«Меаллан»… Разве может быть имя вкуснее? Мёд, чистый мёд летнего разнотравья — хотя нет, кажется, что-то ещё? Вино? Берне приходилось его пригубить лишь раз или два, так как отец этого не одобрял — не пристало, мол, юной барышне — но вкус его, раз попробовав, уже не забудешь. Берна покатала звуки на языке, как делал её отец, пробуя вино из очередной покрытой пылью бутыли, раздобытой в подвале. Отец ещё почёсывал при этом бороду и издавал разные звуки — одобрительное мычание или же недовольное «хм», чуть скривив губы. Берна тряхнула головой и снова сосредоточилась на имени. «Меаллан» начиналось, как скромный поцелуй с закрытыми губами, а заканчивалась страстным лобзанием — о котором, Берна, впрочем, знала только в теории. Фамилия «О’Донован» добавляла каплю дёгтя в мёд имени и звучала то ли как отказ, то ли упрёк. Берна решительно вылезла из-под одеяла и разыскала шар. Только для задания Морганы, завопил сэр Зануда, но Берна отправила его… пройтись по саду. С шаром в руках она снова забралась под одеяло, укрывшись с головой, — хоть так рано в спальню редко кто забредал, но рисковать и делиться с кем-то своими видениями Берна не собиралась.
Шар сразу отозвался и потянулся к ней, как клубкопух, учуявший заплесневевший сыр в карманах. Не отпуская свои вкусовые ассоциации, она сделала глубокий вдох — а, пусть горят драконьим пламенем все задания и испытания — и попросила шар показать ей три гейса профессора О’Донована.
Совсем юная версия её учителя возникла в шаре — она еле узнала его, совсем худого, с короткими волосами и без бороды. Отметив где-то для себя, что в молодости он совсем не такой интересный, как сейчас — а без бороды и вовсе чуть ли не бякоклешень, каковых тут полно в школьных коридорах, Берна сосредоточилась на ощущениях, и вкус вина, сильный и хмельной, с кислинкой, так резко появился на языке, что ей сделалось дурно. Преодолев тошноту, она стала смотреть, как юный Меаллан пьёт вино из драгоценного кубка, который ему подала… Кто это ещё? Ведьма была настоящей красавицей — рыжие волны волос, пунцовые губы, призывный, бесстрашный взгляд берилловых глаз. Красавица была зла — просто в ярости: Берна легко узнала металлический привкус во рту. Солнце закатилось в шаре, и кубок Меаллана опустел. Значит, так и есть: первый гейс — не пить после захода солнца, как сплетничают в Хогвартсе.
Про второй его гейс тоже как-то пробегал слух — вроде бы не гладить собак. Ведьма-красавица снова появилась в шаре — вот она скачет на чёрном коне, останавливается — рядом с ней юный Меаллан похлопывает скакуна по шее. Берна ощущает запах конского пота, тёплое прикосновение к мощному телу, шелковистость лошадиной кожи. Странное маленькое существо — лохматое и с длинным носом — появляется в шаре и уводит скакуна в конюшню: Меаллан и к нему протягивает руку, но оно шарахается в сторону. Меаллан смеётся и идёт за ведьмой, за которой также бежит борзая собака — огромная, с длинной мордой и маленькими ушами. Берна знает эту породу — ирландский волкодав. Меаллан тянется и к ней, и собака прыгает на него с радостью, позволяет трепать уши и гладить взъерошенную шерсть. Берна ощущает бархатистость изящных ушей и жёсткость шерсти на боках. Картина резко меняется — вспышка металлического гнева красавицы снова пронзает Берну — Меаллан отдёргивает руки от пса, а конь с громким ржанием поднимается на дыбы. Видимо, не только собак — никаких животных не гладить, отметила с удовлетворением Берна.
Про третий гейс никто достоверно не знал ничего, поэтому все, кому не лень было языком молоть, выдумывали всякую чушь: не есть мясо пятнистых животных, не открывать дверь левой рукой, не летать на метлах с клеймом Райта… Сейчас я узнаю, что там на самом деле, подумала Берна с азартом, сосредотачиваясь на ощущениях. Всё та же красавица выплыла из глубин шара в таком платье, которое отец бы в жизни не разрешил надеть Берне — ибо барышне не пристало. Но этой явно пристало, и платье смотрелось на ней, алое с золотой вышивкой, как на королеве фейри. Может, это она и есть? Ревность кольнула Берну раскалённой иглой, но она прогнала это чувство и вцепилась глазами в видение, ощущая, что сил остаётся опасно мало. Юный Меаллан сидел на полу с кубком в руках и гладя всё того же волкодава, когда красавица опустилась с ним рядом и, забрав кубок из рук, притянула его к себе.
Волна чужого вожделения охватила Берну, напугав её и чуть не загасив Лумос из палочки. Берна порой уже ощущала телесное влечение, но она понятия не имела, что это может быть настолько сильным и подчиняющим волю состоянием. Но Меаллан уклонился от поцелуя, освободил руки, поднялся. Вожделение ведьмы сменилось гневом — тем самым, что Берна ощущала раньше, но теперь она осознала, откуда он взялся. Пощёчина зазвенела в ушах, мир закачался — теперь Берна ощущала то же, что и Меаллан — три сжимающихся вокруг его горла кольца. Женские лица стали сменять друг друга — каждая со своей эмоцией — обидой, отчаянием, ревностью, а также мужские — гневные, поражённые, горящие желанием мести… Столько разочарования, которого можно было бы избежать, но он не мог — ибо его держало кольцо третьего гейса: он не мог отказать женщине, которая его желает.
Руки Берны дрожали, когда она ставила шар на место и забиралась в постель. Может, мне и правда не стоило лезть не в своё дело? думала она. Зачем я это увидела? Теперь уж не развидишь, сказала леди Берна без обычного ехидства, а во рту остался привкус мёда, горечи и металла, который не покинул её и во сне, в котором женские лица становились масками, липнущими к её перекошенному от страха и отвращения лицу.
========== Глава девятая ==========
Из поста «Точки магической бифуркации» Люка де Шатофора
(онлайн публикация 2016 года)
Спонтанные попытки магически отслеживать изменения систем в неравновесных состояниях неоднократно предпринимались волшебниками прошлых столетий, которые отталкивались от популярных со времён позднего средневековья представлений о знаковых полях. В наши дни для выявления закономерностей самоорганизации структур в разнородных системах (как немагических, так и содержащих волшебные элементы) используются синергетический подход и теория магического хаоса. Данные этих исследований послужили основой для недавнего эксперимента по построению фрактальных магических конфигураций, результатом которого оказались крайне интересные по своим свойствам и возможностям, но нестабильные системы. Целью моего исследования является обнаружение точек бифуркации в этих конфигурациях.
Гертруда Госхок, апрель 1348 года
Звуки побудочной волынки всё ещё завывали в голове Гертруды, когда она спускалась утром по парадной лестнице. Давненько мы не просыпались на рассвете и не выбирались на прогулку до завтрака, ворчала Молния, а ведь мало что сравнится с прелестью раннего апрельского утра. Но Гертруда с трудом поднялась даже от неумолимой волынки, и теперь больше всего хотелось вернуться обратно к себе на шестой этаж и забраться с головой под одеяло. Скользкие мраморные ступени сливались перед глазами — Гертруда пару раз чуть не споткнулась и теперь с досадой думала, не превратить ли их в горку с помощью Глиссео, чтобы попросту съехать вниз, как с ледяного склона.
За завтраком она без особого рвения взяла с блюда скон и налила в кружку молока. Совы влетели в Зал, неся утреннюю почту, и перед ней тут же выросла привычная гора писем. Гертруда быстро просмотрела их, и настроение тут же поднялось при виде почерка Кристины. Она немедленно распечатала письмо, сломав печать с единорогом, и принялась читать, похлёбывая молоко. Мелодия голоса Кристины зазвучала в её голове, изгоняя эхо утренней волынки.
Кристина писала о торжестве в Лондоне, при дворе Эдуарда Третьего, которое ей вскоре предстоит посетить вместе с братом, королём Давидом: «Ты себе не представляешь, Гертруда, как мне хочется нынче, чтобы ты отбросила все прочие занятия и принялась за воплощение твоей цели, вложенной в Конфигурацию, ибо количество глупости в мире порой ошеломляет. Вот послушай: уронила некая графиня Солсбери на балу подвязку с ноги — ты уж извини, что я тебе о таких мелочах пишу, но именно они порой служат кормом для глупости. И вот король Эдуард, дабы унять смех придворных, поднял её и заявил, что нечего стыдиться. Ну, нечего и нечего — казалось бы, инцидент исчерпан, но нет — король решает пойти дальше и выдумывает рыцарский Орден Подвязки! И вот именно на бал по поводу учреждения этого Ордена, смысл которого непонятен никому, я и вынуждена отправляться в конце апреля. Надеюсь, что никому не придёт в голову требовать от всех присутствующих дам падения подвязок во время танцев!»
