— Он вернулся? Нет, я не знал. Как он, что с ним?

— Всё с ним хорошо, просто замечательно, — чуть ли не кричала она. — Только меня он больше не любит: избавился от этого неудобства при помощи Эмансипаре.

Меаллан замер на месте, затем словно захотел шагнуть к ней, но сдержался.

— Гертруда, это ужасно. Поверь…

Ощущая, как рыдания подступают к горлу, она закричала:

— Уходи! Не говори ничего и уходи!

Он молча пошёл к двери, но она усилием воли подавила желание разрыдаться и окликнула его.

— Меаллан, погоди. Прости. Я не виню тебя за твой поступок. Просто мне сейчас очень плохо, и мне не стоит принимать никакие решения. Оставайся пока в Хогвартсе — по крайней мере, до конца семестра и экзаменов. И… спасибо за гармонизатор.

— Не за что. Так мы… поговорим про программу экзаменов в другой раз? — проговорил он тихо и долго смотрел на неё, ожидая ответа. Но она опустила голову, не желая встречать его взгляд и отвечать на его вопрос.

Услышав, как скрипнула дверь, Гертруда безвольно опустилась на пол, вдыхая запахи гари, дыма и пепла. Избавлюсь ли я когда-нибудь от них теперь? думала она, глядя на следы огня на резной ножке стола. Прорастёт ли ещё когда-нибудь на моих полях огнетрав? Гертруда попыталась вызвать внутреннего феникса, как она это сделала в спальне в Гринграсском замке, но у неё ничего не вышло. Она не знала, за что зацепиться теперь и как заставить себя хотя бы подняться с пола.

Звук, похожий на перезвон колокольчиков, внезапно заполнил пространство вокруг неё. Он нарастал и переходил в пение, и вот ниоткуда появилась сияющая птица, покрытая жёлтыми перьями с оранжевыми и красными разводами. Птица кружила над ней, издавая необыкновенное пение, от которого Гертруда внезапно нашла силы глянуть на себя со стороны и усмехнуться. Профессор Хогвартса, сидящий беспомощно на полу своего кабинета над горстью пепла своих нелепых страстей! Не пора ли вставать?

Она поднялась и стала разглядывать чудесную птицу. Ну, хорошо, я такое уже видела, сказала она себе. Это китайский феникс. И откуда же?

— Откуда ты взялся, красавец?

Феникс сделал ещё круг и опустился на стол перед ней, вытянув вперёд лапу. Гертруда увидала привязанный к ней свиток.

— Так ты ещё и почту доставляешь? Чем бы тебя угостить?

Но феникс уже сам усмотрел на каминной полке слегка сморщенное яблоко и за два взмаха крыльями и одно элегантное движение клювом он присвоил его себе как законное вознаграждение. Затем птица уселась на каминную полку и уставилась на Гертруду, склонив голову набок.

— Что ж, посмотрим, что за послание ты мне принёс.

Гертруда развернула письмо и, с трудом разбирая сильно изменившийся, но всё-таки узнаваемый почерк, принялась читать.

«Гертруда. Дорогая Гертруда.

Извини, что тревожу. Я остановился на том, что я идиот, но это не всё, что я хотел сказать.

Быть причиной твоей боли невыносимо, так что я надеюсь, что ты сваришь как можно быстрее сама-знаешь-какое зелье и положишь этому конец. Свои недостатки напоминать тебе не буду — уверен, что ты их не успела позабыть. Главное, не повторяй мою ошибку и не используй Эмансипаре.

Когда я это сделал, мой опустошённый внутренний сосуд мучительно долго не наполнялся вновь. Я уже решил было, что сумел добиться того, что не удалось достопочтенным Роулам — лишил себя магической силы. Это было бы логично, как сказала бы Нель, ведь моя любовь к тебе была настолько завязана на магию, что вырвать это можно было только вместе. Пока я находился в этом плачевном состоянии, на меня напал рэйем — уж не знаю, чем я ему не угодил. Вообще-то эти животные довольно мирные. Не имея возможности защищаться чарами, я отбивался голыми руками — вот руки и пострадали. Правую руку он глубоко рассёк своим рогом, и я думал, что всё, пришёл мне конец — если не от пустоты внутри погибну, так уж от потери крови точно.

Вот тут меня и нашёл он, этот феникс. Остановил кровотечение своими слезами. Под воздействием его песен и магия начала постепенно ко мне возвращаться. Но её во мне стало меньше — и уныние накрывало меня: впору было целоваться с дементорами. Но неутомимый феникс напомнил мне, что в жизни есть ещё пара вещей, ради которых стоит куда-то идти и что-то делать. Не спрашивай, как он мне внушил эту мысль. Я и сам не знаю. Но, тем не менее, он меня постепенно вытащил из этой трясины. И, кажется, он теперь лично собирается убедиться, что я больше не буду глупить — вернулся со мной в Британию, как видишь. Так что теперь у меня есть питомец. Ну, или я у него есть. Кстати, я назвал его Руди. Надеюсь, ты не против. Он просто чем-то похож на неё.

В общем, я не собираюсь досаждать тебе своим видом, так что я только увижусь с Перенель и с Айданом, и ещё, пожалуй, с Берной — надо сказать ей спасибо. А там уж отправлюсь, куда глаза глядят — может, вернусь на восток и буду добывать яйца окками, зарабатывая себе этим на хлеб. Но наведаюсь во Францию сначала, конечно. Там явно что-то намечается, и моя помощь может пригодиться. Палочку я могу пока держать только в левой руке, но это лучше, чем ничего. Играть я вряд ли смогу когда-нибудь — так что Мортимер Роул неспроста разнёс мою лютню вдребезги. Да и мой внутренний Певец исчез бесследно после того Эмансипаре. Это ещё одна причина, Гертруда, по которой тебе не стоит его использовать. Только старое доброе проверенное зелье — как знать, может, та пиявка, замороженная тобой на Рождество, ещё не угодила в чьё-то зелье и ждёт тебя?

Как бы там ни было, ты была самым прекрасным, что случилось со мной в этой жизни. Если ты хочешь что-то мне сказать, напиши и отдай Руди. Он подождёт. Если нет — я знаю, что я не заслуживаю больше твоих слов — то просто скажи ему, чтобы летел обратно. Он почему-то всё хорошо понимает — даже как-то слишком хорошо.

Ну вот, теперь я сказал всё.

Седрик»

— Ты всё понимаешь, да? — обратилась к птице Гертруда, вытирая слезы со щёк. Руди встрепенулся и снова зашёлся пением, и она печально улыбнулась. — У Седрика всё равно есть Певец, так или иначе.

Затем она взяла чистый лист, обмакнула слегка подгоревшее перо в чернила и быстро написала несколько фраз. Закончив, она подсушила пергамент Фервеско, свернула его и привязала к ноге птицы.

— Удачи вам, Руди. Тебе и твоему питомцу.

И, задев её щёку своим роскошным жёлто-оранжевым хвостом, Руди взлетел и немедленно исчез, оставляя за собой отзвуки колокольного перезвона.

========== Глава тринадцатая ==========

Из трагедии «Седрик и Гертруда» Просперо Лансекура

(впервые поставлена в Лондоне около 1600 года)

Краткое содержание трагедии:

Юная ведьма Гертруда сбегает от своего мужа, кровавого тирана, горбуна и оборотня сэра Ричарда. Укрывшись во Франции, в замке Сен-Клеров, куда она нанимается простой учительницей заклинаний, она знакомится с сыном хозяев замка, молодым и талантливым Седриком. Между ними вспыхивает страсть, но она не соглашается выйти за него замуж, так как у неё уже есть муж (что она, впрочем, скрывает). Тем временем, сэр Ричард разыскивает её, а когда он узнает про её любовь к Седрику, то решает проучить их обоих. Обернувшись волком, он нападает на хозяина замка и убивает его, подстроив так, что подозрение падает на Седрика. Его хотят казнить, и пока он томится в темнице, сэр Ричард накладывает Конфундус на Гертруду: она думает, что перед ней Седрик и предаётся любви с ним, считая, что это их последний шанс перед его казнью. Сэр Ричард подстраивает всё так, что Седрик узнаёт про то, что у Гертруды есть муж и про то, что она была с ним близка, пока он находился в темнице. Узнав об этом, Гертруда в гневе убивает сэра Ричарда, но Седрик, будучи оправданным и выйдя из темницы, решает, после всего, что он узнал, разлюбить её. Он избавляется от своей любви при помощи метафоризации Эмансипаре, а Гертруда от горя лишает себя жизни. Не в силах вынести накатившую на него пустоту и бессмысленность существования, Седрик также накладывает на себя руки.