поэтому я просто залез под одеяло и уснул… Странный виски. Я уже протрезвел, а видение все ещё тут…

— Я — не видение. Я вернулась.

Он долго смотрел на меня ошалевшим взглядом.

— Не верю!

— Тебя ущипнуть? — он кивнул и тут же вскрикнул от боли.

— Больно же!

— Зато наглядно. Я тебя оставлю на пару минут — очень уж пить хочется…

— Вот уж нет. Ты сейчас уйдёшь на кухню и исчезнешь. Я пойду с тобой.

— Прости, а в туалет ты тоже пойдёшь со мной?

— Конечно! Если ты галлюцинация, то тебе все равно, а если нет — то что я там не видел?!

— Ну пошли тогда, — и я решительно встала с постели.

Мы стояли на кухне и пили обжигающий кофе. Мы смотрели друг на друга и молчали. «Для неё прошла ночь, для него три тысячи лет» опять зазвучало рефреном в ушах.

— Это правда ты? Правда моя? Правда вернулась? — он сделал шаг ко мне, но остановился и замер на месте.

— Правда, — ответила я и подошла к нему близко близко. Долго и пристально посмотрела в его широко распахнутые васильковые глаза. Встала на цепочки и поцеловала его. Как тогда. В первый раз. Он так же оторопел и заморгал часто-часто, — Прости. Не сдержалась. Я не должна была…

— Ты о чем? -почти закричал он и впился в мои губы. Потом, чуть ослабив хватку, начал осыпать мои щеки поцелуями и шептать, — Милая… моя… моя милая… я не верю… это правда ты… это не морок, не галлюцинация? Это ты… снова… в моих руках. Как же я скучал. Бог знает, как я скучал…

— И я знаю, милый. Но прошла пора разлуки. Я в родной вернулась дом.

— Когда ты вернулась?

— Вчера, — честно ответила я.

— И сразу ко мне?

— Да…

— Но почему? Почему за все эти годы ты ни разу не написала мне? Не позвонила?

— Я не могла, — и это тоже было правдой.

— Но… сейчас… ты же больше не оставишь меня?

— Это зависит только от тебя.

— Если так, то я запру тебя здесь навсегда.

— Жестоко…

— Зато я буду знать, что ты не исчезнешь. Не растворишься.

Его пылкую речь прервал звонок в дверь.

— Кто бы это мог быть? — нервно сказал он и пошёл открывать.

На пороге стояла его жена. Нынешняя. Она была красива. Очень. В длинном сером зимнем пальто с меховым воротником. Она улыбалась. Она ещё не знала… Она смахнула снег с густой чёлки и спросила:

— Быть может предложишь мне войти?

— Нет.

— Как это?

— Вот так. Прости, но ты не вовремя, — голос его стал жёстким, с явным привкусом металла.

— Что значит «не вовремя»?! Ты сбежал из дома в разгар новогодней ночи. Я, как последняя дура, развлекала твоих друзей. А сейчас ты говоришь мне, что я не вовремя?

— Да. Ты не вовремя, — и он попытался захлопнуть дверь.

— Нет! — откуда в такой хрупкой женщине столько силы? — Ты мне все объяснишь прямо сейчас. Жена я тебе или нет?

— Уже нет, — флегматично ответил он.

— Что???

— Вернулась та, что была, есть и будет моей законной женой в этой жизни и всех последующих.

— Что за бред ты несёшь? Ты пьян?

— Я трезв как никогда!

— Тогда что за ерунда? Какая ещё единственная?

— Привет? — я показалась из-за его плеча, — Мы, кажется, встречались.

— Ах ты, — она начла задыхаться от ярости, — ты… ты… ты… — потом она глубоко вздохнула, и добавила уже спокойным ледяным голосом, — Катитесь вы к чертям. Оба!

Она сама не знала, как была близка к пониманию природы происходящего. Она, как и Фурия 10 лет назад, слетела вниз по лестнице, осыпая нас проклятиями.

— У меня дежавю, — тихо сказал он.

— У меня тоже. Хорошее начало года, ничего не скажешь…

— Ты зря, прекрасное начало года и новой жизни! У меня тут где-то была бутылочка вина. Кажется 1984 года.

— Весьма символично.

— Что?

— Что?

Мы пили вино из жестяных кружек. На часах было 11 утра. За окном была метель. А мы пили вино, кутались в махровые халаты и молчали.

— Камина не хватает…

— Что?

— Говорю, был бы тут камин — можно было бы, закрыв глаза, представить, что мы где-то в Швейцарии.

— Ты был в Швейцарии?

— Нет, но очень хотел бы побывать…

— Ну да, с твоим уровнем английского для тебя открыт весь мир.

— Теоретически. А фактически мир закрыт. Для каждого из страны Советов.

— Это только пока.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты правда не чувствуешь тот запах свободы, который тебя так опьянил в Израиле?

— Честно говоря чувствую, но предпочитаю молчать об этом. Я вообще предпочитаю молчать. Я знаю, что грядут великие перемены… Худрук в театре как с цепи сорвался. Стал параноиком. Ему везде видится измена, переворот. Изводит всех. Мне предложили перейти в другой театр, но мне так жалко… здесь я прослужил почти 30 лет. Председатель Минкульта пообещал мне небольшой камерный особняк на Арбате под мою творческую мастерскую…

— Твой театр…

— Это очень громко сказано… студия единомышленников скорее.

— И много их, единомышленников?

— Их количество уменьшается с тем, как увеличивается моя популярность… не до творчества сейчас. Люди выживают.

— То ли ещё будет…

— Ты о чем? Ты говоришь загадками.