Седрик поймал её руку и прижал к губам. Она ощутила, что его губы пересохли так же, как и её собственные. Надо вернуться в зал и выпить воды, а лучше — вина и…

— А у меня тут омела, между прочим, — раздался язвительный голос сверху. Седрик и Гертруда одновременно вскинули вверх палочки и увидали Пивза, парящего над ними с огромным арбузом в руках.

— Пивз, по-моему, это не омела, — сказала ему Гертруда.

Полтергейст с выражением крайнего удивления на лице уставился на арбуз.

— Не может быть! Как я мог так ошибиться? Но ничего, ребята, не беда! Сейчас всё будет. Я быстро смотаюсь — только не целуйтесь тут без меня! Без омелы нельзя сегодня!

С этими словами он выпустил арбуз из рук и исчез. Седрик и Гертруда одновременно сказали «Вингардиум Левиоса», и арбуз застыл в воздухе над ними. Потом они аккуратно опустили его на стол рядом с котлом. Седрик перевёл палочку на недоваренное зелье и сказал:

— Эванеско!

Котёл тут же опустел, а из палочки Гертруды без её команды сорвался патронус и закружился вокруг Седрика.

— Ну что, подождём омелу? — спросила она, ощущая, как ускоряется её пульс.

— Je ne peux plus attendre[1], — проговорил Седрик и притянул её к себе.

Его губы были сухими и горячими, и его тело пахло, как и всё вокруг, мылом, лепестками цветов и жасминовой водой, но с примесью его собственного запаха, который она давно уже научилась узнавать. Она снова провела рукой по его волосам — этого не может быть, не может быть! Но это происходит.

— Седрик, ты ошибаешься, — прошептала она, с трудом отрываясь от него. — Ты себя называешь заурядным? Ты — самый необыкновенный из всех, кого я когда-либо любила.

И теперь патронус сорвался с его палочки — его серебристый дракон облетел вокруг неё и сел ей на ладонь. Глядя на патронуса Седрика и прислушиваясь к его всплескам эмоций, которые долетали по ментальной связи и становились теперь понятыми, она добавила:

— Как ты мог даже подумать иначе?

Она поцеловала его опять и потом сказала со вздохом:

— Нам нужно вернуться на бал, Седрик. Спектакль мы пропустили, но во втором отделении нужно хотя бы показаться.

Но он замотал головой:

— Нет, только не сейчас. Я просто не смогу вести себя, как подобает вашему ученику. Я начну вас целовать, как только окажусь рядом — просто не смогу остановиться.

— Ты разве не хочешь потанцевать со мной? Я всё первое отделение только об этом и мечтала, но ты меня игнорировал.

— А я о чём мечтал, как вы думаете — но с вами рядом постоянно кто-то был: вас приглашали, уводили, заговаривали вам зубы, а Этьен даже вывел из зала зачем-то.

— Ты следил за мной, что ли?

— Что мне оставалось? Перед тем, как сварить зелье, я сам хотел станцевать с вами хоть раз, но…

— Так вернёмся сейчас и станцуем.

— Нет-нет-нет. Как я сказал, это будет всё равно, что написать при помощи Флаграте огромными буквами на весь зал…

— Что написать?

— Вот это. Флаграте!

Огромные огненные буквы повисли в воздухе.

— Тут стоит кое-что исправить, — сказала Гертруда и навела на буквы свою палочку, но потом передумала и положила свою руку на руку Седрика. От соприкосновения их магии она и раньше ощущала душевный подъём, но сейчас это было как засасывающая воронка возбуждения. Направляя свою витальность сквозь его руку и палочку, она сказала:

— Делетриус! Флаграте!

И слово «vous» исчезло, а вместо него она написала «t’»[2].

— Вот так уже лучше, тебе не кажется?

— Да, гораздо. Но понадобится время, чтобы привыкнуть.

— Время у нас есть, я надеюсь. А сейчас я возвращаюсь — мне просто никак нельзя не появиться там: — директриса не поймёт. Но я, как и положено преподавателям во втором отделении, исчезну пораньше — одной из первых.

— Я буду ждать тебя тут.

— Здесь слишком жарко, как ты сам отметил. Портус! — Она направила палочку на арбуз и превратила его в портоключ.

— И куда я попаду?

— В мою комнату на шестом этаже. Туда банная жара не доходит — так что можно будет остынуть.

— Это вряд ли…

— Отправляйся и жди меня там.

— Je ne peux plus attendre, — повторил он свои слова и снова поцеловал её, долго не отпуская.

— Можешь и подождёшь, — сказала, наконец, она. — И там есть вода в кувшине, и если хочешь, медовая настойка. В общем, чувствуй там себя как дома.

— Приходи скорее, — сказал он, поднимая с пола свои вещи и пряча в сумку портрет, — медовая настойка — это, конечно, славно, но, может, скажешь госпоже Клэгг, что тебе нужно срочно спасти ученика от…

— Ступай уже, ученик. Я не задержусь.

Седрик прикоснулся к арбузу и исчез вместе с ним, а Гертруда покинула класс зельеваренья и побежала вверх по лестнице. В зал она вошла как раз к поклонам актёров на сцене и бурным аплодисментам, к которым она немедленно присоединилась. Найдя на столе простую воду, она стала жадно пить, пока не утолила, наконец, жажду. После этого она сделала небольшой глоток вина.

После представления все набросились на еду и питье, так что Гертруду окружила шумная, говорящая, хохочущая и жующая толпа.

— Как я был в роли короля, профессор Госхок? Великолепен, не правда ли? — прогремел ей на ухо Адриан Макгрегор.

— Великолепнее, чем настоящий король Артур, вне всяких сомнений, — ответила она, но он уже разговаривал с кем-то другим.

— Профессор Госхок пропустила всю забаву, — тихо произнёс голос рядом с ухом.

Гертруда обернулась и увидала рядом улыбающуюся Зореславу. Та подмигнула ей заговорщицки и добавила так же тихо, — Вот и славно: значит, нашла себе забаву поинтереснее.

— Ты хоть что-то пропускаешь из происходящего вокруг, Зореслава? Хоть иногда?

— Случается… А сейчас бы ты сходила поплясать, а то спалишь ещё что-нибудь своим взглядом.

Мэтр Йодль объявил начало второго отделения, и Гертруда, которую продолжали всё время приглашать, последовала совету Яги. Танцевала она словно в тумане, постоянно возвращаясь в мыслях в кабинет зельеваренья. Голос Седрика раздался в её голове: «А тут и правда холодно. Даже медовая настойка не спасает. Можно развести камин?» Еле сдерживая патронуса, рвущегося из палочки, она ответила: «Да, разводи. Можешь и со стихией заодно пообщаться». «Да, моя госпожа», ответил он. И голос его улыбался, и может быть, даже и хохотал.

Когда же Йодль объявил «Магический бранль», Гертруда заметила, что директриса покинула зал. Что ж, значит, и для неё это будет последний танец на сегодня. Она поискала глазами Меаллана — и обнаружила его в том же углу, где оставила его перед тем, как сбежать в подземелье, словно он и не двигался с места. Но её взгляд он тоже почувствовал, как и она — его, и подошёл к ней.

— Наверное, ты меня приглашаешь, раз смотришь так призывно.

— Что ж ещё делать на балу?

— Ну, тебе виднее. Ты надолго уходила… дышать воздухом.

— Просто воздух такой попался — сложно было оторваться. А у нас начинается бранль, между прочим.

Пары стали в круг, хор приготовился петь, и музыканты заиграли вступление. Меаллан стоял в кругу слева от неё, а справа был Айдан в паре с Айлин Маккензи. Прямо напротив них Гертруда увидала Зореславу, ставшую в танец за кавалера — рядом с ней была Перенель. В «Магическом бранле» после нескольких простых комбинаций из шагов по кругу кавалер левитировал даму, которая находилась от него справа, переставляя её по левую сторону. Обычно всё это сопровождалось девичьим визгом — кавалеры соревновались в том, кто сможет выше «подбросить» свою партнёршу. Впрочем, дама недолго оставалась «своей» — все они постоянно смещались налево, так что в припеве их левитировали каждый раз уже другие кавалеры. Гертруду охватило безотчётное веселье — и когда Меаллан лихо поднял её над собой, она выпустила на волю Руди — пусть повизжит вместе со всеми. Далее её «подбрасывали» Захария, Тормод, Эли и Конал, который тоже поинтересовался, был ли он великолепен в пьесе. А тогда она уж добралась по кругу и до Зореславы, которая, глядя на неё с хитрецой, сказала: