За две недели, прошедших после ареста Аркадия Родионовича, многое изменилось. Гестаповцы узнали, что «завербованный» русский рабочий Органов — известный советский ученый, крупнейший специалист по радиолокации. Органовым заинтересовались в канцелярии рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Об Органове стало известно в генштабе.

…О том, что Органов находится в Германии, стало известно и далеко за океаном. Так же, как и в канцелярии рейхсфюрера СС, о нем ждали сведений и в Пентагоне. Полковник Локк поручил своему агенту — эсэсовскому офицеру Рамке — установить точное местопребывание русского ученого. Между тем, в гестапо тоже не теряли времени…

Майора Шницлера вызвали в канцелярию рейхсфюрера. Ему сказали, что поручают очень важное задание — добиться согласия русского профессора работать в одной из лабораторий. При этом Шницлеру намекнули: «Не приведи бог, если он не сумеет выполнить поручения!»

Шницлер серьезно испугался свалившейся на него ответственности. Он даже попытался увильнуть от поручения, но ему очень внушительно сказали, что на этот счет имеется указание самого рейхсфюрера СС.

Шницлеру пояснили, что руководство решило само пока не беседовать с русским ученым, чтобы этим не подчеркнуть, какое значение придается согласию профессора работать на Германскую империю. Майору Шницлеру дали ясно понять, что на него возлагают большие надежды, и он должен вести себя с профессором очень осторожно, ни в коем случае не прибегать к грубости, насилию… «Учти, дело тонкое, — сказал на прощанье Шницлеру знакомый ему следователь из имперского управления. — Не промахнись…»

Когда Шницлер начал было рассказывать следователю, что подозревает Органова во враждебных действиях, то следователь, расхохотавшись, доверительно похлопал Шницлера по плечу: — «Дурак, зачем тебе это? На русском ученом можно сделать карьеру, используй случай…»

Слова следователя из имперского управления крепко запали в душу майора Шницлера. Раздумывая над всем тем, что ему сказали в канцелярии рейхсфюрера, гестаповец понял: если Органов согласится работать в лаборатории как специалист, то может подняться на большую высоту. «А тогда используем это в своих целях», — решил Шницлер.

Прошло уже несколько дней, как майору дали ответственное задание. Однако он все еще не приступал к его выполнению. Шницлер тщательно обдумывал, как лучше начать дело, чтобы не допустить промаха, ведь от этого будет зависеть многое… Русский ученый — натура сложная и, по-видимому, сильная, с таким, как он, гестаповцу не приходилось сталкиваться. Это майор понял с полмесяца назад, когда впервые вызвал к себе профессора на допрос. Слава богу, он уже знал, что перед ним ученый и, словно предчувствуя, что этот русский окажется нужным Германии человеком, не допустил по отношению к нему никаких грубостей. Правда, первый допрос был очень коротким. Шницлер провел его только для того, чтобы получить некоторое представление о человеке, которым заинтересовались в верхах, но Шницлер надеялся, что и эта короткая встреча оставила у профессора хорошее впечатление о нем, майоре Шницлере. И сейчас гестаповец вполне отдавал себе отчет, что положение у него очень сложное. Что тут скрывать, он не знает, как вести себя с русским профессором!

На какой-то миг в маленьких глазках шефа местного отделения службы гестапо мелькнул испуг, Шницлер почувствовал, как трудно стало ему дышать. Он вылез из-за стола и подошел к окну.

Во дворе, растянувшись длинной колонной, под охраной брели русские рабочие. На оплывшем лице гестаповца отразилась злоба: «Вот кто держит в напряжении службу безопасности!» Он вспомнил о недавнем расследовании, проведенном специальной комиссией под руководством ассистента Эрнста Генле. «Черт возьми, старое дело о поломке блоков радиолокационной аппаратуры уже в который раз вызывает у него тревогу. Конечно, не случайно начальство недавно намекнуло ему, что не следует пренебрегать советами таких преданных людей, каким является Герберт Хюбнер!»

Шницлер резко отвернулся от окна у него возникла интересная мысль…

Шеф местного отделения гестапо майор Шницлер интуитивно почувствовал, что нашел именно то, что искал все эти дни. К майору впервые пришла уверенность: «он сумеет выполнить поручение высокого начальства!» Шницлер отошел в глубь кабинета. Маленькие глазки гестаповского офицера стали совсем колючими, в них появился какой-то желтоватый огонек. «Использовать случай… — прошептал он чуть слышно, — случай!» И начал думать о том, как бы сделать так, чтобы не только выполнить приказ из канцелярии рейхсфюрера, но и извлечь из этого пользу для себя лично.

Разговор с гестаповцем вначале вызвал недоумение Органова. Он не мог понять, что от него хотят. Между тем, майор Шницлер продолжал говорить загадками:

— Вами кое-кто заинтересовался в верхах!

— Мною? — Аркадий Родионович пожал плечами. — И что же?..

Нацист многозначительно поднял указательный палец:

— Возможны блестящие перспективы! — и вдруг он в упор посмотрел в глаза ученого: — Что вас интересовало в лаборатории?

Органов не отвел взгляд. Зная, что терять ему нечего, он твердо проговорил:

— На это я не буду отвечать.

К удивлению Аркадия Родионовича, гестаповец не вскочил с места, не ударил. Больше того, майор продолжал оставаться таким же спокойным, он даже любезно улыбнулся.

— Как угодно, можете не отвечать.

Начальник местного отделения службы гестапо предложил русскому ученому сигареты.

— Не курю…

— И отлично делаете. Яд!

Возникла короткая пауза. Делая вид, будто целиком занят раскуриванием сигареты, гестаповец незаметно наблюдал за ученым.

— Собственно говоря, профессор, нам уже все известно, — наконец нарушил молчание Шницлер.

«Все известно? — Органов поднял взгляд на майора. — Зачем же тогда он допрашивает? Не для проформы ведь!..»

— Да, да, профессор, нам все известно. — Продолжал Шницлер. — Ваши товарищи рассудили очень здраво, — и он убежденно заключил: — Жить-то каждый хочет. — С минуту гестаповец молчал, чтобы дать возможность Органову лучше осмыслить всю безвыходность его положения. Затем, придвинувшись ближе к ученому, майор добавил:

— И знаете, профессор, они рассказали нам все. Буквально — все! — Шницлер подождал, что ответит русский ученый. Но профессор молчал. Он не верил ни одному слову гестаповца. «Все это ложь! — заключил Аркадий Родионович. — Ведь майор не назвал ни одной фамилии подпольщиков, не привел ни одного факта…»

— Профессор решил молчать?!

Но и на этот раз Органов не ответил, хотя заметил, что за напускным равнодушием гестаповец старается скрыть кипевшую в нем ярость.

— Ну что ж, будем считать, что об этом известно только нам, — доверительно посмотрев на ученого, отозвался Шницлер. Он прошелся по кабинету. Затем приблизился к Органову, подсел рядом.

— Не могу долго стоять на ногах, подагра проклятая…

Органов спокойно рассматривал кабинет нациста.

— Вы — ученый. И если вы пожелаете, то вам будет предоставлена возможность заняться по специальности. Как видите, несмотря ни на что, мы умеем ценить людей.

Органов насторожился. Последние слова гестаповца, наконец, приподняли завесу. Сомнений быть не могло — ему хотят предложить сотрудничество! Значит о нем действительно знают больше, чем он думал. Дело принимало серьезный оборот. Однако Аркадий Родионович все же промолчал, он ждал, не уточнит ли гестаповец, что хотят от него конкретно?

Между тем, Шницлер расстегнул ворот кителя, вытер платком толстую шею.

— Вам создадут отличные условия работы, профессор, понимаете, отличные! — громко говорил он, почти уверенный, что дело идет на лад.

— Какие условия? Я и так работаю в цехе, — очень спокойно и, казалось, бесстрастно, спросил Аркадий Родионович.

— Профессор, давайте говорить на чистоту, дипломатия — не моя стихия. С ней хорошо управляется доктор Риббентроп, а я — солдат. И я заявляю прямо, да, да, прямо — вы можете принести пользы больше, чем простой рабочий, поэтому вы обязаны работать на Великую Германию.