— Пойдём же, Ида! Пора бежать! — скулит Саймон и тянет меня за рукав.
— Куда пора бежать?
— Ну, ты что? В лавку Хэмиша!
— Какого из Хэмишей? — уточняю я. В Хогсмиде несколько торговцев по имени «Хэмиш», и я не могу сообразить, который из них так срочно понадобился Саймону.
— Ну что ты такая глупенькая? Хэмиш, который продаёт мётлы! — Саймон уже научился произносить «ш», но когда он говорит быстро, порой выходит «Хэмис». — Сегодня же к нему прилетает сам Боумен Райт! С новой партией мётел! Может, и золотой снитч привезёт!
Вон оно что! И как Саймону удаётся всё это упомнить? Совсем недавно он понятия не имел ни про лавку мётел, ни про Боумена Райта, первого в Британии мастера, ни про недавно изобретённый им золотой снитч, четвёртый мяч для квиддича. А нынче он лопочет об этом всём, будто бы родился на квиддичном поле. И я с ним заодно — мне-то уж что до мячей и мётел?
Я гляжу в окно и вижу, как первые снежинки начинают кружиться над озером. Ноябрь принёс похолодания, а сегодня в воздухе уже и вовсе пахнет зимой. Мама занята стряпней, и маленький домик быстро наполняется приятными запахами. Выходить не хочется, но Саймон в нетерпении притоптывает на месте, и мама смотрит на меня почти умоляюще. Что ж, раз уж дома удержать братца никак не получится, значит, нужно хоть одеть его потеплее.
— Ну-ка, иди ко мне. Ты знаешь, что Боумен Райт всегда тепло одевается, когда вылетает на метле на улицу?
Пройдя полностью длинную узкую улочку от нашего домика до пересечения с Главной, мы сворачиваем налево. Из трубы дома целителя Джона Броуди вьётся струя сизого дыма. «Это же он варит перечную настойку, как собирался», сообщает мне Саймон. Здороваемся с Сьюзан Фергюссон, которая содержит таверну. Она с дочкой Полли явно возвращается с рыночной площади: обе нагружены снедью в корзинах. Полли подмигивает мне — мы с ней уже успели подружиться, и она даже поделилась страшной тайной: что влюблена в их постояльца, француза по имени Седрик, так что, как только ей придёт письмо из Хогвартса и купят палочку, она сварит приворотное зелье. Саймон тем временем тянет меня к площади: ярморочный полдень уже минул, и последние покупатели расходятся от опустевших лотков с едой. Зато лавки тут будут торговать, как обычно, допоздна. Едва успевая здороваться со встречными, я залетаю вслед за неугомонным Саймоном в заведение Хэмиша Макдугала.
— Здравствуй, Саймон, здравствуй, Ида, — расплывается в улыбке господин Макдугал, но палочку при этом держит наготове. — А господина Райта вы не застали — был он тут да сплыл. Зато какие мётлы привёз — загляденье просто!
В глазах у Саймона появляются слёзы, и, заметив это, Макдугал начинает суетиться и показывать ему на мётлах клеймо Райта и нести всякую околесицу про квиддич. Конечно же, тут же переходит на рассказы про своего сына Алана — тот нынче учится в Хогвартсе и играет в команде Хаффлпаффа по квиддичу за ловца. Саймон постепенно успокаивается и спрашивает про золотой снитч.
— Так уж и быть, покажу тебе его. Только ты уж успокойся и сядь вот сюда, в уголочек, рядом с сестрой, — говорит торговец мётлами и поглядывает на меня.
Ловя его намёк, я вытаскиваю флакон с умиротворяющим зельем и даю Саймону выпить пару глотков. Он морщится, но покорно пьёт — ради золотого снитча он готов на всё. Макдугал устанавливает Репелло, открывает маленькую шкатулку, и сияющий мячик с крылышками вылетает из него и начинает кружиться по комнате. Саймон радостно хлопает в ладоши — зелье делает своё дело: для него это очень спокойная реакция на такое чудо. Представление заканчивается, когда в лавку заходят покупатели: Макдугал вежливо, но настойчиво выставляет нас с братом на улицу.
Площадь за это время уже опустела, зато появились Роджер и Роберт Фоксы, приятели Саймона. На площади расположена шикарная лавка мадам Амели, торгующей одеждой — преимущественно мантиями и плащами для особых случаев, а за углом, за непонятным мне заведением мадам Натали, находится лавка с одеждой попроще — там Гарри Фокс, отец Роджера и Роберта, торгует рубахами да плащами на все случаи жизни. Саймон восторженно рассказывает братьям по виденное им только что золотое чудо, а они тянут его к лавке Урсулы фон Бельц, торгующей перьями и чернилами. Фрау Урсула, кричат они, как раз спекла претцели — запах на всю Главную улицу, побежали! И она обязательно угостит, она же добрая. Еле поспеваю за ними.
Лавка фрау Урсулы стоит на углу Главной и улочки, на которой расположена «Кабанья голова» (куда мама не велит нам ходить). Запах от её кренделей-претцелей и правда весьма соблазнительный, и привлекает явно не только детей. Вон уже и кузнец Шон Смит выглядывает из своей мастерской, принюхивается и направляется туда же, куда и мы, вытирая руки о грязноватый рабочий фартук. Двери у фрау Урсулы гостеприимно распахнуты — мальчишки забегают туда, не долго думая, а потом заходит и господин Смит, а за ним следом и я. Хозяйка в строгом чепце выглядит слегка грозно, особенно когда начинает говорить со своим странным акцентом, но при этом она всех угощает и церемонно расспрашивает каждого про здоровье и дела. Я разглядываю перья и чернила в разноцветных склянках, поражаясь в который раз их разнообразию. Крендели у неё вкуснющие, и все их самозабвенно жуют, пока фрау Урсула педантично убирает падающие на пол крошки при помощи Эванеско. Оба взрослых поглядывают на Саймона.
После этой лавки мальчишки решают зайти в соседний дом, где Барти Грин торгует разнообразными питомцами. Я бы с бóльшим удовольствием прошлась чуть дальше по Главной и заглянула в лавку Хэмиша О’Брайана, где продается всё для зельеваренья. Там меня так и притягивают к себе ряды всевозможных склянок, пучков засушенных трав, мешочков и коробочек, аккуратно и подробно подписанных: что за ингредиент, откуда, когда собран или добыт. Хозяин приветлив и немного стеснителен: всегда мурлычет себе под нос песни, а в котле у него вечно что-то кипит — и я люблю угадывать, какое зелье он варит сегодня. Но для малышей, конечно, лавка с питомцами гораздо интереснее, и вот они уже бегут туда, кроша по дороге остатками кренделей. Благодарю фрау Урсулу и спешу за ними, оставляя её наедине с господином Смитом.
Запах в лавке с животными сразу бьёт в нос, не говоря уже о шуме: кто-то тут постоянно то ухает, то рычит, то шипит, то храпит. Храпит как раз хозяин лавки, откинувшись на спинку кресла-качалки, а в руках у него — урчащий клубкопух. Я громко приветствую господина Грина — мальчишки уже чуть ли не пальцы просовывают в клетки с яркоползами. Хозяин лавки просыпается и хмурится: мало того, что разбудили, так ещё и следи теперь за напастью в лице Саймона. Я пытаюсь заставить братца выпить ещё глоток зелья, но он наотрез отказывается. Господин Грин даёт ему подержать клубкопуха — из пасти зверька высовывается длинный розовый язычок и ловко слизывает крошки с одежды Саймона. Роберт и Роджер тут же подходят ближе, подставляя себя клубкопуху, и тот оправдывает их ожидания, вытягивая также какой-то хлам из карманов, к которому я стараюсь не присматриваться. Роберт и Роджер — погодки, и старшему из них, Робу, уже восемь, и он считает, что в Хогвартс он пойдёт если не сегодня, так уж завтра точно. Так что нынче он «выбирает» себе питомца — вот, например, такого славного крупа. Пёс, дремавший до этого, открывает янтарные глаза и внимательно смотрит на Роба, а затем начинает дружелюбно хлестать раздвоенным хвостом. Вся троица бросается его гладить. Но когда я подхожу поближе, круп начинает рычать. Хозяин лавки объясняет, что это порода выведена слегка зазнавшимися чистокровными волшебниками, и отсутствие магии в ком-то крупы воспринимают враждебно. Я вздыхаю и отхожу подальше.
Господин Грин тем временем расходится, описывая разных зверей, и даже упоминает, что ему недавно привезли крылатого коня.
— Гнедой красавец, а крылья — что твой аквамарин: огонь, а не конь! Продавать жалко — да только уход за ним больно дорог: придётся отдать, как только покупатель найдётся.
