— Он, наверное, не может поставить никому плохую оценку! Видишь, как помогает всем? Чуть ли ни сам формулы за каждого тупицу придумывает! — бросила она Эмеральдине, которая уже перестала ждать ответ на свой вопрос.
— Думаешь? Ну, с такими гейсами в учителя не идут. Свихнуться же можно.
И на этом обе они, покончив с уборкой и зельями, вышли из класса зельеваренья. При этом Берне удалось расслышать, как Хизер объясняла друзьям, что «штырехвосты» — это, конечно, клинохвосты, а шишугами на севере Англии иногда называют крупов. Облегчённо вздохнув, Берна поспешила на обед. Какое-то время, пока она поднималась по бесконечной винтовой лестнице, за ней летел Пивз и напевал «Берна баню пропотела, Берна бане надоела», но когда та добралась до первого этажа, он отстал, перекинувшись на группку малышни из Рейвенкло с целью показать им парочку «самых модных» танцевальных движений. Это напомнило Берне про грядущие танцклассы, и она мысленно взмолилась милостивому составителю расписания: только не сегодня, только не сегодня.
Возымела ли её немая мольба успех или просто повезло, но танцклассы начались в тот день только для учеников первого и второго классов. Так что после обеда Берна решительно направилась к кабинету профессора Диггори, находившемуся в Северной Башне. Преодолев несколько запутанных лестничных переходов, она добралась до седьмого этажа, где её учтиво поприветствовал портрет рыцаря в доспехах, восседающего на пони:
— Доброго тебе пути, прекрасная юная леди! Держись за перила на спиральной лестнице. Ежели что случится — сэр Кадоган всегда к твоим услугам!
Опять лестница, хмуро подумала Берна, вяло улыбнувшись сэру Кадогану. Пройдя коридор, она увидала ввинчивающуюся в башню крутую спираль лестницы и чуть было не передумала, но всё же упрямство взяло своё. Когда она через некоторое время стояла, пытаясь отдышаться, в кабинете профессора по прорицанию, вид у неё был ещё более хмурый.
— Берна Макмиллан, если я не ошибаюсь? — произнесла Орсина Диггори, направляя на Берну взгляд больших серых глаз. У неё были тонкие брови и губы, а длинными изящными пальцами она гладила взъерошенную птицу, сидевшую у неё на руках. Тот самый авгур, догадалась Берна.
— Да, профессор.
— У меня отменная память на лица. А я предчувствовала, что ко мне сегодня пожалует гостья из Слизерина. Так чем же могу служить представительнице Древнейшего и Благородного Дома Макмилланов?
— Профессор, вы не могли бы проконсультировать меня насчет хрустального шара? Моя наставница…
— Дух Морганы, надо полагать?
— Да, он самый. Моя наставница, дух Морганы, дала мне задание, для выполнения которого может пригодиться умение им пользоваться.
— Могу я узнать, что это за задание?
— К сожалению, я не могу вам рассказать, так как Моргана это мне запретила. Дух Морганы, в смысле.
— В таком случае, ты, конечно же, практикуешься в окклюменции?
Берна совершенно не практиковалась в окклюменции, но всё равно кивнула и понадеялась, что это выглядело убедительно.
— Работа с хрустальным шаром может хорошо вписываться в твои упражнения с субличностями. Неплохо было бы также согласовать это со знаком зодиака и персональным лунным циклом. Также стоит подключить нумерологию, чтобы просчитывать оптимальные даты для выхода в тонкий план бытия.
Берна ощутила новый прилив уныния. Ещё только зодиаков и циклов ей не хватало. Нумерология и прорицание были факультативными предметами, записываться на которые Берне не приходило в голову. Неужели теперь ей придётся вникать в эти премудрости?
— Когда ты родилась, Берна?
— Первого ноября, — ответила она со вздохом. Она уже поняла, что вляпалась.
— В Самайн? О, как чудесно, — возбуждённо сказала профессор Диггори и, посадив в клетку авгура, выглядевшего приблизительно так же уныло, как и Берна, взяла чистый свиток и начала что-то увлечённо чертить, иногда задавая Берне уточняющие вопросы.
Через час Берна вышла из кабинета профессора, держа в руках исчерченный сложными схемами и диаграммами свиток, чётко осознавая две вещи: во-первых, ей, несомненно, само мироздание велело стать великой прорицательницей, во-вторых, если Элиезеру удастся превратить свою сестру в мага, она попросит его проделать с ней тот же фокус наоборот — сделать её простым магглом, чтобы она могла прожить свой век без всех этих сложностей. Особенно без учёта персонального лунного цикла. Берна остановилась на полпути вниз по спиральной лестнице и долго стояла, затерявшись в путанице собственных мыслей. Затем быстро побежала вниз, внезапно повеселев, и даже кинула на ходу какую-то любезность сэру Кадогану, который вытянулся в струнку и поклялся убить ради неё любое чудовище или лучше два.
Вечером, пока большинство слизеринок сидели в гостиной и взахлёб обсуждали предстоящий бал, она уединилась в спальне, зажгла свечи и поставила перед собой хрустальный шар. Из всего потока сведений, обрушившегося на неё сегодня в кабинете профессора Диггори, она вычленила то, что показалось ей важным. Так, что там было? Во-первых, обращаться слишком часто к шару опасно. Что ж, тем лучше — не придётся каждый день вглядываться в его мутные глубины. Во-вторых, начинать нужно с простых вопросов и постепенно учиться находить с шаром общий язык. Не совсем понятно, но, по крайней мере, «простые вопросы» она осилит. В-третьих, время для шара значения не имеет, так что понять, настоящее он показывает, прошлое или будущее — это задача не из лёгких. Ну, как обычно. В-четвёртых, вопросы «да или нет?» сложно использовать в работе с шаром — разве что удастся наладить с ним отношения (и молчим, молчим про настройку шара по лунному циклу) — лучше пробовать вопросы «кто», «что», «где», «как» и так далее. Это шар сможет показать и, главное, его ответы на такие вопросы несложно будет понять. И наконец, многое спросить у него за раз не выйдет — шар быстро опустошает внутренний сосуд.
— Ну, поехали, — сказала Берна и всмотрелась в шар. В нём отразились её глаза, похожие в таком ракурсе на огромные глаза рыб и русалов, частенько подплывавших к окну гостиной Слизерина и с любопытством заглядывающих внутрь. Берна немного поигралась, глядя, как её и без того пухлые губы расплываются на полшара или ноздри становятся похожими на дупла в дереве, а потом собралась и настроилась, пытаясь проникнуть взглядом внутрь шара и вложить каплю магической силы.
Шар сразу отреагировал на её взгляд: внутри его закружились размытые образы, перетекающие один в другой. При этом даже поддержание этого контакта тянуло из фамильной Берниной супницы немалое количество витальности.
— Какой же ты прожорливый, — воскликнула Берна и перешла к делу. — Что самое простое? Ну, пусть будет родительский дом.
Видения в шаре преобразились в знакомые очертания массивного донжона родового замка Макмилланов. Берна спросила, чем занят её отец, и донжон распался на сотни крошечных кирпичиков, а потом снова собрался в целостную картинку: отец Берны, Теодорик Макмиллан, с его суровым взглядом из-под нависших бровей что-то говорил выстроенным в ряд эльфам-домовикам. Берна наблюдала такую картину не раз перед важными событиями — празднествами или визитами тётки. Может, это и есть картина из прошлого? Чувствуя, что силы подходят к концу, она спросила про мать, и тут же увидала её в постели, читающей что-то при свете свечей. Что она читает, подумала Берна, и ракурс изменился — теперь она смотрела на свиток с точки зрения своей мамы, видя её руки со знакомыми кольцами и… собственное письмо, отправленное домой со школьной совой вчера утром. «…хотя в целом, конечно, дорогая матушка, всё у меня в порядке, не подумай, что я жалуюсь…» успела прочесть Берна до того, как видения в шаре резко исчезли, а она сама ощутила полную опустошённость. Надо сварить себе зелье для пополнения сил, подумала она, убирая шар и чуть не выронив его из ослабевших рук. День таки был долгим и холодным — ну разве я не великая провидица, думала она, натягивая ночную сорочку и быстро забираясь под одеяло. А в бане попотеть было бы даже неплохо, мелькнула последняя мысль, и Берна провалилась в глубокий, как океаны неизведанного, и беспокойный, как бег по спиральной лестнице, сон.
