Для начала она закрыла глаза и поочередно обратилась к остальным четырём чувствам. Во рту всё ещё ощущался вкус печёных яблок из пирожка, замерзшие руки пахли можжевельником — этот запах был с ней постоянно благодаря её можжевеловой палочке с волосом единорога; телу было холодно и неуютно на грубо сбитой деревянной трибуне, также немного жали сапоги, из которых Берна уже вырастала. Её тонкий слух вынужден был сейчас выносить лишённые всякого благозвучия выкрики Маклеода и игроков, а также постоянные шушуканье и хохоток зрителей. Где-то каркали вороны. Мысленно Берна отвлеклась от всех этих ощущений, приглушила звуки и сосредоточилась на зрении. Концентрические круги и размытые пятна расплывались на внутренней стороне её закрытых глаз. Она сжала палочку, направила все мысли на зрение, произнесла «Сенсибилитас» и открыла глаза.

Свет ослепил её на несколько мгновений, а затем мир завертелся перед ней, щеголяя сочностью красок. Алые и жёлтые мантии игроков перестали сливаться в яркий калейдоскоп: теперь Берна выхватывала каждого из них, отмечая ловкость манёвров и даже выражения их лиц. Тренировочные полёты по кругу уже закончились, и пошла игра. Вот Алан Макдугал пытается отвлечь внимание гриффиндорских загонщиц — сестёр Уизли: выражение лица у него хитрое, и кажется, ему удаётся задуманное. Фиона хмуро оборачивается и кидает ему ответ, а Джулиана наводит палочку в его сторону, явно с угрозой. Берна видит каждую веснушку на лицах Уизли, и отмечает, что у Алана красивый зелёный оттенок глаз. Отблеск золота она видит раньше обоих ловцов: золотой снитч кружится рядом с Маклеодом и Йодлем, а затем поднимается немного выше. Сью Мейсон, ловец Гриффиндора, кидается к нему: её глаза сузились до щёлок, а через мгновение вслед за ней бросился и Алан, держась одной рукой за метлу, а вторую вытягивая вперёд. Бэзил Томпсон из Хаффлпаффа отправляет бладжер в сторону Сью. Полёт бладжера выглядит как вкус косточки, внезапно попавшей на зуб в вишнёвом пироге. Но Берна не смотрит, что происходит в игре дальше — её взгляд уже зацепился за развевающийся плащ Йодля. Насыщенный цвет индиго, а подбой — лиловый, ткань — не по сезону лёгкая, зато элегантно клубится при малейшем порыве ветра, открывая чёрную тунику с вышитой золотом каймой — всё это звучит, как разучивание нового латинского гимна Хогвартским хором. Волосы его тоже разлетаются во все стороны, а плащ на плече пристегнут изящной фибулой с соколом. А вот у стоящего рядом Маклеода, кажется, ничего не развевается — ни грубый плащ из бурой шерсти, ни длинный клетчатый килт, ни даже его рыжая шевелюра с проседью. Может, лёгкий бриз дует только персонально для Йодля и его плаща? Берна ещё немного рассматривает шершавые шерстинки и колючие нитки, торчащие из одежды тренера, а затем переводит взгляд на трибуны. Селину Брэгг и Констанцию Рэбнотт из Хаффлпаффа она видит в профиль — они о чём-то шепчутся, и Констанция наматывает на палец длинный локон её пышных волос тёплого медового цвета. Селина кутается в плащ, отороченный мехом — мех беличий, отмечает Берна с недовольством и смотрит в сторону Хизер и Захарии. Захария поправляет очки на носу и берёт Хизер за руку. Берне видна только копна медных волос Хизер, но когда та поворачивает немного голову в её сторону, она замечает румянец на её щеке, напоминающий ей звук скрипки. Что ж, надо отметить, что уточненный Сенсибилитас работает отлично, довольно говорит сэр Зануда, хотя и со странностями. Полёт бладжера — как вкус косточки, румянец — как звук скрипки… Что это вообще было? Ах, какая разница — было бы тут вообще на что смотреть ястребиным взором, отвечает ему леди Берна. Косточки со скрипками сильно картину не меняют.

А господин Йодль тем временем завёл спор о чём-то с профессором Маклеодом — о секретах подачи мячей, не иначе, продолжала ехидничать леди Берна, — и их связи с персональными лунными циклами игроков. Но скоро выяснилось, что Йодль забирает всех шести— и семиклассников с тренировки: подходит время его танцкласса, и ему там нужны абсолютно все! Помня наказ директрисы, Маклеод неохотно уступает — и вот Алан приземляется, а за ним Бэзил Томпсон и ещё несколько игроков, а с трибун поднимаются Селина Брэгг и Хизер Макфасти, и Берна, конечно, плетётся вслед за ними всеми. Она с сожалением снимает Сенсибилитас — и мир снова становится по-декабрьски серым. Лишь плащ господина Йодля впереди продолжает запускать по ветру синие поющие паруса.

*

На танцах господин Йодль начал со «Stella splendens» — демонстрировал по частям движения, а затем разбил всех на небольшие группы, которые поочерёдно замыкались в круг и пытались повторить показанное. Пока Берна ждала своей очереди, к ней подошла Ипполита Нотт и прошептала:

— Слушай, а какая Моргана вообще — внешне?

— Ну, понятно какая — полупрозрачная и словно из тумана вся. Призрак всё-таки.

— Это само собой, но черты лица разглядеть-то можно? — настойчиво шептала Ипполита. — Я на неё похожа хоть немного?

— Что? — опешила Берна. — К чему это ты вообще спрашиваешь?

— Да просто я пишу сценарий постановки про леди Рагнель. Мы решили, что введём туда Моргану — ну, чтобы побольше женских ролей было, да и в целом интереснее закрутим всё: будто бы Моргана изначально всё сама подстроила.

— Да уж, она могла, — хмыкнула Берна.

— Так вот, я хочу сама Моргану сыграть.

Берна бросила быстрый взгляд на Ипполиту: широкие плечи, внушительный рост, высокие скулы и узкие тёмные глаза. С Морганой ничего общего она во внешности Ипполиты не обнаружила. Мерлин всемогущий, да какая же мне разница, подумала Берна и сказала вслух:

— Пожалуй, ты на неё действительно похожа. Немного.

— Вот и я так подумала! Спасибо! А хочешь сыграть одну из леди в замке Артура?

Леди Берна встрепенулась, но сэр Зануда дотошно напомнил, сколько у них дел и каких именно, и Берна напустила на лицо полное безразличие. Ипполита пожала плечами, и Киприан Йодль потянул их группу в центр зала исполнять замысловатые движения танца.

— И не забывайте, что на балу нужно будет левитировать перед собой зажжённую свечу! Так что ноги должны запомнить свою партию идеально: вашим мозгам будет не до них!

За ужином Берне, которой не помогло даже выражение вселенского безразличия на лице и демонстративное разглядывание зажигающихся на потолке звёзд, пришлось узнать все подробности будущей постановки: короля Артура будет играть Адриан Макгрегор, а сэром Гавейном хотят сделать Криспина Оллертона из Гриффиндора, потому что выглядит он уж очень героически. Но некоторые побаиваются, что он будет играть, как бревно. Берна посмотрела в сторону гриффиндорского стола. И в самом деле — бревно бревном, пусть и героического вида. Конал взялся играть леди Рагнель в её уродливой ипостаси, а красивую сложно подобрать — одной красавице предложишь, все остальные обидятся. Да уж, подумала леди Берна, проблема века, куда там чуме. А сэра Громера согласился наш Анри играть — он славно умеет хмуриться и изображать злодеев. Добавили также и королеву Гвинивер — её сыграет Лавиния Олливандер, и Моргану — тут уж Ипполита Нотт покажет всем, как надо интриговать. Красавицам из Хаффлпаффа явно надо брать быка за рога, подумалось Берне. А то останется их Дом совсем без главных ролей.

После ужина Берне больше всего хотелось посидеть немного в теплицах с професором Спор, но сэр Зануда настоял на том, чтобы доделать уроки, а потом посвятить хоть немного времени тренировке с мечом. С того самого дня, когда Берна ясным апрельским утром выбралась с Августой на тренировку в Рощу Фей и не смогла отбиться от нападения докси, она ни разу не вызывала меч с целью поупражняться. Сама мысль о нём порождала внутреннюю волну стыда. Но сейчас леди Берна закатила глаза (эдакие дивные серо-голубые глаза с пушистыми ресницами) и поинтересовалась, чего им ещё стыдиться, после всего, что было в мае? И в самом деле, согласилась с ней Берна, заходя какое-то время спустя в пустой класс на первом этаже.

— Я, Берна Макмиллан из Древнейшего и Благородного Дома Макмилланов, призываю свой меч! Луцис Гладиус!