Из её можжевеловой палочки вырвался луч синеватого света, принявший очертания меча. Берна ощутила, как из внутренней фамильной супницы потекла к нему струйка энергии. Ну, ничего, за ужином она славно подкрепилась, пока другие тратили время на болтовню. Берна сделала несколько взмахов мечом, а затем — выпад вперёд. Всё это ей казалось непривычным — словно в первый раз. И главное, что тренировка в одиночестве была практически бесполезной. Мечом можно было отбивать летящие в тебя заклинания и наносить удары, равные по воздействию Ступефаю, а в пустом классе — лишь парты и несколько дремлющих на стенах портретов магов былых времён. Обязательно нужно обзавестись напарником для тренировок, сообщил ей сэр Зануда. А сейчас можно уже и заканчивать.
Легко сказать, обзавестись напарником. Представителей благородных Домов в Слизерине, конечно, хватает, но с Августой ей общаться не сильно хочется, а Иполлита Нотт сейчас будет полностью поглощена рождественской постановкой. Были, конечно, и другие, но ни с кем из них Берна не дружила. А вот не спросить ли мне у шара, с кем из благородных отпрысков стоит познакомиться поближе, мелькнула шальная мысль. На этой неделе я с ним ещё не занималась, а ведь пора.
В гостиной Слизерина большинство студентов толпилось вокруг Ипполиты Нотт, которая рассказывала всем о том, как она похожа на Моргану и какими хитросплетениями сюжета она наполнит сценарий. Анри де Руэль-Марсан уже раздобыл где-то доспех — или трансфигурировал? Берна добавила убийственного равнодушия в свой взгляд и чинно проследовала мимо всего этого балагана в спальню. Одно радовало: суета вокруг постановки давала ей достаточно возможностей для уединения. Берна зажгла свечи и достала шар. Супница была наполовину пуста, и как только Берна начала всматриваться в шар, видения ответили ей приветственным танцем, а энергия стала быстро улетучиваться.
«С кем из Слизерина мне стоит свести дружбу?» спросила она, и лица её однокашников завертелись в глубинах шара, сменяя друг друга. Потом хоровод из лиц замедлился, и постепенно на первый план выплыло слегка вытянутое лицо с близко посаженными глазами. Мелюзина Роул. Вот так я и знала, сказала себе Берна, не совсем осознавая, что именно она знала. Сэр Зануда поймал её на этом и призвал подумать, вдруг, мол, мы упускаем что-то важное. «Я упускаю что-то важное?» спросила Берна у шара, но в ответ видения в хрустале лишь завертелись и утратили ясность. Ах да, вопросы «да или нет» мы не используем. Как же это ещё спросить? А что если… «Покажи мне то, на что мне нужно обратить внимание». Образы завертелись ещё быстрее, затем перед Берной поплыл её сегодняшний сеанс созерцания тренировки по квиддичу усиленным зрением. Пузырящийся синий плащ Йодля, прищур Сью, очки Захарии и, наконец, замедлившись и увеличившись на весь шар, перед Берной завис бладжер, превращающийся в вишнёвую косточку. Крайне озадаченная и опустошённая, Берна разорвала контакт с шаром, но вишнёвая косточка ещё долго висела перед её внутренним взором, а во рту ощущался румяный привкус звуков скрипки.
========== Глава пятнадцатая ==========
Из книги «Фантастические звери и места их обитания» Ньюта Скамандера (опубликовано в 1927 году)
Рождение пеплозмея происходит, когда магическому огню (любой огонь, в который было добавлено магическое вещество, например порошок Флу, или огонь, вызванный магическим путём) позволяют свободно гореть слишком долгое время. Это тонкая бледно-серая змея со светящимися, как раскалённый металл, глазами. Она рождается в золе огня, оставленного без присмотра и уползает куда-нибудь, где потемнее, оставляя позади себя пепельный след. Пеплозмей живёт только час, и в течение этого времени ищет укромное местечко, где и откладывает яйца, после чего рассыпается в пыль. Яйца пеплозмея огненно-красные и излучают сильный жар. Если их не найти и не заморозить подходящим заклятьем, то за несколько минут они сожгут весь дом. Каждый волшебник, обнаруживший хотя бы одного живого пеплозмея, должен немедленно выследить его и найти место кладки яиц. Замороженные яйца представляют собой большую ценность и могут быть использованы для изготовления любовного зелья, а если такое яйцо съесть целиком, то можно излечиться от лихорадки.
Пеплозмей может появиться в любой точке мира.
Пометки на полях в экземпляре Миранды Госхок: в уцелевших листах из заметок моей легендарной прародительнцы указывается, что в её времена была традиция специально выводить пеплозмеев в кострах с первыми заморозками и снегопадами. Тогда их след легко можно было увидеть на снегу, а угроза пожара была незначительной.
Седрик де Сен-Клер, декабрь 1347 года
Ранние декабрьские сумерки обволакивали холм с Кругом Камней, покрытый тонким слоем снега. Мелкий густой снег продолжал идти с неторопливой настойчивостью хозяина, который вступает в права владения. Седрик стоял в центре Круга, закрыв глаза и сосредоточившись полностью на телесных ощущениях. Уточнённый Сенсибилитас позволял ему чувствовать прикосновение каждой снежинки к лицу и рукам. Камиза из тонкого батиста ласкала кожу тела и защищала от более грубых тканей котты и шерстяного плаща, хотя шее доставалась порция его шершавого прикосновения. Кленовая палочка впилась продольной резьбой в ладонь правой руки, а кедровая с её более плавными узорами приятно лежала в левой. Руки, однако, быстро замерзали, и кровь начинала отливать от лица. Немного побаливали мышцы ног в нескольких местах — последствие вчерашнего танцкласса. Волосы порой скользили по лицу — забыл вовремя заплести. Седрик отчётливо ощущал биение собственного сердца и другие внутренние процессы, но сосредоточился только на дыхании. Вдох морозного воздуха, горячий выдох. Если Гертруда сейчас появится и наложит традиционный Инкарцерус, он сможет распознать уточнение по фактуре касания и снять его без промедления.
Он одновременно услышал её прибытие и почувствовал его по ментальной связи: теперь ему уже иногда удавалось мысленно определять её местонахождение. Он напрягся в ожидании, отметив, как ускорилось сердцебиение, и почти сразу услыхал неизменный Инкарцерус. Путы крепко оплели его от шеи до ног, не давая пошевелиться. Удар сердца. Седрик сосредоточился на прикосновении пут к коже рук и шеи — что-то одновременно тугое и мягкое, неоднородное, шелковистое. Ещё удар. Волосы, однозначно волосы. Ещё удар. Заплетённые в косы! Фините Инкантатем. Путы исчезли, и Седрик открыл глаза, снимая Сенсибилитас. Гертруда стояла перед ним, кутаясь в серый плащ и протягивая к нему левую руку без палочки. Поймав его взгляд, она замерла, затем опустила руку и сказала:
— Угадал уточнение с закрытыми глазами? Впечатляюще. Сенсибилитас?
— А я думал сразить вас своей догадливостью, — со вздохом сказал Седрик. — Да, он.
— Тогда скорее разводим огонь — ты, наверное, совсем замёрз.
Костёр они всегда разводили с новым уточнением Инцендио. Пламя из палочки Седрика приняло форму похожего на крысу животного с лохматым наростом сзади. Огненный зверь метнулся к стопке хвороста и его нарост начал расти, охватывая пламенем каждую ветку и прутик. Гертруда направила в разгорающийся костёр Инцендио, закрученный спиралью. Седрик уже знал, что ей нравятся интересные формы и узоры — чем сложнее, тем лучше. Он ощутил прилив энергии от тепла пламени и от короткого соприкосновения их двух заклинаний. Тело, всё ещё напряжённое и чуткое после Сенсибилитаса, отчётливо просило прикосновения не только её магии, но и её самой. Ничего, недолго осталось терпеть, утешающе произнёс Мудрец. До полнолуния, когда мы сварим отворотное, всего несколько занятий.
И поэтому Седрик старался наслаждаться этими занятиями в полную силу: ведь после отворотного зелья ему не будет казаться особенным каждый их миг. Глядя на снежинки, падающие на капюшон плаща Гертруды, Седрик разогревал вино во внутреннем сосуде — ритуальном бронзовом котле на трёх ножках. Когда его наставница впервые узнала, что он именно так представляет своё вместилище витальности, она попросила описать его подробно, а когда слов не хватило, они запустили Нексус Ментиум, чтобы она смогла рассмотреть котёл своими глазами. Седрик хорошо запомнил её слова «дважды огненный сосуд: и для создания бронзы нужно пламя, и для ритуалов с таким котлом». Сама она тоже тогда показала ему образ своего сосуда — резную можжевеловую чашу, и посетовала, что она совсем не огненная. Зато такая ароматная, ответил тогда Седрик, которому по Нексус Ментиум передался и запах.
