— Что со мной вообще такое? — простонала она. — Что случилось во время боя?

— Доктор Лохрин говорил что-то про переизбыток магического воздействия. Ты кроме зелья бордости — что ещё пила-то?

Мэгги вытащила подушку из-под головы и положила её сверху себе на лицо.

— Мэгги, ты в порядке?

Из-под подушки донёсся слабый стон.

— Я не в порядке, я полная… — и подушка заглушила несколько эпитетов, которыми наградила себя Мэгги Бирюзовая.

— Да ладно тебе, ты же экспериментировала. Так что ты пила ещё?

— Зелье втирания в доверие.

— Зачем?

— Чтобы вызвать доверие у своей команды.

Берна прыснула, но Айлин строго на неё посмотрела. Ах, ну да. Наверняка древний закон учеников запрещает смеяться над другими учениками твоего наставника, даже когда те садятся в лужу.

— И руны что ли были, да? — продолжала Айлин. — Сколько, штуки три?

— Четыре, — донеслось из-под подушки. — Ну, или пять.

— Ну, ты даёшь! И при этом, судя по тому, что Берна сказала, легилименция и прочие чары?

— Угу…

— Тогда понятно, почему тебе стало так плохо от первого же попавшего в тебя Хиларитуса.

— Тут ты, Берна, права, — сказала Мэгги, выныривая снова на поверхность. — Несмешной он был совсем, этот Хиларитус.

А в палату тем временем ввалила целая толпа из Рейвенкло. Старосты Мартин Фитцпатрик и Лавиния Олливандер начали хвалить Мэгги за победу команды — игра принесла их Дому немало очков, а сама Мэгги, как капитан, — целых пятьдесят. Мэгги ворчала, что она их не заслуживает, но те лишь отмахивались и просили рассказать подробности. Остальные рейвенкловцы тоже обступили её койку, но Бенедикт Орпингтон подошёл к Айлин. Берна навострила уши.

— Ты извини меня, подвёл. Долго не мог Этьена вывести из строя, и из-за этого всё провалилось. Видимо, тебе стоило кого-то другого своим заместителем назначить.

— Ну что ты, Бенедикт! Мне ли не знать, как сложно справиться с Этьеном! Я уверена, что ты сделал, всё, что мог! И ведь попал же ты в него Хиларитусом в конце концов.

— Только когда он отвлёкся на Августу.

Берна потеряла интерес к этому разговору — скучные они! — а рейвенкловцы тем временем угощали Мэгги печеньем и рассказывали, как Этьен, который никак не мог отойти от последствий Хиларитуса, даже рассказал кому-то пошлый анекдот. Тоже мне, событие месяца, молвила леди Берна, а вслух сказала:

— Вы бы видели Флаграте, которым он себя окутывал для отвода глаз. Или ещё для чего — не знаю. Взгляд он точно не отводил, а притягивал, особенно некоторые весёленькие фразы, которые там проскакивали.

— Точно! — отозвался Бенедикт. — Я сам порой хихикать начинал, когда пытался пробить его защиту — там была фразочка про плимпа и про то, как ему связали в узел…

— Бенедикт! — строго сказала Лавиния.

— Да что такого? Шатофор раз в год пошутит — так весь Дом на ушах стоит, а мне нельзя уже и повторить?

Пока они пререкались, Мартин обернулся к Берне и спросил, как она себя чувствует.

— На занятие хора сможешь завтра прийти?

— Приду, пожалуй, — ответила Берна и повела плечами. — Можно подумать, меня докси раньше не кусали.

— Меня тоже как-то цапнули, — доверительно сказал ей Мартин и, закатав рукав, показал ей шрам чуть выше запястья. — Весёлая была история…

Но рассказать эту историю ему не удалось, потому что высокая худая фигура доктора Лохрина уже возвышалась над ними всеми — дескать, пора оставить больных в покое. Рейвенкловцы быстро распрощались с Мэгги и Айлин и ушли. Мартин кивнул напоследок и Берне, и та тоже кивнула, стараясь вложить в кивок своё самое изящное безразличие.

Мэгги молча жевала печенье, допивая остатки питья из чаши, периодически морщась. Затем спохватилась, протянула одно Айлин. Потом долго и медленно поворачивалась в другую сторону, и, словно преодолевая пропасть по шаткому мосту, предложила печенье и Берне. Та тоже выдержала достаточную паузу, прежде чем принять его. Древний закон учеников, будь он неладен. Как будто без него у Берны было мало проблем?

А в палату зашли ещё посетители — да что же это такое? Сказали бы, что нынче в больничном крыле приёмный день — Берна бы тогда парадную мантию натянула и причесалась. Она подняла глаза, и тут же сердце заколотилось — в этот раз к ним пожаловали профессор Макфасти, профессор Госхок и…

— Привет героиням! — воскликнул профессор О’Донован, и Берна, поправляя причёску, подумала, до чего красив ирландский акцент.

Профессор Госхок подошла к Айлин, а Макфасти, конечно, — к своей бывшей ученице, но Берна в этот раз даже не пыталась прислушиваться к их разговорам: рядом с её койкой стоял и улыбался учитель по зельеваренью.

— А ты просто воительница, Берна, — сказал он ей. — Только движения мечом я б, на твоём месте, подтянул. Ты спроси, кто из твоих однокашников магглорождён — особенно мальчишки. Их наверняка с детства обучали владению разным оружием. Они б тебе помогли, особенно с выпадами и защитой в нижней фазе. Ну, и стойка, опять же.

Берна в этот момент его просто обожала. Он наблюдал за ней во время боя! Смотрел на её движения мечом! Она попыталась увидеть себя его глазами — в развевающемся бирюзовом плаще с синим мечом, вытекающим из палочки и рассекающим клочья липнувшего к ней сизого тумана. Вне сомнения, сказала леди Берна, вне всякого сомнения, мы были великолепны, и сердце профессора трепетало. Но тут к профессору подошла Гертруда Госхок и положила ему руку на плечо, от чего Берна чуть не подскочила.

— Что там с зельем, которое изобрёл отец Этьена, Меаллан?

— Ты про гармонизатор? Пока ничего хорошего. Рецепт и формулу мсье де Шатофора я опробовал в точности, но полученное зелье не работает. Не гармонизирует и всё тут!

Оба они взглянули на Мэгги, отчего Берна в досаде прикусила губу. Какой ещё гармонизатор? Айлин же сказала:

— О, мне Этьен рассказывал про это зелье — я ещё хотела его опробовать, но там нужны редкие ингредиенты. Оно же гармонизирует воздействия различных магических факторов, — тут она сделала паузу и тоже посмотрела на Мэгги. — То есть, оно бы помогло Мэгги, когда она намагичила себя сегодня выше меры?

— Не только, — ответила профессор Госхок. — Оно могло бы сейчас ускорить её выздоровление. Но, к сожалению, запасы Этьена закончились, а сварить новое не выходит ни у наших лучших зельеваров, ни у самого Жака де Шатофора.

— О, как бы я хотела попробовать! — воскликнула Айлин. — Это же такое полезное зелье!

Внезапно перед Мэгги возник чей-то патронус — рыба? подумала сначала Берна. Да нет, это же дельфин. Серебристый дельфин проговорил длинную фразу на смутно знакомом Берне языке и исчез. Все уставились на Мэгги, которая густо покраснела.

— Красивый кеннинг, — произнёс профессор О’Донован, — если я его правильно понял.

Ну конечно, осознала Берна — это же шотландский гэльский. В родительском замке говорили только на английском. А О’Донован разобрал, что сказал патронус, потому что он знает ирландский гэльский, который не сильно отличается от шотландского. Да и что значит «знает»? Это его родной наверняка! Поэтому и говорит на английском с акцентом. Мэгги же вопросительно посмотрела на профессора Макфасти. Тот прокашлялся — или подавил смех? — и сказал:

— Лахланн пожелал тебе скорейшего выздоровления, Мэгги.

И снова над ними замаячил доктор Лохрин.

— Что ж, мы присоединяемся к пожеланию Лахланна, кем бы он ни был, — сказал профессор О’Донован, — и не отвлекаем вас больше от воспоминаний о боевых подвигах, которым вы тут наверняка предаётесь. Пойдём, Айдан, Гертруда?

Профессор Макфасти что-то ещё прошептал Мэгги на ухо, похлопал её ласково по руке и развернулся, чтобы уйти, но профессор Госхок, к Берниному удивлению, подошла к ней.

— Я наблюдала сегодня за тобой во время учебного боя, Берна, — сказала она, а Берна еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Она, конечно, знала, что великолепна, но пары глаз профессора О’Донована ей было вполне достаточно для счастья.