«Атаку французов Эдуард-то отбил, но какой ценой это далось! Зато короля Филиппа захватили в плен — ну, думаем, тут-то и битве конец! Но стоило пленённому королю глянуть на Кристину, как она поняла: дело нечисто. Там уж и выяснилось, что никакой это не Филипп, а, здравствуйте-пожалуйста, Анри наш слизеринский! Ну, Кристина под прикрытием Мэри всё из него вытрясла. И уж потом сразу Зореславу отправила настоящего короля разыскивать, а меня попросила Филиппу в битве защитить, коли выйдет. Я как раз с шотландским отрядом в бой шёл — французы даже после пленения короля не успокоились! Так и ломились в атаку, теперь уж под командованием принца ихнего, Иоанна, да с Орифламмой в руках Филиппы — как мы теперь уже знали. Ну, я в бою до неё и добрался, как только смог, и пришлось исподтишка Репелло вставлять, иначе смёл бы её король Давид. Да только сильно опешил он, натолкнувшись на невидимый барьер. А там его принц Иоанн и зарубил с криком «предатель!». Вот оно как вышло, Гертруда. Нас теснили сильно, так что я уж с королём-то раненым и рванул назад — думал, спасти его ещё можно. Но не успел. Умер он от ран. По моей вине».
Гертруда убеждала его, что ему не в чем себя винить. Поступок Анри и Филиппы всех застал врасплох, да и в любом случае — судьба воинов в битве непредсказуема. Кто угодно мог пасть, включая и его, Тормода. И кто ж его осудит за то, что он защищал ученицу своего Дома, даже если она сражалась на стороне противников? По крайней мере, Гертруда точно не посмеет. И она старалась не представлять себе ситуацию, в которой она с Седриком оказалась бы в разных армиях во время боя. Или с любым из своих учеников…
Мысли об Орифламме, которая, конечно же, фигурировала в списках артефактов для французской конфигурации, навели её на размышления о пророчестве Иды. Эли уже поведал ей то, что он узнал от портрета Томаса Лермонта. Его версия создания Кубка Огня не во всём совпадала с тем, что рассказала Эльвира Макгаффин. Лермонт был несколько точнее в своих формулировках: вложенная в чашу гоблинской работы витальность была, по его словам, «избытком, рождённым огненной любовью». Изначально Эльвира и Томас не собирались делать чашу Кубком Огня — перманентность своему творению они хотели придать именно этим самым «избытком», а основным её магическим назначением должен был стать поиск истины. Однако Эльвира каким-то образом вложила в артефакт свою связь со стихией огня, после чего утратила её сама. Чаша вобрала её дар в себя, и теперь на работу с ней могут настроиться только маги огня. «Столько возможностей!» восклицал Эли. «И пророчество Иды, конечно, гласит о том, что нужно создать новый Грааль, чтобы остановить войну. Видимо, он должен стать одним из элементов новой конфигурации!» Глаза Эли горели, когда он говорил об этом всём, а Гертруда призывала все свои силы, чтобы спрятать боль. Где ты, Седрик? Где наш с тобой избыток огненной любви, при помощи которого мы могли бы сотворить новый Грааль? Быть может, это всё ещё реально? Почему ты не возвращаешься?
Всем в Хогвартсе уже было известно про похищение Седрика всё, за исключением того, что показал шар Элианоры Роул под конец. Об этом Айдан, Зореслава, Перенель и Захария обещали молчать, а исчезновение Седрика после несложившегося ритуала официально объяснили тем, что он временно вернулся к родителям в Нормандию, чтобы прийти в себя. С Меаллана же Зореслава взяла тем же утром нерушимую клятву не покидать Хогвартс и не использовать магию, кроме как в учебных целях на своих уроках, до тех пор, пока Гертруда не примет решение, как с ним поступить. А Гертруде, чтобы принять это решение, надо было поговорить с ним, наконец, но она откладывала и откладывала этот разговор. В Главном зале он теперь появлялся редко, никогда не сидел с ней рядом и почти ни с кем не разговаривал. Однажды она услышала краем уха, как Филлида выпытывает у него, почему он так невесел, а Меаллан отвечал ей какой-то расплывчатой несуразицей. Надо уже покончить с этим, говорила Молния, и Профессор с ней соглашался. Жрица же молчала, уйдя ещё глубже в туманы, а Руди пропала с того самого утра, когда она проснулась в Гринграсском замке, и больше не появлялась.
С Берной Макмиллан Гертруда поговорила при первой же возможности, поблагодарив за всё и попросив прощения за недоверие. Так вот что за тени будоражили призрака Морганы! Задание Берны — продумывать всевозможные варианты искажения идей конфигурации и отслеживать по различным признакам, не приходят ли такие же мысли в голову кому-то ещё и не начинают ли они воплощать их в жизнь. Вот откуда взялось ощущение «рока», которое Гертруда увидела при помощи Специалис Ревелио. Не погубить, а спасти обещал этот рок. Если бы она это тогда поняла…
Гертруда печально думала о том, сколько она совершила ошибок и чего они ей стоили. Если бы она больше доверяла Моргане и Берне, она бы не отправилась в пещеру, где застряла в самый неподходящий момент; если бы она меньше думала о Ричарде, она бы не пошла по ложному пути хоркрукса, если бы она научилась понимать свои вспышки озарения, если бы, если бы… Если бы она поела тогда с утра, добавил Профессор. И сейчас, между прочим, время обеда. Волынку слышишь?
Настойчивый зов волынки она действительно слышала. Гертруда глянула на себя в зеркало — нерадостный вид, прямо скажем. Она перестала беспокойно ходить по комнате — сколько она уже так прошагала за сегодня? — оправила причёску и мантию, а затем вышла в коридор. Гулкий звук её шагов по каменному полу немного успокаивал — вот она идёт, вот у неё есть цель — простая и осязаемая: поесть и набраться сил, чтобы потом поставить новую цель, а за ней — ещё одну. Она сбежала по мраморным ступеням парадной лестницы, отбивая ритм, — Берна ей рассказала, как именно ритм стал для неё основой для нанизывания других ощущений, которые помогли раскрутить клубок видений, ведущий к теневому граалю.
Гертруда уже не застала этот артефакт, так как он не дожил до утра, несмотря на всю потраченную на него кровь единорога. Однако Зореслава ей потом показала, как он выглядел. Что ж, замёрзшее дыхание дракона — это не метафора. И мы теперь знаем, из чего сделать новый грааль, о котором гласит пророчество. Она бежала вниз, и стук её шагов складывался в узор, помогавший думать. Но потом ритм стал отстукивать неумолимое седрик, седрик, седрик, и мысли снова спутались и затянулись пеленой дыма.
Пока она шла по галерее, за ней летел Пивз и тараторил всё на ту же тему:
— Я тут поразмыслил, что пора вас всех спасать. И вас, и французишек. А то что же — если тут их больше не будет, кого я буду дразнить за дурацкий акцент? — дальше Пивз пытался говорить с французским акцентом. — Так вот, собрала б ты эту, ля фигурасьон! Там у них в Бобатоне, говорят, есть горшок райских видений — ну или что-то в этом духе.
Когда она уже входила в зал, Теренс Пикс нежно отругал Пивза за то, что он надоедает профессорам, и отправил его поболтать со статуями на пролётах лестницы в Западной Башне — совсем, мол, заскучали горемычные. Гертруда подняла глаза на потолок — небо было голубым и без единой тучи. Почему от этого только тяжелее на душе? Она добрела до учительского стола и села с самого края, рядом с Зореславой. И хотя она совершенно не смотрела в его сторону, она ощущала присутствие Меаллана, как ощущают внезапный обрыв, притаившийся за поворотом. Надо, надо с этим кончать. Быть может, сегодня? Сколько уже дней ты говоришь это «может, сегодня»? произнёс Профессор. Не мешай мне есть, буркнула она и взялась за похлёбку. Почему у всей еды в последнее время вкус пепла?
После обеда она снова долго говорила с Этьеном, который уже успел выяснить, как именно Филиппе удалось активировать Орифламму. Затем выслушала сестёр Уизли и все их предложения по новой конфигурации, а также сводку новостей из теплиц, где луковицы-валькирии достигли небывалых высот в прыжках. После этого она подумала, что пора бы сделать табличку на дверях в духе «Всем спасибо: идея о конфигурации уже поступила», но засела вместо этого за письмо Кристине, с которым она провозилась до самого ужина. При этом её словно жгло присутствие другого письма — здесь, рядом, в её сумке. Тот свиток, который она подобрала на полу в своей бывшей спальне и приняла за черновик баллады, оказался письмом, которое Седрик пытался написать ей накануне тех событий, но так и не закончил. Она хотела его прочесть, но это было слишком больно, и после двух-трёх фраз она откладывала покрытый кляксами пергамент. Но сейчас она собралась с духом и вытащила его из сумки. До какой строки она дочитала в прошлый раз?
