— Но если госпожа сочтёт возможным, прежде чем высечь, одолжить мне перо, я буду признателен. И чистый лист, если можно.

Теперь был его черёд: он писал и писал, не давая рифмам сбежать и наклонившись над столом, опасно близко к свечам. Гертруда убрала упавшую на пергамент прядь волос и закинула ему за спину.

— Ты хоть что-нибудь прочёл про драконов, а? — спросила она, когда он закончил писать, покрыв весь лист кляксами и зачёркнутыми по многу раз фразами.

— Эээ, не успел. Зато я обнаружил, как ещё работает Эмансипаре! — наконец-то взялся он за желанную тему. — Оно действует не только, как противочары к Инкарцерусу!

Седрик принялся рассказывать, как он освобождался из плена грозной астролябии и кровожадных кустов. Гертруда провела пальцами по одной из его царапин, отчего он сбился с мысли и, перехватив её руку, поднёс к губам. Но тут в голову нагрянула новая мысль, и он замер.

— Возможно, и другие заклинания работают не только так, как нам известно? — сформулировал он, наконец, свой вопрос.

— Вполне возможно. Насколько я знаю, использование патронусов в качестве средства для передачи сообщений тем, кому ты доверяешь, было открыто совсем недавно. В начале нашего века.

— А сколько ещё вовсе не открытых заклинаний! — воскликнул Седрик. — И витают они где-то в магическом эмпирее, ожидая, пока кто-то не войдёт в изменённое ментальное состояние и не вытянет их оттуда.

— Ты так себе это представляешь? — с интересом спросила Гертруда, проводя рукой по его губам, а затем скользя ниже — по подбородку и шее.

— А как же ещё это может быть? — удивился Седрик, кровь у которого стучала в висках. — То есть, я не знаю, где именно они витают или хранятся, но достигнуть их можно явно в особом состоянии. Как это было с тобой и со мной.

— Насчёт особого состояния — спору нет, — ответила Гертруда, склонив голову набок и отрывая от Седрика руку. — Но почему ты считаешь, что они уже существуют в некоем готовом виде? Словно заданный заранее мир идей, с которого мы можем что-то «считать».

— Ну да, как-то так я это себе и представляю — все магические явления, чары и формулы уже существуют как часть мира, а нам остаётся лишь их открывать и использовать.

— Хотела спросить, не заглянул ли ты нынче случайно в труды Платона или Аристотеля, но вовремя вспомнила, что кое-кто, кроме трубадуров и прогулок на свежем воздухе, ничего не успел.

— Ну, высеки уж, только не издевайся больше, — воскликнул Седрик, и Гертруда поднялась со стула, подошла и прижалась к нему всем телом.

— Tu peux m’aider?[1] — прошептал он на французском, обнимая её одной рукой, а другой направляя палочку на свечи. Он хотел было загасить их, но потом передумал и поднял их в воздух, а за ними и пергаменты, перо и чернильницу. Гертруда тоже прошептала «Вингардиум Левиоса», и их чары переплелись, заставляя предметы в воздухе кружиться в хороводе. Седрик отложил палочку, поддерживая левитацию только мысленно и наслаждаясь возбуждающим соприкосновением их магии, и аккуратно усадил Гертруду на стол перед собой. Она хихикала и шептала ему на ухо о том, что говорил Айдан на Островах про левитацию свечей, пока он расстегивал уже хорошо знакомые пуговицы её рукавов — я скоро каждой из них дам имя, думал он, — снимал с неё мантию, нежно разводил её ноги, ощущая, как они обвиваются вокруг него — освобождался от собственной одежды, отмечая где-то на задворках сознания, что и тут можно опробовать Эмансипаре, — помолчи, Мудрец, а ещё лучше погрузись на время в медитацию — целуя, обнимая, проникая, соединяясь и сплетаясь, теряя способность поддерживать левитацию — и краем глаза отмечая, что пергаменты, перо и чернильница опускаются на пол, а свечи продолжают кружиться и плясать вокруг, набирая скорость, превращаясь в сплошную полосу света…

Когда бешеное кружение прекратилось, огарки свечей снова примостились на столе, а они сами перебрались на кровать. Приходя в себя, Седрик снова мысленно вернулся к своей балладе, прислушиваясь одновременно к дыханию Гертруды и отголоскам её эмоций.

— Возможно, ты и прав, и мир устроен именно так, как ты себе представляешь. Но я надеюсь, что магия работает иначе, — сказала она вдруг.

— Mais pourquoi? — на английский он перейдёт позже, не сейчас.

— Потому что это сильно ограничивает наши способности к магическому творчеству, дорогой мой трубадур. Если всё уже где-то существует — нам остаётся лишь открывать. А как насчёт сочинять? Творить?

— Ты думаешь, магия — как поэзия?

— А разве нет? Как бы мы могли иначе уточнять заклинания и сочинять формулы для зелья? А как же афористичность? Почему зелья с афористичной формулой работают лучше? А магические конфигурации? Ну, чем они не баллады?

— А артефакты?

— Артефакты — тем более, — говорила Гертруда, переворачиваясь на живот и подкладывая руки под голову. — Наверняка создание каждого из них — история, достойная пера трубадуров. Если бы только эти истории не терялись в чащах времени! Ну ничего, Этьен когда-нибудь выпытает у Кубка Огня, откуда он взялся на самом деле…

— Долго он будет выпытывать, если Кубок говорит только «да» и «нет»!

— Этьен, в отличие от некоторых, не сгорает постоянно от нетерпения на пути к познанию, — проговорила Гертруда с улыбкой.

— У нас с ним разные пути к познанию, к счастью, — ответил Седрик, проводя рукой по её обнажённой спине, привычно задерживаясь на руне огня под её левой лопаткой. — А вообще, мне нравится твоё видение магии. Если оно верно, мы можем создавать не только артефакты, но и миры…

— В заданных рамках, конечно, — сонно ответила Гертруда. — Но да, создавать миры… и купаться в пламени собственных идей.

И когда Седрик мысленно перевёл эти её слова на французский, последняя рифма стала на своё место, и Певец в восторге заиграл на внутренней лютне, и вихрь из бабочек сложился в очертания огромного пламенеющего феникса на фоне голубого неба.

[1] Ты мне поможешь? (фр.)

========== Глава четвёртая ==========

Из сборника песен магов-поэтов «Carmina Magi»

Отрывок из баллады неизвестного автора «Quand notre deux magiques se touchent…[1]»

(Перевод с французского)

Стихии страстное движение,

Чар пламенных прикосновенье

Миры рождают в россыпи огней,

О госпожа души моей.

Когда сплетаются два заклинанья,

Выходим мы за грань сознанья

И в пламени купаемся идей,

О госпожа мечты моей.

И огненные буквы проникают

В души чертог, где воспевают

Тебя и трубадур, и чародей,

О госпожа любви моей.

Ида Макгаффин, 1 — 2 февраля 1348 года

Имболк в Кардроне и весь февраль за ним — моё любимое время в году. Хотя нет — летом всё же привольнее и веселее, но что-то за душу берёт, когда начинается сезон рождения ягнят. Конечно, время это нелёгкое: маги в криохе сутками не отходят от овец и их требующего постоянной заботы приплода, но до чего же здорово наблюдать за появлением новой жизни и за её робкими попытками встать на ноги! Нынче зима стоит суровая, так что за каждую жизнь придётся бороться, но пока ещё на свет появилось всего несколько ягнят, так что сегодня, в праздник, можно перевести дух перед битвой.

Мы с мамой и Саймоном вернулись домой сразу после Рождества, и Эли провёл с нами в Кардроне почти все каникулы. Сегодня мы ждём его к нам на Имболк — как только закончатся уроки в Хогвартсе, он примчится сюда вместе с Эйриан. А вдруг с ними и Этьен наведается? думаю я. Он уже навещал нас два раза — расспрашивал меня подробно обо всём, что я ощущаю после «трансформации», как он её называет. Удивительное дело — я сама порой не знаю, что ощущаю, но от вопросов Этьена мысли текут яснее и находятся нужные слова. Но это если его не «заносит», как говорит Эли. Вопросы Этьена, которого «занесло», распугивают мысли, как кот стаю галок.

Нынче мы с мамой печём два баннока — один пресный, из ячменной и овсяной муки, а другой — сладкий, с мёдом и изюмом. Мама раскатывает лепёшку для пресного, выкладывает его на плоский камень с углублением внутри и делает восемь надрезов: каждому достанется по ломтю баннока, а восьмой — приношение для Старухи Калех, владычицы зимы. Говорят, сегодня она выберется собирать дрова для последнего зимнего костра. Если день будет ясным, значит, Калех понадобится много дров, и зима продлится ещё целый месяц. Я гляжу за окно — солнечный свет уже вовсю пробивается сквозь утренние тучи, быстро летящие по небу.