— Расскажите нам, Меаллан, какую-нибудь ирландскую историю, — завела разговор Филлида. — Пока мы всё равно бездействуем. Вдруг найдётся что-то, что наши студенты смогут поставить на Рождество?
— Ну что вы, дорогая Филлида, ни в коем случае! Ирландские легенды совершенно безумны и напрочь лишены как логики, так и морали! Гриффиндорская версия истории Пирама и Фисбы по сравнению с ними покажется удивительно мудрой и последовательной.
И тут же все хором стали просить его рассказать безумную ирландскую историю. Меаллан сначала отнекивался, но когда Гертруда сказала ему строго «не ломайся!», он завёл рассказ.
— Как говорят у нас в Ирландии, есть три радости, за которыми всегда идёт тоска: радость влюблённого, радость вора и радость рассказчика историй. Так что извините, ежели я не сильно спешил кормить вас легендами. Но вы захотели этого сами. Так слушайте же. Жил когда-то в Ирландии некто Диармайд, который входил в круг фениев — воинов-соратников Финна Мак Кула. Жили они привольно в лесах и охотились, и, ежели король звал, шли воевать. Однажды ночевали они в лесу после битвы — ночь была холодная, а они — уставшими. И вдруг забрела в их лагерь ужасного вида женщина, одетая в грязные лохмотья. К каждому воину подходила она и просилась согреться под его одеялом, но все гнали её прочь. И только юный Диармайд сжалился над ней и пустил к себе под одеяло. Она поведала ему, что семь лет скиталась в одиночестве по свету, и он в ответ сказал, что она может спокойно почивать под его одеялом до утра — он не даст её в обиду. Под утро же она превратилась в невиданную красавицу. За его доброту она создала ему прекрасный дом на берегу моря.
— И они жили там долго и счастливо? — иронично спросил Бенедикт, на которого тут же зашикали хаффлпаффцы.
— Относительно счастливо, но совсем недолго, — продолжал Меаллан. — Она согласились жить с ним при одном условии — что он никогда не будет упоминать, как уродлива она была при их первой встрече. Но вскоре он стал отлучаться на охоту, а завистливые друзья заходили, пока его не было, и просили в подарок щенков его любимой гончей. Не могла она отказать друзьям Диармайда, а он всегда сердился, когда возвращался и не досчитывался щенков. И вот, когда она раздала их всех, он накинулся на неё с упреками: мол, он к ней со всей душою, когда она была уродиной, а она ему отплатила чёрной неблагодарностью. И, как и следовало ожидать, и дом исчез, и она вместе с ним.
— И любимая гончая подохла, — добавил Конал со вздохом. — В ирландских сагах оно всегда так.
— Само собой, подохла, — ответил Меаллан и продолжал. — И понял Диармайд, что он был немного неправ, и отправился на поиски своей прекрасной подруги. На корабле поплыл он через море в Иной мир, ибо где же ей быть, как не там? На чудесном острове, покрытом серебряными деревьями, он нашёл в густой траве три капли крови и бережно подобрал их. Король этого острова, как выяснилось, пребывал нынче в печали — его дочь вернулась после семи лет скитаний, но была смертельно больна. О, это моя леди, подумал Диармайд и отправился к ней. И воистину это была она — капли крови падали из её разбитого сердца каждый раз, когда она вспоминала Диармайда. А спасти её могла только Чаша Исцеления, которую стерёг Жадный Король с Дивной Равнины. И его многочисленная армия.
— И Диармайд добыл Чашу, героически разгромив всю эту армию? — спросили сёстры Уизли.
— Спасибо, что помогли мне сократить историю в два раза — я и сам от неё уже устал. Он именно так и сделал, а некий Красный мудрец, который ему помогал при этом, поведал, как исцелить возлюбленную при помощи Чаши. И предупредил, что по мере того, как она будет идти на поправку, его любовь к ней будет уменьшаться. Так оно и случилось: Диармайд исцелил дочь короля, но лишился любви. Тогда он распрощался с ней и вернулся к своим друзьям-фениям.
— А гончую она ему возродила на память о былой любви? — поинтересовался Конал.
— Само собой, возродила. Ну что, как вам ирландские истории про любовь?
— Я не поняла, это был счастливый конец или печальный? — робко спросила Констанция Рэбнотт из Хаффлпаффа.
— Это уж смотря для кого! — воскликнул староста Гриффиндора. — Для гончей уж точно счастливый!
— Да и для Диармайда — тоже, — сказал Седрик.
— Я бы так не сказал, — задумчиво ответил ему Меаллан. — Но я сужу по себе, а у тебя, видимо, иные представления о счастье.
— Спасибо вам, Меаллан, — прервала их Филлида. — Всем тут есть о чём задуматься. О, а вот и они! Смотрите, вон там.
Гертруде сначала показалось, что это призраки, но потом она поняла, что это поднявшиеся на задние лапы лунные тельцы. Их было семь или восемь — гладкие тела переливались в лунном свете и, казалось, их широкие копыта не касаются земли. Они перестукивались копытами, создавая какой-то свой ритм, и медленно двигались с завораживающей грациозностью.
— Как они держат ритм, — прошептал Седрик рядом с ней, — подобрать бы мелодию к их танцу.
Ученики восторженно охали, наблюдая за необычным зрелищем, а одна из сестёр Уизли даже выронила от восторга своё ведро, и оно с грохотом упало на землю. Пугливые тельцы опустились на четыре ноги и поскакали вдоль кромки леса на юг.
— Тише вы, — строго сказал Филлида. — Что ж, собираем, ежели что-то они успели оставить, и пойдём потихоньку за ними. Надевайте рукавицы.
Показав ученикам, как нужно поднимать в земли серебристый помёт, и оставив их за этим занятием, она подошла снова к Меаллану, Седрику и Гертруде.
— Что-то мне ваша история напомнила, Меаллан. Слыхала я как-то раз балладу, где тоже была отвратительная дама, да только там совсем иначе развивались события.
— Баллада о сэре Гавейне и леди Рагнель? — с улыбкой спросил Седрик. — Она популярна среди магглов.
— Точно, она! Вы её помните, господин де Сен-Клер?
— Наизусть не помню — спеть не смогу. Но я хорошо помню, что в ней происходит. Она меня сильно впечатлила когда-то.
— Петь сейчас и не стоит — а то опять вспугнём тельцов. Расскажите нам, сделайте одолжение.
Ученики тем временем вернулись, заверяя профессора Спор, что собрали всё, что было, вплоть до самой маленькой серебристой какашечки. Процессия с вёдрами медленно двинулась на юг, и Седрик начал рассказывать.
— Случилось это во времена короля Артура.
— О, вот эта история мне уже нравится, — вставил Артур Рейнолдс. — Слизерин согласен её поставить.
— Все, кто будет перебивать господина де Сен-Клера, заработают Силенсио, а также ещё одно наказание на будущее, — прошипела профессор Спор, и в наступившей тишине Седрик продолжил.
— Король Артур был тогда молод и беспечен. Однажды он отправился в Ингвудский лес охотиться на белого оленя и попал в засаду, которую устроил некий сэр Громер Сомер Жур.
— Ингвудский лес — это же в Камберленде, — тихо сказала Гертруда Меаллану.
— Заработаешь Силенсио и наказание, — прошептал ей Меаллан в ответ, и она закрыла себе рот рукой.
— Сэр Громер, не желая убивать короля Артура сразу, а растянуть удовольствие, дал ему отсрочку — через год тот должен явиться в условленное место и дать ответ на один вопрос. Если ответ окажется неправильным, то не сносить Артуру головы. Выхода у Артура не было — он согласился на условия сэра Громера. И вернулся в Карлайл в печали, ибо вопрос был такой, что сложнее не бывает. Знаете какой?
— Каков смысл жизни? — предположила Гертруда. А от учеников посыпались варианты «сколько звёзд на небе», «как готовить вересковый мёд», «как вырастить василиска» и «что едят лунные тельцы, чтобы достигнуть такого цвета помёта». Филлида же сказала:
— Кажется, я помню. Чего хотят женщины?
— Ваша память вас не подвела, профессор. Именно этот каверзный вопрос.
— Ну, всё, и тут не будет счастливой концовки, — покачал головой Меаллан. — Впрочем, у нас снова тельцы.
Все тут же замолкли, увидав впереди светящиеся в ночи силуэты. В этот раз все вели себя тихо, и тельцы свивали узор танца снова и снова, то колышась, как пламя серебристых свечей, то выстраивая своими телами призрачные мосты и арки. Минут через пятнадцать огромная туча скрыла луну, и они сорвались с места, поскакав дальше на юг. Ученики отправились собирать помёт, а за ними двинулись и остальные, слушая продолжение истории.
