Чевбет пожал плечами:
— То было другое время и другое дело. И я не сразу завоевал их доверие. Вам же придется ещё долго стараться…
Арека мотнула головой.
— У меня. Нет. Времени, — произнесла она сквозь зубы. — И у них тоже. И вообще ни у кого. Если бы хоть кто-то из нас был поумнее…
Она не договорила — просто не сумела придумать, чем закончить — и бросилась вон из класса, побежала вниз по лестнице. Чем ниже она спускалась, тем выше поднимала голову гордость и тянула за собой злость. «Вы у меня ещё увидите! — грозила мысленно Арека. — Я вам устрою!»
— К герцогине! — рявкнула она на кучера и захлопнула дверцу, отрезав себя от кланяющегося на прощание дворецкого.
Зацокали копыта, закачалась карета, и в полумраке Арека продолжала скрипеть зубами. Старалась гнать подальше мысль, что просто завидует детям, которые увидят дворец изнутри задолго до неё, фаворитки короля.
2
Трудно вести себя, как взрослая, когда по-детски хочется прыгать от восторга. Сагда ненавидела вампиров. Сагда надеялась, что однажды все эти твари издохнут, а те, что останутся, будут жить в клетках, и каждый, кому захочется, будет смотреть на них и смеяться, показывая пальцем: «Вот, вот эти выродки когда-то держали в страхе всех людей!»
Сагда не сразу научилась этой ненависти. Она преклонялась перед вампирами с далекого детства, так было принято, так полагалось. Потом, оказавшись в бараке, потеряв отца и мать, она горевала, но в глубине души верила, что вампиры знают, что делают. Что так зачем-то нужно. Это ведь они — большие и умные, они — хозяева. А она — маленькая глупая девчонка, которая только и может, что собирать пирамидки из камешков.
Но уже тогда, слушая тихие, вполголоса, разговоры, она обнаруживала и у себя в душе ростки недовольства и злости. Зрело разочарование. Мир, в который она верила, предал ее. Ничто больше не работало, как прежде, и нужно было найти нечто новое, неискоренимое, незыблемое, во что можно верить.
И судьба подкинула ей Унтиди. Перепуганную девчонку, вцепившуюся в ворох измятых бумаг с рисунками. Откуда взялось в малышке столько смелости? Поначалу эта смелость пугала Сагду. Как можно решиться ненавидеть вампиров?! Но прошло не так много времени, и живая, звенящая ненависть нашла путь к её душе, пролилась слепящим светом на крепнущие росточки недовольства, и теперь там стоял лес.
Ненавидеть врага проще и приятнее, чем искать оправдания тому, в кого веришь.
Но враг опасен, и он всегда может нанести удар. Внезапный, незаметный, непредсказуемый, и оттого невыносимо подлый удар. Вечером, накануне, староста барака вернулся с собрания и заявил: «Его величество отдал приказ дворец отдраить. Там, на ямах, кто не занят, — дуйте с утра пораньше к воротам, отвезут. Бабы — все…»
Он что-то ещё говорил, но его уже не слышали — поднялся крик. Услышав слово «дворец», все дети, даже Сагда, позабыли о минувших голодных годах, о погибших друзьях и родных, о тяжелом труде и непонятном будущем. Они вновь стали детьми, которым рассказали сказку. И, хотя споры затянулись за полночь, они выбили себе разрешение.
«Только смотрите мне, — снова и снова повторял староста, тряся пальцем. — Баловаться не вздумайте. Там одну тарелку кокнешь — всё, сразу бошку оторвут, а остальных заставят кровь смывать».
Когда Сагда засыпала, на её лице мечтательная улыбка то и дело сменялась злобной гримасой. Она понимала, что её «купили», не желая покупать. Но говорила себе: «Это просто дворец. Я просто хочу посмотреть. Его ведь построили люди…». И ей казалось, что все те, кто ходил в школу, сейчас думают так же. Чувствуют себя немножко предателями, немножко преданными, и самую чуточку — детьми, которые с нетерпением ждут сказки.
Только Унтиди не боролась с собой. Всегда прямая и непреклонная, она и сейчас только хмурилась. Унтиди ждала драконов, которые испепелят вампиров. И чаще всего выражение её лица говорило: «Ну что же они так долго?»
Койки Сагды и Унтиди соприкасались изголовьями. Когда погасили свет, Сагда протянула руку и коснулась плеча подруги. Сердце успело торопливо стукнуть пять раз, прежде чем Сагда ощутила ответное прикосновение. Слов не потребовалось, обе поняли, что они вместе. Хотя и не могут испытывать одинаковых чувств всегда.
Наверное, Унтиди предпочла бы утром отправиться в школу — никто ведь не заставлял её работать — но в этот день занятия должна была вести Арека. Выбирать между пустым дворцом и вампирской прислужницей долго не пришлось.
И вот наступило утро. Баронет, зевающий у ворот крепости, прекратил зевать и вытаращил глаза на идущую к нему толпу. Повернулся и что-то сказал мужику, поправлявшему сбрую у лошади. Тот побежал передавать приказ. Повозок нужно было больше. Сборы затянулись, но когда шесть повозок отправились в путь, унося галдящую ребятню в сопровождении пары десятков хмурых взрослых, солнце ещё только заползало на небо.
Мёртвый город заставил всех примолкнуть. Зрелище было тяжелое, страшное. В молчании добрались до площади, полюбовались огромной бочкой, к которой вела лестница.
— Зачем это? — удивилась Сагда.
Унтиди пожала плечами, но по глазам было видно, что она уже представляет, как эту дрянь спалят огнем драконы.
Бочка осталась позади, вереница повозок повернула, слушаясь приказа баронета, скачущего впереди, на лошади. Немного извилистых улочек. Дома сделались богаче, красивее и живее. Рядом с ними громоздились такие же деревянные пристройки-бараки, как у его величества. Люди выходили оттуда и смотрели на проезжающих. Дети махали руками, но их провожали пустыми взглядами. Может, думали, что везут их на смерть?
Наконец, дома закончились, и дорога углубилась в лес. Наверное, лес. Очень уж он был ровный и ухоженный, деревья будто по веревке высаживали. Сколько Сагда ни смотрела, так и не смогла понять, что же ей в этом «лесу» не нравится. Наверное, то, что его устроили по указанию вампиров. И дорога была слишком уж неестественной. Каменная, с аккуратными бортиками, не дающими фальшивому лесу подступиться. Однако доро́гой, видно, давно никто не занимался, и в одном месте Сагда заметила трещину в камне, через которую пробивалась весёлая зелень травы, торжествуя над серым камнем. Эта мелочь подняла Сагде настроение. Улыбнувшись, она повернулась к Унтиди и встретила её взгляд, с ответной улыбкой. Кажется, она тоже увидела травинку. Все-таки они на многое ещё смотрели одинаково.
Дорога вильнула, впереди забрезжил просвет. Не одна Сагда — все привстали, вытянули шеи, торопясь разглядеть обещанное диво. Настоящий дворец, как в какой-нибудь сказке! Лишь Унтиди, да ещё несколько ребят из старательского поселка сидели, насупившись. У них не было сказок про дворцы, а когда появились, в них дворцы разносили в щепки драконы.
Дворец возникал постепенно. Сначала Сагда увидела резные колонны, блестящие на утреннем свету. Потом — стены. Поначалу в голове даже не отложилось, из чего они. Внимание привлекли огромные окна первого этажа. Взгляд устремился вверх, к окнам поменьше, задержался на венчающем здание цилиндре из голубого мрамора. Цилиндр сиял, слепя глаза, и Сагда, заморгав, поспешила отвернуться. Теперь её внимание привлекли лестницы. Она слышала о том, что ко дворцу ведут четыре лестницы, по числу сторон света, и теперь видела две из них. Со сторонами света у Сагды было трудно, поэтому она для начала прикинула, в какой стороне крепость, потом вспомнила, куда тыкал пальцем Ринтер, голося о страшной угрозе с востока, и, мысленно повернувшись так и этак, пришла к выводу, что они подъезжают с северной стороны, а слева, стало быть, восточная лестница.
Повозки свернули, не доезжая лестниц. Сагда проводила взглядом дивное строение. Всё ещё не верилось, что им дозволят туда войти, пусть даже и ради уборки.
Баронет остановился посреди небольшой площади, по краям которой стояли приличного вида, но все же простые, человеческие домишки и постройки. Стрельнув взглядом, Сагда отметила, что здесь, видно, были конюшни и жилища слуг, и ещё всяческие хозяйственные помещения.