После чего он спросил у них, согласны ли они взять друг друга в супруги, и, получив два «да» в ответ, перевязал им руки красной лентой. Музыканты затихли, Берна снова переглянулась с Мартином, и тот дал команду, по которой весь хогвартский хор вышел на пару шагов вперёд из толпы и запел для Эйриан и Элиезера Макгаффинов безупречно отрепетированный свадебный гимн. Лента, скрепляющая две руки, вспыхнула алым огнём и рассыпалась ворохом крошечных звёзд.
— Что она ему сказала? — прошептала Айлин Мэгги, когда пение закончилось, и Йодль закричал, что объявляет их мужем и женой и что пора целовать невесту, пока никто никого не похищает. — Ты же вроде знаешь валлийский немного.
— Да не уловила я, — прошептала та в ответ. — Что-то про паруса и истинного шотландца. Не знаю, как ты, Айлин, но я замуж выходить в школе не буду. А может и вовсе пока Берна жива.
— Ты знаешь, ты так можешь никогда замуж не выйти, — продолжала шептать Айлин.
— Думаешь, она долго протянет, с такими-то замашками?
Берна хмыкнула и пообещала себе, что будет жить долго. И, по возможности, счастливо.
— А впрочем, пусть живёт долго, — великодушно решила Мэгги, стаскивая с головы помятый венок. — Можно ведь это снять, наконец? У меня уши опухли. Так вот, пусть живёт и сама замуж выходит, а мы нагрянем к ней на свадьбу и сделаем её незабываемой. Как вам эта мысль?
Айлин и остальные бурно её поддержали. Под общее ликование воздух наполнился каскадами цветов и огненными буквами. Берна увидала, как к молодожёнам бегут их родственники — младшие Макгаффины быстрее всех. Подружки невесты и товарищи жениха тоже бросились обнимать Эли и Эйриан, а потом, следуя примеру Мэгги, стащили с голов венки и бросили в озеро. Музыканты уже играли мелодию для танца «Валлийский круг», и гости возвращались обратно на поляну, где Йодль орал про возобновление танцев. Берна медлила на берегу.
— Твой голос красив, даже когда он гремит от Соноруса так, что уши закладывает, — сказал Мартин за её спиной. — Можно пригласить тебя на танец?
Берна ещё раз глянула, как русалки подхватывают венки на сверкающей поверхности воды и перебрасывают их друг другу, пытаясь поймать их хвостом или головой, а затем повернулась к Мартину и кивнула. Не добавить ли ледяного равнодушия? уточнила внутри леди Берна. Пожалуй, отложим его на потом, сказала Берна и убежала за руку с Мартином на поляну, над которой уже показался тонкий серп новорождённой луны.
[1] Фалес учил, что всё состоит из воды (лат.)
========== Глава четырнадцатая ==========
Из памфлета Бальфура Блейна, основателя комитета по экспериментальным чарам (написано в 1610 году)
Как хорошо известно досточтимым чародеям, заклинание Специалис Ревелио позволяет определять магические воздействия, которым подвергается объект. Дабы распознать чары или руны, нужно прежде досконально их изучить — невозможно узнать, к примеру, Конфундус, коли сам ты его ни разу не накладывал. Сильные чары, такие как проклятия, легко учуять при помощи Специалис Ревелио, да не каждому удастся осознать, что за тёмное колдовство тут разгулялось. Экспериментируя с заклинанием, добился я немалых успехов, задействуя свою личную особенность, согласно известному средневековому трактату. С детства я умел отлично насвистывать мелодии, а уж как по молодости выбили мне в драке один из передних зубов, так в художественном свисте мне не стало равных. Многие поражались, отчего я себе не отращу новый зуб, но одно дело красота телесная, а совсем другое — невыразимая краса наших чар. Четырнадцать различных типов свистов вывел я для сочетания их с чарами, и выяснил, что для Специалис Ревелио особенно хорош восьмой тип с гальярдным ритмом: с ним мне подвластно распознание даже тёмных заклинаний, которые в жизни сам не накладывал!
Гертруда Госхок, 20 июня 1348
Гертруда проснулась очень рано, но заря уже занималась. Два длинных, долгожданных летних дня, казалось, протягивали к ней руки через окно, стаскивая с неё одеяло сна. Ощущая прилив сил, она вскочила с постели, подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату утреннюю свежесть. От прохлады мурашки побежали по коже её обнажённого тела, но ощущение было приятным. Не терпелось выбраться на прогулку — их Гертруда возобновила ещё в мае и теперь уже не пропускала, что бы там ни было. Иногда приходилось пить особое укрепляющее зелье, которое она покупала у мадам Натали в Хогсмиде, но сегодня в нём явно нет нужды.
Умываясь, она с улыбкой вспомнила, как Орсина Диггори впала в праведный гнев, высчитывая по её просьбе точное время наступления июньских полнолуния и солнцестояния. «Каждый уважающий себя маг должен уметь делать эти элементарные вычисления хоть во сне», говорила она, покрывая пергамент схемами и цифрами. «Когда уже в Хогвартсе введут астрономию, скажи мне, дорогая коллега. А мои предметы долго ещё будут факультативными? Или ты тоже считаешь, что они не столь важны?» Гертруда заверяла её, что она лично похлопочет о введении в Хогвартсе как можно большего числа новых дисциплин — ибо все знания важны, а с глупостью можно бороться лишь образованием. Раз уж розги не дают желанных результатов. Орсина фыркнула в ответ: мол, в Хогвартсе преподаватели постыдно расслабились и о розгах нынче только шутят. Когда тут вообще секли студента в последний раз, я тебя спрашиваю, Гертруда? А ведь если со знанием дела подойти к этому проверенному временем наказанию, да с учётом гороскопов и персональных лунных циклов как наказуемого, так и карателя…
За всеми эти разговорами, а также паузами на кормёжку разволновавшегося от присутствия Гертруды авгура, вычисления продвигались не так уж быстро, но постепенно пергамент был исписан полностью. Согласно подсчётам Орсины, полнолуние выпадало на ночь с 19 на 20 июня, ближе к полуночи, так что его сакральное влияние распространялось поровну на обе эти даты. Солнцестояние же наступало в ночь с 20 на 21 июня, за час до рассвета. Так что 20 июня, как ни крути,— самое подходящее время в этом году для обоих ритуалов, подумала Гертруда. Да и сама она родилась в ночь Солнцестояния, так что тот ритуал, в котором она будет принимать участие, не сорвётся от недостатка сил.
Витальность переполняла её можжевеловую чашу и норовила пролиться через край — не в силах откладывать полёт, Гертруда оделась и вырвалась на метле прямо из окна. Обогнув замок и совершив лихой вираж над башней Рейвенкло, она полетела на восток, навстречу восходящему солнцу.
Время размышлений, споров и поисков истекло — сегодня день, посланный мирозданием, чтобы вершить великие дела, думала она, набирая скорость. Все прозрения уже собраны, все видения в шарах проанализированы, все подсказки стихий сведены воедино, чтобы сделать пророчество явью. Пламя, из которого родится новый грааль, — это пойманное ею и Седриком дыхание Сердцеедки. Гертруда вспомнила то ощущение, которое охватило её, когда они влетели в чудесное малиновое облако: прикосновение к волшебству такой силы, что может стереть тебя в порошок. Но в один прекрасный миг — ты с ним на равных. Доведётся ли пережить такое вновь?
Всё могло быть иначе, шепчет внутри серый пепел: вы могли бы вырастить этот грааль вдвоём с Седриком, как Томас и Эльвира когда-то, насыщая его своей любовью. Гертруда распустила пепел по ветру и сказала себе, в который раз: нет, так не могло случиться. А если бы и случилось, то принесло бы им, наверняка, не меньше горечи, чем Кубок Огня — своим создателям. А новый грааль — дело для Круга невинных сердец. Для учеников Хогвартса, которые согласны вложить в него часть своей витальности и свою юную веру в то, что высокие цели — достижимы. Желающих нашлось немало — недаром же ещё с мая прошлого года они ждали возможности приобщиться к кипящим вокруг событиям не только сбором крапивы. И это прекрасно, что их много, — каждому понадобится оторвать от себя совсем немного силы для вложения её в новый артефакт.
Она развернулась и полетела обратно, глядя издалека на стены замка, освещённые рассветными лучами. Сколько сердец бьётся в нём сейчас в предвкушении чуда? Она представила себе тайное, незримое сердце самого замка, биение которого резонирует и попадает в такт со всеми сердцами из плоти и крови. Эх, пламя Сердцеедки, ты ведь и правда поглотишь их в каком-то смысле, как поглотила когда-то два других, наполненных жаждой и… Нет, думать об этом уже почти не больно. Ещё немного работы над собой — и воспоминания будут лишь в радость. Но лучше оставить это занятие для вечерней окклюменции, а сейчас — просто полёт. А сердца в замке бьются, добавил Профессор, скорее в предвкушении завтрашнего финала по квиддичу, и, конечно же, конца семестра. И тебе бы не мешало по этому поводу испытывать восторг — это я тебе как Профессор профессору говорю.
