— Я говорила такое сегодня?

— Ну да, когда дразнилась утром. Так вот, ты права — огонь метафоризировали все, кто брал в руки перо. И это неспроста. Наши сильные чувства охватывают нас пламенем, которым сложно созидать, но разрушать оно готово сразу и всё. Чтобы созидать — тут пламя нужно покорить. Уточнить его на добро, понимаешь?

— Я пытаюсь, но мой мозг сосредоточен на другом. То, что я делаю, требует и ловкости рук, и магии одновременно. Так что я пока отвечу просто «угу» на твой вопрос.

— Хорошо, пусть будет «угу». Бывают ответы и похуже. Кстати, я думаю, что драконы уточняют пламя на добро. Например, когда в него влетают влюблённые фениксы. Или мы с тобой.

— Если Сердцеедка уточнила своё пламя — то лишь потому, что её уговорила Стефания. Нас с тобой она бы сожгла с большим удовольствием, как мне показалось.

— Могла бы просто сказать «угу».

— Угу.

— Вот так лучше! Так или иначе — мы поймали её уточнённое пламя. Мы явно можем сотворить с его помощью что-то необыкновенное. А ещё — почему бы нам не попробовать уточнить Конфринго на созидание?

— И что при его помощи созидать?

— Понятия не имею. Но можно ведь попробовать. И, как с Инферналусом, вложить эту идею в отдельное заклинание.

— Сегодня я не могу тебе возразить, дорогой маг огня без одной минуты. Ещё немного и — твоя руна будет готова.

Седрику вспомнился ещё один трактат Роджера Бэкона, который он прочёл недавно — про озарения. Может, именно озарения и сможет приносить чудотворный огонь? Чудотворный, чудесный, волшебный — слова зазвенели в голове — прозвище «Doctor Mirabilis» закружилось огненным Флаграте, слово «Doctor» оторвалось и улетело куда-то, а «Mirabilis» продолжило порхать искрящейся бабочкой перед глазами.

— Mirabilis… Какое из латинских названий огня с ним сочетается лучше?

— Подожди… секунду. Всё, готово! Что ты спрашивал? Огонь по-латыни? Ignis?

— Ignis Mirabilis!

Внутренняя вспышка накрыла их обоих, а из палочки Седрика вылетело малиновое пламя. Оно промчалось беспрепятственно сквозь защитный купол и рассыпалось над ним синими звёздами с фиолетовыми отблесками. Гертруда без сил упала рядом с Седриком на белый мех, глядя на небо и гаснущие в нём сполохи.

— Нет, ты всё-таки невозможный ученик. Что это ты сотворил?

— Я больше не ученик, дорогая бывшая наставница. Это было заклинание для чудесного огня, и мы сотворили его вместе! Понимаешь?!

— Пока нет.

— Кажется, время для вина пришло.

— Более подходящего времени для вина и не представить, — сказала Гертруда чуть ли не со стоном.

— Эй, Гертруда, поднимись на минуту. Смотри!

На склоне соседнего холма засветились хрупкие фигурки — из нор выбрались танцевать под светилом лунные тельцы. Гертруда перевернулась на живот и восхищенно вздохнула.

— Только мы ведь не побежим собирать их помёт, правда? — прошептал Седрик, наблюдая за хитросплетениями тельцовых танцев.

— Мы вообще никуда не побежим. Будем тут лежать, не двигаясь.

— Немного движений всё-таки придётся совершить.

Седрик, не поднимаясь, притянул к себе свою сумку и достал бутыль и каменную чашу с прожилками.

— Ты наполнила меня магией огня, как чашу — драгоценным вином, дорогая Гертруда. Спасибо, моя госпожа. Merci…

— Твоя чаша и так была не пуста, Седрик, — на самом деле, мы учили друг друга. Впрочем, наверное, так всегда и бывает. Так что спасибо тебе.

Поднявшись на локте, она пригубила вино, глядя, как лунные тельцы приближаются к Кругу Камней. Ещё раз внимательно рассмотрев чашу и проведя пальцами по красным прожилкам, она передала её Седрику.

— У меня тоже есть для тебя подарок. В честь твоей инициации, — и она достала из своей сумки бронзовую фибулу в виде дракона, крылья которого были искусно сработаны в виде переплетающихся кельтских узоров. Теперь пришёл черёд Седрика восхищаться и водить кончиками пальцев по мерцающему в свете луны предмету. Гертруда смотрела на него и вспоминала другую лунную ночь.

— Скажи, отчего ты грустил тогда — когда мы ходили в тот поход за помётом с Филлидой и остальными?

— Из-за чего же я мог грустить — как не из-за своей страсти, которую считал безответной и беспросветной? Ты отменила занятие в тот день, помнишь? К тому же, я услышал, как Меаллан спрашивал, не снился ли он тебе. Я подумал, что между вами что-то есть.

— Вот оно что…

— Но потом я увидал, как уверенно на него наступает Филлида, и решил, что, возможно не так уж всё безнадёжно. Впрочем, я в те дни много раз за день менял своё мнение о степени безнадёжности своей любви — как я вообще чему-то научился, непонятно — все мои желания порой сводились к тому, чтобы ты просто ко мне прикоснулась…

И она прервала его, прикоснувшись к нему и привычным жестом откинув с лица рыжую прядь. Затем она отставила каменную чашу с недопитым вином и сказала:

— Иди ко мне…

— Это будет четвёртым заданием, ведь правда? — прошептал он, скользя рукой по её телу. — Что-нибудь в духе «Люби свою наставницу с жаром магии огня». Почему ты сама не додумалась включить этот этап в испытание?

— Молчи уже. Как ты сам сказал, я больше тебе не наставница.

— Но жара это не отменяет… n’est-ce pas?

И они предались любви со всем жаром, на какой были способны после событий этого дня, и Седрику порой казалось, что они стали чудесным огнём, уточнённым самим мирозданием и плывущим в ночном небе среди звёзд и синих сполохов. А вокруг Круга Камней тем временем свили нить танца и убежали далее на юг неугомонные лунные тельцы, и луна продолжала заливать молочным светом весенние холмы Озёрного края.

[1] «Книга чудес мира» (фр.)

[2] Фамилия «Goshawk» означает «ястреб-тетеревятник».

========== Глава восьмая ==========

Из книги «Фантастические звери и места их обитания» Ньюта Скамандера

Твердолобик (Knarl)

Твердолобика (Северная Европа) магглы часто ошибочно путают с ежом. Различить их практически невозможно, за исключением одной важной отличительной черты в поведении этих особей: если оставить в саду еду для ежа, то он с удовольствием за неё примется; если же предложить еду твердолобику, то он предположит, что хозяин сада пытается заманить его в ловушку, и испортит садовые растения или украшения. Немало маггловских детей было обвинено в хулиганстве, в то время как истинным виновником являлся рассерженный твердолобик.

Пометки на полях в экземпляре Миранды Госхок: главное, отловить и локализовать своего внутреннего твердолобика как генератора паранойи.

Берна Макмиллан, март 1348 года

Любовь и квиддич, квиддич и любовь — эти две напасти охватывали Хогвартс по весне, что было, по мнению Берны, весьма прискорбным явлением. Точнее, так она считала ранее — например, год назад, когда к апрелю разговоры о влюблённостях внезапно вытеснили все другие темы, а профессор Кэррик начала разбирать на уроках отворотное зелье. Сейчас же Берна сама угодила в этот водоворот — как раз из-за профессора по зельеваренью. Она предавалась этим размышлением в Главном зале за обедом, уныло помешивая в глиняной миске шотландскую похлёбку — слишком густую, на её вкус, и с неаппетитными вкраплениями сомнительной лиловой фасоли.

А вот интересно, будет ли и О’Донован проходить с ними отворотное? Берна тут же нарисовала в воображении лирическую сцену: «Помочь тебе с формулой, Берна? — спрашивает её профессор. — В кого ты влюблена? В вас, конечно же, профессор, — спокойно отвечает она, не поведя бровью. — О, не вари тогда это зелье, Берна, дорогая! — молит её он. — Ты разобьёшь мне этим сердце! Нет, уважаемый учитель. Так надо! Это тема вашего урока — да быть тому!» Кх, кх, прокашлялся сэр Зануда, не лучше ли сварить его, в самом деле, раз уж настолько всё запущено? Берна закатила глаза — и остановила взгляд на потолке, где пролетали тучи и явно собирался дождь.

Зато тема квиддича её по-прежнему волновала мало — какое счастье, тянула леди Берна, — можно продолжать презрительно хмыкать, когда начинаются обсуждения матчей. Первая игра сезона — Слизерин против Рейвенкло — уже назначена на грядущую пятницу, и страсти по этому поводу накалялись. Артур умудрился снова подраться с Бенедиктом, за что оба получили наказание: их отправили собирать накопившуюся в подвалах слизь бандиманов. На перемене между трансфигурацией и заклинаниями Камилла Паркинсон и Илария Кеттридж язвительно обсуждали любовный треугольник ловцов — Адама Трэверса, гриффиндорки Сью и зеленоглазого Алана из Хаффлпаффа, а Эмеральдина накричала на них, что они ничего не понимают в квиддиче. Любовь и квиддич, квиддич и любовь…