Литмир - Электронная Библиотека

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далёком отголоске

Что случится на моём веку́.

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси́.

Если только можно, Авва, Отче,

Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю Твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль.

Но сейчас идёт другая драма,

И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, всё тонет в фарисействе.

Жизнь прожить — не поле перейти.

Третий звонок.

— Ну что ж, пора. С богом.

И он ушёл в центральную кулису. Вспышка света и моя гордость, финал:

ГОЛОС 1: Мамаша, поздравляем, мальчик у вас!

ГОЛОС 2: Ух, как голосит! Певцом будет!

ГОЛОС 3: Или актером.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Да хоть прокурором! Главное, чтобы был здоровым и счастливым.

Зал взорвался бурными аплодисментами. Казалось, что громче всех аплодировала я. Это было фантастически и гениально! Я знала, какой смысл я вкладывала в свою пьесу, но какой смысл вложил он… какой драматический и, даже, трагический смысл. Как он рассказывал об убийстве, как он страдал в этот момент!

И сразу, без паузы, зажегся свет, исчезла кулиса. На сцене стояло кресло и рояль. Зал взорвался просто оглушительными аплодисментами, когда на сцену вышел он. Кто-то уже дарил цветы, кто-то кричал «браво», но весь зал, в едином порыве, встал. Ему было неловко. Он, еле заметно нахмурился и уши запылали… как тогда… там… на Баррикадной… в другой жизни и другом столетии… а что если все наши прошлые жизни мы не помним именно из-за этой тоски по времени, которое уже не вернёшь?.. время уходит… но у нас был шанс обмануть время, раз уж судьбу мне удалось обмануть.

— Спасибо, спасибо, спасибо! Мне очень приятно, что вы так тепло приняли эту работу. На самом деле это не моя заслуга, а заслуга драматурга. Спасибо ей — здесь есть, что сыграть, — ну вот опять. Он хвалит всех, кроме себя! — И раз уж пьеса такая необычная, интимная можно сказать, Исповедь как никак, мне захотелось сделать третью часть — это разговор с вами, со зрителями. Что вы почувствовали, что поняли, над чем задумались. Мне это очень важно, как и важна сама пьеса. Она часть меня. Она моя. Но сейчас не об этом. Мои прекрасные помощницы, актрисы нашего театра, подойдут к каждому из тех, кто захочет задать вопрос, с микрофоном. Можете задавать вопросы без микрофона. Как вам больше нравится. Ну что? Начнём наш театральный эксперимент? Слово вам, господа критики. Кто начнёт?

Молодая девушка робко подняла руку.

— Скажите, а это правда, что пьесу написала Ваша вторая жена специально для Вас?

— Правда, — голос его дрогнул.

— А это правда, что она пропала без вести?

— Правда. Но знаете, я верю, что мы с ней обязательно встретимся. Хотелось бы в этой жизни, конечно, но там уж как получится.

Потом заговорил тучный мужчина, оказавшийся депутатом.

— Вы, наверное, модернизировали сценарий…

— Пьесу, — мягко поправил он.

— Ну да, пьесу. Просто если она написана в конце семидесятых — как там может быть про крах СССР и шальные девяностые?

— Я ни слова не изменил в ней. Только имя.

— Но как?

— Я сам задавался этим вопросом. Пьеса пролежала в ящике моего стола без малого 40 лет прежде чем я дорос до того героя, от лица которого говорю. И мне приятно думать, что эта постановка подарок для той, которая была со мной так мало, но оставила такой неизгладимый след в моей душе…

Были ещё какие-то вопросы, но я их уже не слышала. Я готовилась заклать свой. И вот ко мне идет девочка с микрофоном. Ей не сложно-я сижу близко к проходу.

Я встаю.

Он пока не видит меня. Свет бьет в глаза.

— Скажите, в Вы верите в чудеса?

— Да, Вы знаете… — и замолкает на полуслове. Всматривается в зал и бледнеет. Потом берет себя в руки. Глубоко дышит… по залу ползёт шёпот «Ему плохо», «Врача», — Не нужно Врача. Все в порядке. Однако, могу ли я попросить ту, что задала этот вопрос, подняться ко мне на сцену?

И теперь уже весь зал прикован ко мне. Почему я? Я же одернула юбку и, с букетом наперевес, направилась к левой лестнице, ведущей на сцену. Я шла как на эшафот. Сотня зевак наблюдали за мной. А я шла, четко чеканя шаг ватными ногами. И вот лестница позади. До него остаётся 15 шагов. 14-13-12-11-10-9-8-7-6-5-4-3-2-1-… он… любимый… родной… единственный… он смотрит на меня изумленными глазами. Видимо тоже принял за дочь той, кого любил много лет назад. Принял меня за мою дочь… Вечер перестаёт быть томным… он молча изучал меня чуть больше минуты, а потом сказал:

— Этого не может быть… и голос… и внешность… и походка… это невозможно… — и вдруг догадка заставила его задрожать, — Вы её дочь? Наша дочь?

— Позвольте я все объясню Вам после окончания Вашего вечера. Елизавета Семёновна уже взялась проводить меня к Вам.

— Да, да, — он смутился, потом взял меня за руку и обратился к залу, — Друзья. Это совершенно не запланированное событие, хотя, признаюсь, его бы стоило включить в рисунок пьесы. Перед Вами дочь той, кто написал эту пьесу. Дочь той, кого я любил, люблю и буду любить всегда. Вот такая вот исповедь получилась… а сейчас прошу Вас прекрасная леди, сеньора, фрау, мисс вернуться в зал и действовать строго в согласии с договоренностями с Елизаветой Семеновной, — и он загадочно подмигнул и мне, и женщине-билетёрше.

Он проводил меня взглядом, запомнив моё место. Теперь, в паузах, я постоянно ловила его взгляд на себе. Было ещё несколько вопросов по пьесе. Несколько о личной жизни. А потом кто-то просил его спеть.

— Вы знаете, я не певец, — зал зааплодировал, давая понять, что оценили его шутку, — Но много лет назад одна девушка прочла мне стихотворение, которое запало в душу. Я долго не мог вспомнить автора. И буквально несколько лет назад, на одном из телеканалов я услышал эту песню. Исполнял её известный певец, бывший солист одной популярной группы. Я позвонил ему с просьбой исполнять эту песню на творческих вечерах. Он же подарил ее мне. Поэтому, маэстро, музыку.

Да, не приходилось мне слышать нежнолюбимую под аккомпанемент рояля… и опять он проживал все то, что пел. Потом было ещё пару песен из его репертуара и…

— Мой близкий друг, Борис Гребенщиков, однажды, выслушав историю моей любви, написал песню. Я её хочу сегодня исполнить для вас.

«Я связан с ней цепью — цепью неизвестной длины:

Мы спим в одной постели, по разные стороны стены.

И все замечательно ясно, но что в том небесам?

И каждый умрет той смертью, которую найдет себе сам.

У нее свои демоны и свои соловьи за спиной,

И каждый из них был причиной, по которой она не со мной.

Но под медленным взглядом икон, в сердце, сыром от дождя,

Мне сказали, что я не виновен, а значит, что я не судья.

Так сделай мне ангела, и я покажу тебе твердь,

Покажи мне счастливых людей, и я покажу тебе смерть.

35
{"b":"676548","o":1}