Мир завертелся перед Гертрудой — ей показалось, что всё вокруг неё горит и рушится. Запах дыма защекотал ноздри. Она ощутила, что Зореслава прижимает её к себе.
— Прости меня. Но кто ж поймает комету за хвост? Но он вернётся — вот увидишь. Перебесится, может, драконов парочку поймает в Китае своём или ещё кого, и вернётся. Непременно. Ты, главное, сил набирайся — вон до чего довела себя!
И так она продолжала говорить и говорить, пока Гертруду трясло и вертело в воронке отчаянья, а мир вокруг неё догорал и превращался в пепел. Когда же она смогла снова говорить, она сказала:
— Пожалуйста, забери меня отсюда в Хогвартс.
— Да рано тебе пока перемещаться-то!
— Зореслава, я тебя прошу. Я с ума тут сойду.
— Ну что ж с тобой поделать? Готовься тогда. Да погоди — ты ела-то когда в последний раз?
— Не помню. Позавчера. Нет, вчера — яблоко.
— Это что ли? — и Зореслава указала на яблоко, лежавшее на столе рядом с сумкой Гертруды. На нём виднелся единственный укус. — Эх, выпороть. Крапивой. На вот, съешь. И не спорь, а не то оставлю тебя тут.
И она протянула Гертруде слегка помятый скон, а затем трансфигурировала из пустой склянки чашу и налила в неё воды из кувшина. Гертруда жевала скон, не ощущая его вкуса — только гарь, только дым и пепел. Но когда на языке оказалась клюква, её вкус вдруг напомнил о Кристине, и она словно услыхала её голос в голове: «Держись! Мы все с тобой». Когда они покидали ненавистную Гертруде спальню, она попыталась оставить в ней и сгоревший дотла мир. Когда я окажусь в Хогвартсе, я буду готова ко всему и переживу всё, что мне выпадет, сказал она себе, стряхивая с души пепел. И эта мысль фениксом поднялась вверх над её внутренним ландшафтом, покрытым сплошной пеленой удушающего дыма.
[1] Джон де Ментейс, шотландский рыцарь, предавший Уильяма Уоллеса.
[2] «Танцуй, Мэри, моя славная дочь, танцуй, если можешь». “Step it out” дословно означает «вышагивай, стучи ногами»
========== Глава двенадцатая ==========
Из сочинения «Магические артефакты в руках магглов» немецкого чародея-историка Корнелия Агриппы (написано в 1520 году)
Не менее примечательна и история Орифламмы, знаменитого штандарта французских королей. Сей магический артефакт, сотворённый с целью обеспечить слаженность действий армии и вселить огонь храбрости в сердца воинов, попал в руки магглов ещё в XI веке, и, как того и следовало ожидать, использовали они его вовсе не так, как задумали создатели. Поднимая Орифламму на копье, они объявляли, что врагу пощады не будет — то есть подавали сигнал бойцам милосердия не проявлять и пленных не брать. Этим они пытались устрашать врага, да только без толку: французская армия с Орифламмой терпела поражение за поражением.
Всё изменилось во время великой битвы под Пуатье в 1348 году, в которой французы, во главе с королём Филиппом VI и его сыном, принцем Иоанном, сошлись в бою с англичанами и шотландцами, коими командовал Эдуард, Чёрный Принц. Французская армия была в несколько раз больше британской, да только царила в ней путаница, и первые атаки увенчались провалом. Неведомо, предпринимала ли что-либо шотландская принцесса-ведьма Кристина, которая присутствовала в британском лагере: о том сохранились противоречивые сведения. Однако известно, что схлестнуться двум армиям в тот день нередко мешали то туман, то ветер.
Впрочем, на стороне британцев были меткие английские и валлийские стрелки, которые не раз уже обеспечивали Англии победу в боях. Горькой была бы участь Франции в этой битве, если бы не двое отчаянных учеников Хогвартса — Анри де Руэль-Марсан и Филиппа де Монфор, которые самовольно вступили в битву, несмотря на то, что французские и британские маги договорились не вмешиваться. Дерзко похитив французского короля Филиппа и его хоругвеносца Жоффруа де Шарни, Анри и Филиппа перевоплотились в них при помощи оборотного зелья и повели за собой французскую армию, выпив зелье, заставляющее яснее мыслить. Находясь под действием этого зелья, Филиппа, принявшая облик Жоффруа, разгадала тайну Орифламмы и запустила действие артефакта. Мощным был удар французов по врагу, и король шотландский Давид II пал под их натиском. Лишь яростный Чёрный Принц смог сдержать этот напор, пленить короля и ранить принца. Филиппа в облике Жоффруа также получила тяжёлое ранение.
Немало написано о перипетиях этой битвы во французских летописях, я же отмечу лишь одно: я не сомневаюсь, что Орифламма могла бы принести в тот день победу французам, несмотря на пленение короля и ранение принца. Но всем известно, какой выбор сделал в решающий момент Анри де Руэль-Морсан. Не все тогда были склонны благодарить его за это, но, как показала история, это был правильный выбор.
Гертруда Госхок, май 1348
Первым, кто это предложил, был Этьен. Или всё-таки Кристина? Гертруда задумалась об этом уже потом, когда смогла более-менее спокойно перебрать в голове события того страшного дня. На копии свитка Этьена среди надписей, касавшихся спасения Седрика, появилась также короткая фраза, на которую она тогда просто не обратила внимания: «Конечно, конфигурация». Теперь же, когда к ней без конца подходили один за другим коллеги и ученики, сообщая, что им пришла в голову гениальная мысль о том, как остановить войну Англии и Франции, она кивала в ответ и мысленно усмехалась. Кристина была первой, кто это предложил. Или Этьен?
— Заметьте, — говорил ей Артур Рейнолдс как-то на перемене после урока заклинаний. — Я ведь заинтересован в том, чтобы война продолжалась! Ведь если её остановить, то Хогвартс будет принимать Триволшебный турнир. А в мои планы это не входит! Так вот, несмотря на это, считаю своим долгом сообщить: я придумал, как остановить войну! Надо собрать новую конфигурацию! Есть у них там во Франции какие-то подходящие артефакты?
А Этьен тем временем уже составил в библиотеке список таких артефактов и начал продумывать возможные цели конфигурации. Когда Гертруда получила письмо от господина Улисса Буассара, директора Бобатона, с аналогичным списком, то она с гордостью подумала, что подборка Этьена куда более основательна. Все эти мысли помогали ей прожить день за днём, от рассвета до ночи, не задыхаясь в едком дыме отчаяния. От Седрика не было никаких вестей. И невозможно было не ждать их каждую минуту и не прислушиваться к малейшим изменениям на волнах ментальной связи. Но там царила полная тишина. Невыносимая, убийственная тишина.
Вытесняя эту тишину, она часто возвращалась к разговору с Тормодом, который первым поведал ей про битву под Пуатье. От него она узнала, что Кристина, обещав не вмешиваться в бой, решила, что ничто не мешает ей попытаться не дать этому бою разразиться. Для этого она попросила помощи Зореславы, с которой вместе они срывали манёвры обеих армий ветром и туманом. «Да только ветры-с-туманами не шибко напужают вояков, которые рвутся разорвать друг дружке глотку», говорил ей Тормод. «Французы как назло сами лезли под стрелы — вот шо ты будешь делать? Мэри, бедняга, из сил выбилась, прикрывая Кристину, пока та гоняла тучи. Ты ж знаешь, что она давненько уже при ней фрейлиной прикидывается — в плане этикета-то она сильна — а на самом деле морочит головы магглам, когда Кристина магичит. Но через часа два утомились уж и французы, и англичане — и заслал Эдуард к противникам парламентёров. Вскоре те вернулись в ужасе: караул, мол, король Филипп в ударе, все предложения отверг и идёт в новую атаку, куда более слаженную, чем предыдущие. И Орифламму поднимают — мол, пощады не будет».
Гертруда пыталась представить себе штандарт, реющий над головами скачущей в атаку кавалерии. Хаос битвы, смертоносные стрелы, которые могут унести любую жизнь в любой момент, безумный водоворот из людей, коней, оружия, боли и смерти… И тут — яркое пятно флага, который берёт на себя роль маяка и не даёт воинам терять ориентацию в сумятице боя. Она вспомнила своё состояние, когда находилась под воздействием зелья умников: вьющиеся в голове узоры, расщепляющие саму идею хаоса на составляющие. Не это ли основное в магии — да и в любом творчестве — найти и зацепиться за некий центр, который поможет увидеть связи в бессвязности и порядок в хаосе? Этот центр может оказаться и флагом, и узором, и маяком — каждый находит своё средство. И тут же память подбросила ей образ Седрика, пишущего трактат о магическом творчестве, пока она лежала в постели с головной болью. Не отвлекаться на это… Гертруда заставила себя вернуться к размышлениям о битве под Пуатье.
