— Ты тоже участвуешь в постановке, Августа?
— Нет, что вы, профессор. Я здесь из-за Трембли. Это он в ней участвует.
— Трембли, твой домовой эльф? Кого же он играет?
— Самого себя, судя по всему. У них там по сценарию сцена с пиром, и кому-то же надо прислуживать. А все хогвартские домовики сейчас сильно заняты на кухнях, так что без помощи эльфа Древнейшего и Благородного Дома Лестранжей — никак.
— Понятно, — усмехнулась Гертруда. — И как Трембли относится к своей роли?
— Как всегда, с крайним старанием. А также — с некоторым волнением. Всё-таки для него это актёрский дебют. Так что я тут для моральной поддержки.
Тем временем актёры начали репетировать сцену разговора Артура, сэра Гавейна и леди Рагнель. Конала было не узнать — его бородавки напоминали скорее архитектурные, нежели телесные элементы, а волосы торчали во все стороны, как иглы акулобраза. Он говорил дребезжащим старческим голосом, от которого стоящий рядом Мартин Фитцпатрик, главный певец школьного хора, страдальчески морщился.
— Так сэра Гавейна играет не Криспин? — удивилась Гертруда.
— Как выяснилось, Криспин играть не умеет, несмотря на свою куртуазную внешность, — объяснила ей Августа. — А на подвиг, заключающийся в заучивании текста в последний момент, был готов только староста Рейвенкло.
Гертруда бросила взгляд на Мартина: может, он и не был похож на рыцаря Круглого стола, сошедшего со старинного гобелена, как Криспин, но обаяния ему было не занимать. Сэр Гавейн у него выходил не столько беззаветно преданный и любезный, сколько сообразительный и быстро принимающий правильные решения. Ей вспомнилась та ночь, когда Седрик рассказывал эту историю на залитых лунным светом полянах, и почудился снова его голос в голове, задающий вопрос «Ваша версия?». Интересно, что он делает сейчас в родительском замке в Нормандии? Слушает рождественскую мессу в церкви с родителями или встречается со своей возлюбленной-магглом, чей портрет носит с собой? Она часто представляла себе эту версию с французской невестой — практически уже начала принимать это как данность. Она рисовала перед мысленным взором Седрика, сидящего на скамье в огромном соборе, где священник вещает что-то о младенце Христе и спасении мира. Вот он оглядывается и ищет взглядом заветное лицо. Какая она, интересно, эта юная француженка?
От этих размышлений её оторвал взрыв хохота и появление нового актёра — из-за длинной седой бороды она не сразу узнала Освальда Лонгботтома, старосту Хаффлпаффа. Он, с трудом подавляя смех, начал нести полную, с точки зрения Гертруды, ахинею о магии, женщинах и ещё что-то о единстве земли и короля.
— Борода Мерлина, а это кто ещё такой?
— Вот именно он и есть. Мерлин, — ответила Августа. — И его борода, во всей красе.
— Он-то что делает в этой истории?
— Сценаристы решили, что без него — никак. Поэтому он иногда появляется и произносит монологи о чём-то возвышенном. К счастью, после этого он быстро исчезает. В общем и целом, типичное для Мерлина поведение.
Далее следовала сцена с сэром Громером, которого весьма убедительно изображал Анри де Руэль-Марсан — тут Гертруда снова подумала о Седрике, вспомнив, как её дразнили друзья из-за «пафосных французов». Анри, впрочем, был в меру пафосным в своей роли и в меру грозным: казалось, королю Артуру так просто не отделаться. Но всё же властью сценария сэру Громеру пришлось отпустить его невредимым, а также и принять приглашение на свадьбу его сестры и сэра Гавейна. Далее актёры долго планировали сцену с пиром, споря, кто и где будет сидеть, пока Конал репетировал сам в сторонке художественную отрыжку.
— Как твоё обучение у Морганы? — спросила Гертруда Августу, пока актёры кричали и пытались командовать друг другом.
— Идёт своим чередом, — ответила та. — Конечно, непросто заниматься с призраком, который не может покинуть свою пещеру. Но Моргана прекрасно всё объясняет, так что мне достаточно просто потом проделывать все её задания, в точности следуя наставлениям. И всё выходит. Правда, немного завидую тем, у кого есть ментальная связь с их наставниками.
И снова мысли Гертруды перенеслись к её собственному ученику — сейчас, когда он во Франции, ментальная связь с ним пропала, ибо он находился слишком далеко. От этого ей было немного неспокойно на душе. И тут уж Профессор не выдержал. Можем мы, наконец, сосредоточиться на происходящем, а не улетать постоянно за пролив? Ученик никуда не денется и ничего с ним не стрясётся! Наестся бланманже в родительском доме и вернётся, как ни в чём не бывало. Придёт очередное занятие, вот тогда им и займёмся — а сейчас хватит уже! И Руди с вершины дуба добавила: и в снежки ещё поиграем с ним.
— Кстати, профессор Госхок. Хотела вас предупредить. Моргана постоянно выспрашивает о ваших делах всё, что мне известно. Хотя она и моя наставница, мне кажется, вам стоит знать об этом. Всё-таки это Моргана.
— Спасибо, Августа, я приму это к сведению, — ответила Гертруда, слегка опешив. Впрочем, ничего странного и тем более подозрительного тут нет, подумала она. Моргана больше всего любит интересные сюжеты. А к Гертруде эти сюжеты так и липнут. «Затягивать детей невинных…» прозвучало в её голове, и снова возник перед внутренним взором облик Седрика, но она отмахнулась от воспоминаний и от его навязчивого образа.
— А как дела у Мэгги и Берны? — спросила она, чтобы отвлечься от мыслей.
— Мне сложно сказать — думаю, вам лучше это узнать от них самих. Кажется, Мэгги сейчас так погрузилась в занятия с Морганой, что даже стала реже видеться с профессором Макфасти. Её инициацию перенесли на следующий год, как вы, наверное, знаете.
— Ты права, мне стоит поговорить с ними. Спасибо за то, чем ты поделилась. Да и вообще, хватит о занятиях! Бал ведь сегодня. А в Слизерине традиционно лучшие танцоры.
— Возможно, — сказала Августа и со вздохом добавила. — Но танцора лучше, чем сэр Ричард Гринграсс, мне встречать не доводилось. Ой, извините.
— Да ничего. К тому же, ты права. Он это умел.
На этом беседа как-то замялась, тем более что эпизод с пиром уже шёл полным ходом, и Трембли с необычайно торжественным видом явился на импровизированной сцене с подносом засахаренного имбиря. Далее, как Гертруда и предвидела, наполовину трансфигурированный, наполовину составленный из парт «Круглый стол» обрушился, и она помогла устранить последствия катастрофы. Когда же репетиция закончилась, и она направилась на обед, в кармане у неё был припрятан немного липкий кусочек имбиря. И зачем? спросил Профессор. Пригодится, ответила ему сверху Руди.
Обед, назначенный в этот день на два часа раньше, чем обычно, был совсем лёгким, так как домовики посчитали, что все силы учеников и преподавателей должны уйти на их шедевры во время праздничного ужина. Зал оказался полупустым: за хлопотами и приготовлениями многим было и вовсе не до еды. Но Меаллан уже сидел за столом и говорил о чём-то с Филлидой Спор. Судя по всему, оба они уже закончили обед, но никак не могли завершить обсуждения текущих дел. Филлида что-то торопливо объясняла Меаллану, который слушал её довольно рассеянно, затем похлопала его по руке и умчалась из зала. Гертруда присела рядом и притянула к себе сырный пирог.
— Сдружились вы с Филлидой, как я посмотрю, — сказала она Меаллану.
— От таких хлопот как не сдружиться. Замучила совсем — то там остролист повесить, то тут плющ наколдовать, то умиротворяющие зелья сварить, на всякий случай.
— Ты ей просто нравишься, Меаллан.
Сказав это, Гертруда с удивлением заметила, что её друг изменился в лице. Потом он пришёл в себя и серьёзно сказал ей:
— Гертруда, я прошу тебя. Станцуй сегодня со мной «Flamma Vitae».
Она чуть не подавилась от неожиданности. Он посмотрел на неё со странным выражением лица, которому она не смогла найти никакого объяснения. Кроме одного, пожалуй.
— Что такое, Меаллан? Это твой третий гейс? Тебе нельзя танцевать «Flamma Vitae» с профессорами по гербологии?
