Жаль, конечно, что мне не доведётся увидеть всё это своими глазами, думала Гертруда, подлетая снова к замку и огибая его на этот раз с северной стороны — Башне Гриффиндора тоже полагается вираж. Но указания стихий были неумолимы: как можно меньше взрослых! Познавшим разочарования в жизни в ритуале не место, ибо именно из-за них теряется невинность души. И в результате было принято решение, что взрослых будет только двое: Кристина, которая выпустит пламя из его вместилища и создаст Нексус Ментиум, и портретистка Тэгвен, задание которой будет состоять в трансфигурации огня в чашу при помощи её художественного дара. Эли, конечно, будет там с Чашей Небес, через которую студенты направят свою витальность и помыслы к новому граалю.

Не обойдётся без Эли и во втором ритуале, вечернем. При мысли о нём Гертруду охватили, уже в который раз, противоречивые чувства. Она надеялась на гнев, который она испытывала ранее. Он пригодился бы ей для выполнения задачи, но почему-то он больше не приходил. Ну, ничего, думала она, возвращаясь в свою комнату. В нужный момент он наверняка явится.

После завтрака она направилась в хижину Айдана, куда вскоре пришли также Зореслава и Перенель. Айдан, явно только проснувшийся, стоял у камина с чашей чего-то горячего в руках и поглаживал Тиффани, дремавшую на каминной полке, а Кристина, одетая в белое, уже готовилась уходить. Гертруда не выдержала и обняла её, прошептав ей на ухо пожелания удачи. Та улыбнулась ей и начала говорить что-то в ответ, когда их прервал стук в дверь.

— Кого ещё принесло? — проворчал Айдан и направился к двери. Вскоре в хижину зашли слегка смущённые сёстры Уизли. Айдан удивлённо глянул на них и спросил. — Вы ко мне?

— К вам, но раз тут ещё и профессор Госхок, то и к ней тоже, — заговорили наперебой сёстры. — Мы её потом разыскивать собирались. Профессор Макфасти… нет, лучше начать не с этого, профессор Госхок, вот вам зелье мерцания!

— Да уж, давненько я не мерцала, — проговорила ошеломлённая Гертруда.

— Да вы не поняли! Это ж эксперимент ваш! С луковицами, — и Фиона шмыгнула носом. — Пришёл их час.

— Они же в состав нескольких зелий входят — например, настойка бодрости! — продолжила Джулиана. — Но мы подумали — как её потом мерять, бодрость эту, ежели двоим дать выпить? Иной на метле прокатился — и тут же бодрее стал. А вот кто больше мерцает — запросто разглядишь.

И Фиона протянула Гертруде две склянки.

— Вот это зелье с моей Сигрюн, — торжественно заявила она. — Помните же её?

Гертруда взяла склянку и пробормотала что-то неразборчивое. Фиона тем временем протягивала другую.

— А это — из Хлёкк: она из Джулиных валькирий. Я тут пометку сделала.

— Варили-то сами? — спросила Зореслава.

— Ну, нет, варил оба зелья профессор О’Донован на уроке недавно — для чистоты эксперимента! Ну, чтобы все остальные факторы совпадали, как он объяснил. В общем, это всё вам.

— А мне вы что хотели сказать? — спросил Айдан.

Они немного потоптались на местах и потом Джулиана выпалила.

— У вас же есть руна «Воин», профессор? Возьмите нас в ученицы, а? Мы будем очень стараться. Мы даже новое заклинание боевое выдумали! Флипендо! Только им луковиц, когда они вымахали, можно было опрокинуть — а когда они опрокинутся, то теряют сразу прыгучесть. На людей тоже действует — мы проверяли! Хотите, покажем?

Айдан, подавившись во время этой тирады горячим отваром, зашёлся кашлем, а потом долго вытирал слёзы с глаз и махал руками, давая понять, что немедленная демонстрация Флипендо не обязательна. Кристина смотрела на него с еле заметной улыбкой.

— Вы же участвуете в Ритуале сегодня, Джулиана, Фиона? — спросила она их.

— А то как же! — ответили они хором. — Как же без нас?!

— Тогда нам с вами пора, иначе рискуем опоздать. А профессор Макфасти придёт в себя от столь радостной неожиданности и ответит вам позже. Идём?

— Спасибо за зелья! — крикнула им вслед Гертруда, когда они выходили из хижины, а как только дверь захлопнулась, Перенель с Зореславой расхохотались.

— Сначала Мэгги, теперь сёстры Уизли! — сказала Перенель. — Айдан, вам достаются лучшие!

— Да, я сам себе порой завидую, — сказал он, опускаясь на стул.

— А ты там чего зелья зажимаешь? — обратилась к Гертруде Зореслава. — Сама, что ли, мерцать собираешься? Нет уж, делись, для чистоты эксперимента. Ну-ка, глянем, что там наш профессор О’Донован наварил.

— Да берите всё на здоровье — я не горю желанием мерцать.

— Ты ведь ему уже сказала про сегодня? — просил у Гертруды Айдан.

Гертруда собиралась это сделать уже раз десять, но так и не решилась. Айдан понял это по её глазам и посмотрел с укоризной.

— Может, ты скажешь? — тихо произнесла она. — Кажется, ты уже наладил с ним отношения?

— Ну, после того, как ты всё объяснила, я пошёл извиняться, конечно.

— И что он сказал?

— Ну, что он мог сказать? Что сам на моём месте отделал бы себя до состояния арбуза Пивза, скатившегося с парадной лестницы.

Гертруда молча кивнула. После разговора с Меалланом она на следующий же день передала всё основное из него Айдану и Зореславе. Сложно было делиться с другими его сокровенными тайнами, но как иначе можно было объяснить им, что он не чудовище? Зореслава, она была уверена, передаст всё и Перенель, так что она сразу попросила, чтобы та поговорила и с Захарией. И, конечно, чтобы дальше это не шло. А затем засела за письмо Кристине. Почему-то ей рассказать обо всём было тяжелее всего — преследовало чувство вины за то, что она каким-то образом подвела Кристину. И это была лишь толика её смешанных чувств, которые охватывали её каждый раз, когда она думала про Меаллана. После вечернего ритуала станет легче, твёрдо сказала она себе. Правда, нужно сначала сообщить о нём Меаллану.

— Могу и я, конечно. Хотя и странно это — я ведь даже участвовать в ритуале не буду. Было бы лучше тебе, как ни крути. Это ведь твоя затея.

— А мы ему письмо сейчас напишем — все вместе, чтобы Гертруду не мучить, а она лишь припишет, что это её решение и веление — мол, не отвертеться ему. А ну-ка, голубка, давай я тебя мерцанием оболью.

И Зореслава щедро обрызгала лазурную мантию Перенель из первой склянки. Затем полила и свою собственную тёмно-зелёную. Мерцание моментально охватило их одежду искрящими переливами, словно на них напала стая светлячков. Зореслава поманила Гертруду.

— Ну уж нет, — сказала та, поглядывая на свою лёгкую летнюю мантию из тонкого льна, окрашенного в аметистовый цвет. Она и так казалась ей слишком броской и привлекающей к себе внимание.

— А как же чистота эксперимента? — сказала Зореслава, откупоривая вторую склянку. — А ну-ка, подставляй наряд под дивные струи!

И прежде, чем Гертруда успела увернуться, зелье вылетело из склянки и фонтаном окатило ей мантию, которая тут же бессовестно замерцала.

— Айдан? — спросила Зореслава.

— Пощади! — взмолился он. — Я и так сегодня уже получил удар от мироздания. Мерцание — это уже слишком.

— Ладно, мы для принцессы прибережём остаток, а ты сиди скучный и бесцветный… То есть не сиди, а выдай нам пергамент — письмо сочинять будем.

— Вы же справитесь без меня? — быстро сказала Гертруда и направилась к выходу. — Я пройдусь немного.

— Пройдись, померцай, — ответила Зореслава. — Мы скоро управимся.

Гертруда вышла из хижины и заглянула к Силенсии, а затем просто пошла по усыпанной одуванчиками поляне, иногда кружась на месте и тайно наслаждаясь скачками волшебных светлячков по развевающемуся подолу мантии. А ведь никакой разницы между действием обоих зелий не наблюдается — неужели магия дня рождения Джулианы ушла в высоту прыжков бравых луковиц? Обойдя всю поляну, Гертруда решила, что пора возвращаться.

Когда она зашла в хижину, то увидала, что Перенель, всхлипывая, сползает под стол, а Айдан хохочет, безвольно уронив голову на руки. Зореслава же деловито пишет, прикусив губу. Записка, как заметила Гертруда, выходила уже довольно длинная. Что это они там понаписывали? Она подошла к Зореславе и принялась читать через плечо.