Выбравшись из-за стены водопада, Гертруда развела костёр на берегу ручья и села возле него, закрыв глаза. Да, Жрица определённо похожа на Зореславу. Поэтому, когда рядом зазвучал знакомый голос, Гертруда не сразу поняла, кто с ней говорит — её ипостась или настоящая Зореслава Яга. Но она распахнула глаза — и вот, пожалуйста, Зореслава стоит перед ней, собственной персоной, с охапкой трав в руках.

— Зореслава!

— Гертруда! Не напугала я тебя?

— Нет, всего лишь подарила мистическое переживание.

— А, ну это дело полезное, — ответила та, опускаясь на землю возле костра Гертруды. — А я травы собираю, пока дожди не грянули.

— А что, они грянут? Неплохо было бы. А то неделя в Йорке была такая жаркая, что я только внутренними дождями и спасалась.

— Непременно грянут — за завтраком сегодня уже было слышно, как авгур затянул свою песню тоскливую. А ты что же — вернулась и сразу к Моргане на поклон? К нам не заглянув?

— Я дала ей обещание, которое надо было срочно выполнить. Она уже и во сне мне являлась.

— Да, это она умеет. Небось историю с тебя потребовала?

— Угу.

И, встретившись с Зореславой взглядами, Гертруда сама не заметила, как распахнула двери и впустила её внутрь.

— А что, всегда у тебя тут ночь звёздная?

— Нет, только когда я думаю о тебе.

— Ишь ты. И вижу, не шутила ты насчёт дождей.

— Да уж, какие тут шутки. Всё залило.

— Озеро славное. Да туманы клубятся.

— Озеро появилось недавно, а в туманах — Жрица. Она похожа на тебя.

— Волк этот, надеюсь, на меня не похож?

— Не очень.

— И на том спасибо.

Зореслава провела рукой по стеблю огнетрава.

— А зелье-то не выпила снова. Отчего же?

— Я поняла, что одного раза хватает на всю жизнь. Одно-единственное отворотное зелье учит видеть, что любовь — всегда создание нашего разума, а не внешнее вторжение. А когда это разглядишь, то сможешь достойно встретить любое её проявление.

— Достойно, говоришь? Звёзды, волк, огнетрав… всё это себе оставишь?

Молния кивнула и сказала:

— Все они мне дóроги — пусть будут тут. Лишь бы не затмевали всё вокруг.

Молния огляделась. Последняя тайна, которую удалось скрыть от Морганы, была повсюду: в каждой звезде и каждой луже. Точнее, две последние тайны, хотя Гертруда сама не могла понять, где заканчивается одна и начинается другая. Её гостья медленно ступала по мокрой земле, прислушиваясь к шепоту ветра и хлюпанью воды под ногами. Порой она опускалась на колени и смотрела на свежие ростки. Конечно, она почувствует. Зореслава вынырнула из мыслей Гертруды и взяла её за руку.

— Да какая там тайна. Я с июня уже знаю. Что делать-то будешь?

*

Гертруда стояла у окна, держа в руках чашу с красными прожилками, и слушала звуки грозы. Дожди шли уже неделю, но сегодня завывания авгура наконец-то прекратились, так что есть надежда на солнечный день. Она сделала большой глоток горячего отвара, а ночное небо в это время рассекла ветвистая стрела молнии.

Директриса должна вернуться на днях — скорее бы: очень уж любопытно, кто будет преподавать в Хогвартсе новые предметы. Место Тормода, конечно, займёт Захария, но насчёт остальных не известно ничего. Астрономия, с необходимостью введения которой директриса согласилась сразу; маггловедение, на котором настояла Кристина; история магии, на которой настояла Гертруда. Она хотела назвать её «теория и история», но «теорию» пришлось убрать — коль сильно желаешь, можешь по теории факультатив устроить, твёрдо сказала госпожа Клэгг. Но проводить его будешь только, если запишется ещё хоть кто-то, кроме Шатофора!

О целесообразности введения математики и нескольких языков спорили долго, и в результате вопрос передали попечителям школы и Совету магов Британии. Решение так до сих пор и не приняли. И это я ещё не заикалась о рисовании и игре на музыкальных инструментах, усмехнулась Гертруда. Впрочем, это может оказаться легче математики: достаточно лишь напомнить про хогвартский хор, в необходимости которого не сомневается никто. Она уже слышала, как госпожа Клэгг возмущается, сотрясая своей берёзовой палочкой-дубинкой: где мне столько преподавателей взять? И как им всем платить? И как совладать со студентами, когда они начнут все поголовно ныть и жаловаться на непомерные нагрузки? Да они будут ныть, даже если оставить в расписании одни только чары да зельеваренье, думала Гертруда. Зельеваренье…

Раскаты грома гремели подобно самому торжественному из латинских гимнов. Ведь директрисе придётся искать и нового учителя зельеваренья, если Меаллан решит покинуть Хогвартс. А то, что он собирается это сделать, — очевидно. По крайней мере, Айдан в этом убеждён. Несмотря на все попытки включить его в их круг, он держится в стороне, словно уже начал прощаться. Айдан позвал его с собой на Гебриды в августе — посмотреть на Драконьи Игрища, которые устраивают ежегодно Северный и Южный кланы, но тот отказался. Надеюсь, ему понравился низл, вздохнула Гертруда, которая привезла его из Йорка. Если ты хотела, чтобы он знал, что это твой подарок, надо было отдать из рук в руки, а не подбрасывать с дурацкой запиской от Зореславы, отметил Профессор, перебирая лежащие перед ним на столе кристаллы.

«Что делать-то будешь?» прозвучал снова в голове вопрос Зореславы, и Молния взяла в руки один из мерцающих кристаллов. Любовь — всегда создание нашего разума, а не внешнее вторжение. Не напасть и не стихийное бедствие, во власти которой ты оказываешься, не имея сил сопротивляться, а то, что ты растишь в себе, день за днём, совершая выбор за выбором. И можно поместить то, что ты растишь, в центр своей вселенной, создав себе солнце, как говорила когда-то Айлин, а потом прозябать в темноте, если оно погаснет. Или же наоборот, сгореть, разрешив этому солнцу излучать слишком много жара. Каждый растит свою любовь, как умеет, но не каждый замечает, что именно он делает и как. Отворотное зелье учит это замечать. Жаль, что она не сразу это поняла, — слишком долго была занята чем-то другим, вместо того, чтобы подумать о самой непостижимой цели Конфигурации.

«Что делать-то будешь?» Растить то, что начало прорастать, совершая выбор за выбором. Мы порой говорим себе «я понял, что я люблю», но на самом деле мы в этот момент выбираем. «Я выбираю любить», вот что мы говорим себе, сознаём мы это или нет. Гертруда сделала ещё один глоток, вспоминая, как она испугалась тогда, во время ритуала, осознав, что прорастает внутри неё. Но увидев возможность выбирать, она ощутила свободу — свободу от страха. Как смешно потом было думать про изначальный испуг. «Пусть люди научатся освобождаться от того, что спутывает их и не даёт двигаться дальше».

Но как об этом всём сказать ему? думала она, слушая дождь. Как раскрыть одну тайну, плавно переходящую в другую? Снова медлить, как в канун солнцестояния, она себе позволить уже не может. Если это так сложно, сказала Молния, достаточно просто зайти в воду рядом с ним — и он всё почувствует сам. От этой мысли её сердце забилось быстрее. Может, достаточно просто попасть с ним под один дождь? И гроза за окном ответила ей на это очередным раскатом грома.

*

Утро было таким спокойным, что вчерашняя гроза казалась отдалённым сном. Гертруда, проснувшись на рассвете, ощутила такой подъём сил, что он заставил её рассмеяться. Умывшись и одевшись, она взяла метлу и без малейших сомнений вылетела в окно. Пока студентов нет (да и директрисы тоже), незачем задумываться о приличиях. Ты, конечно, в иное время только о них и думаешь, проворчал Профессор.

Замок окутывал густой туман, и она быстро потеряла ощущение направления, отлетев от него на небольшое расстояние. Достав палочку и сказав «Септентрио», Гертруда понеслась на запад. Впрочем, чтобы не заблудиться, пришлось сбавить скорость и начать прислушиваться. Вскоре она уловила знакомый запах озёрной воды и постепенно спустилась вниз. Она медленно летела вдоль берега, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь туман. Наложить Сенсибилитас? Или просто войти в воду?