Невысокий мужчина хрупкого телосложения и в круглых очках на переносице, поднялся из тронообразного кресла и подошёл к Седрику.
— Надо полагать, мсье де Сен-Клер? — довольно дружелюбно сказал он. Седрик учтиво поклонился.
— Мортимер Роул, к вашим услугам. Рады вас приветствовать в Древнейшем и Благородном Доме Роулов, — сказал хозяин замка тоном, который показался Седрику немного извиняющимся, — а вот моя супруга, Элионора.
Госпожа Роул ответила на поклон Седрика небольшим кивком, не отрываясь от рукоделия. У Седрика даже отлегло от сердца — к надменности чистокровных магов он больше привык, чем к робкому дружелюбию.
— Крайне благодарен вам за возможность поработать в вашей библиотеке. — Как можно более церемонно начал Седрик. — Я начал изучать труды Роджера Бэкона, но поскольку доступные мне сочинения сплошь на латыни, продвигается это крайне медленно.
— О да, да! — возбуждённо отвечал господин Роул. — У нас есть редкая копия его сочинений на французском языке. Не полный перевод, конечно, — сами понимаете — Doctor Mirabilis[1] был плодовитым сочинителем. Магглам это свойственно.
«Магглам» он произнёс без всякого ехидства или высокомерия, отметил Седрик. Но всё-таки он решил расставить все точки над i.
— Я и сам рождён в семье магглов, так что пространные сочинения читать доводилось, пока мне не пришло приглашение в магическую школу.
— О, ну что я вам тогда объясняю! Давайте же я вас провожу.
Замок, в отличие от общительного хозяина, был самой противоположностью дружелюбия — каменные стены с совсем узкими окнами, портреты в тяжёлых рамах и с не менее тяжёлыми взглядами (хотя до сэра Ричарда им всё же далеко, подумал Седрик), не слишком расточительный свет свечей в канделябрах. В библиотеке, правда, окна оказались побольше, так что её заливал блеклый свет конца ноября. Седрик огляделся — библиотека поражала идеальным порядком. Неужели тут ещё и книги расставлены по алфавиту? Чудеса, так и есть!
Господин Роул тем временем провозгласил, что Роджер Бэкон, хоть и был магглом, многое знал из неизвестных источников об искусстве магии, отчего его труды бесспорно достойны изучения, и подвёл Седрика к нужному стеллажу.
— Что ж, оставляю вас черпать из кладезя мудрости. И извольте оказать честь — разделить с нами трапезу. Вы услышите колокол. Надеюсь, нападки господина Бэкона на магов раззадорят ваш аппетит.
Седрик поблагодарил его и взял в руки увесистую рукопись. Когда господин Роул вышел из библиотеки, Седрик на всякий случай достал палочку и проверил манускрипт при помощи Специалис Ревелио, обнаружив защитную руну — кому-то были дороги эти труды Удивительного Доктора. «Epistola fratris Rogeris Baconis de secretis operibus artis et naturae, et de nullitate magiae»[2], прочёл он на титульном листе знакомое латинское название, но внутри, к счастью, текст действительно был в переводе на французский. Загадочный Бэкон: описывая «ничтожество магии», он давал при этом немало ценных сведений о ней: волшебники только диву давались. Многие вдохновились его трудами на смелые эксперименты, а знаменитая зашифрованная часть его сочинения о порохе подсказала Игнатии Уилдсмит путь к созданию порошка Флу. О последнем Седрик знал от своей наставницы, но мысли о ней он немедленно прогнал из головы. Сейчас его задача — читать и выискивать интересные сведения про огонь.
Главу «О ложных явлениях и призывании духов» Седрик быстро пролистал — это он уже читал на латыни и ничего интересного тут не нашёл. Главу «О магических формулах, заклятиях и их использовании» он пробежал глазами и убедился, что автор противоречит сам себе, призывая то ли запретить магические формулы вовсе, то ли использовать их строго в надлежащее время сообразно небесным законам. В главе «О силе слова и опровержении магии» Доктор, уже вовсе не казавшийся Седрику Удивительным, продолжал ворчать в том же духе, а к главе «Об удивительных рукотворных инструментах» он перешёл на особо воодушевляющей ноте: «Итак, теперь я поведу речь во-первых об удивительных делах искусства и природы, чтобы затем указать их причины и способы осуществления, в которых нет ничего магического, для того чтобы стало ясно, что любые возможности магии ниже этих дел и недостойны». Как это прекрасно, подумал Седрик, отрываясь от текста и прикрывая глаза, давая им отдохнуть. В этот момент он услышал поблизости шорох и снова открыл глаза, держа наготове палочку. Что ж такое, теперь каждую библиотеку, которая кажется пустой, нужно проверять при помощи Хоменус Ревелио на тайных невидимых читателей?
Тем временем из-под стола поблизости показалась детская голова — мальчик лет девяти-десяти посмотрел на Седрика исподлобья, а затем снова скрылся.
— Эй, кто там? Я не разглядел — ты имп или квинтолап? — прокричал ему Седрик.
— Я Фильберт. А что такое квинтолап?
— Опасный зверь, который прячется под библиотечными столами. Так что ты извини, но я проверю, точно ли ты Фильберт, а не квинтолап. Специалис Ревелио! — Брови Седрика взлетели вверх. — Хм, странно.
— Что странного? — резко вскинул голову Фильберт.
— Странно, что ты не чудовище, — нашёлся он. — В прошлый раз, когда меня подкараулили в библиотеке, я попался в лапы ужасному чудищу.
— Правда? Какому?
— Ну, не могу рассказать. Ты ещё мал — извини. Но через пару лет — так уж и быть, поведаю. Только напиши мне письмо и напомни. Меня, кстати, зовут Седрик.
— Я знаю. Слыхал, как тебя обсуждали папа с мамой.
Интересно, что они такого обсуждали, подумал Седрик, но спрашивать не стал. Вместо этого он заглянул под стол и увидал там несколько книг, а также тарелку с надкусанными сладостями. Под столом было много крошек, а также подушка и свеча. Видимо, Фильберт проводит тут немало времени.
— Читаешь что-то интересное? — спросил Седрик.
— Картинки смотрю, — буркнул в ответ мальчик.
— Везёт тебе. А в моей книжке плохо с картинками. Хоть сам рисуй.
— А о чём там пишут?
— Да всё пишут, что маги ерундой какой-то занимаются.
— Я бы нарисовал пару картинок на эту тему, — пробормотал Фильберт и уполз обратно в своё логово.
Пожав плечами, Седрик вернулся к рукописи. В главе об инструментах, созданных без помощи магии, Бэкон писал о разных механических средствах передвижения, но не только: «Также можно легко создать инструмент, с помощью которого один человек сможет насильственно притянуть к себе тысячу людей вопреки их воле». Седрику вспомнилась легенда про крысолова, который увёл за собой детей из провинившегося перед ним города, и даже пофантазировал немного на тему подобного магического музыкального инструмента. Певец внутри от таких мыслей рвался из своих пут, так что Седрик усилием воли вернулся к чтению. Следующая глава, «Об оптических рукотворных опытах», пошла веселее: тут Бэкон писал о свойствах зеркал, при помощи которых он предлагал и иллюзии создавать, и увеличивать или уменьшать изображения предметов, и даже воспламенять объекты при помощи сконцентрированных в одну точку лучей. Упоминался даже эпизод с ядом василиска, который также удалось отвести при помощи зеркал. Теперь Седрик понимал, почему маги переводят и читают сии труды — идей у их сочинителя предостаточно. Бери и используй. Правда, Седрику пока пути их магического применения в голову не приходили.
Глава «Об удивительных опытах» повествовала о горючих смесях — и Седрик начал конспектировать. Про «греческий огонь» он уже читал ранее, но рецепт ему не попадался. У Бэкона его, правда, тоже не нашлось. Зато упоминались «постоянное освещение и неостывающие горячие ванны» (эх, было бы неплохо, подумал Седрик), а также вещества, не сгорающие в огне, например кожа саламандры (Седрик снова задвинул Певца поглубже) и некий «таль». Что такое «таль» он не знал, и переводчик, судя по всему, тоже, так как в скобках шло латинское «thale». Может, это один из секретных компонентов порошка Флу? Как раз далее в главе Бэкон восторгался действием пороха и приводил свою знаменитую анаграмму «Luru Vopo Vir Can Utriet», над которой Седрик решил не задумываться особо — раз уж всё ценное из неё и так извлечено госпожой Уилдсмит. «Но куда более значительным, нежели всё предшествующее, является то, что разумная душа, хотя она и не может быть с необходимостью принуждаема к чему-либо, поскольку наделена способностью свободного выбора, может, тем не менее», читал он, «по выбору другого действенным образом быть располагаема, побуждаема и влекома к тому, чтобы охотно изменить свои нравы, аффекты и желания. И это относится не только к отдельной личности, но и к целому войску, городу и народу определённой области». Что ж, Майская конфигурация именно над этим и работает — чтобы волшебники и магглы перестали, наконец, бояться и проклинать друг друга, а объединяли свои усилия и достигали общих целей. Я не могу не думать о вас, госпожа Конфигурация, не могу. Куда же мне деваться, если даже живший сто лет назад учёный монах пишет о вас и ваших идеях?..
