— Ты тоже — словно прожила за день целую жизнь, от которой мне достаются лишь обрывки.
— Я даю тебе всё, что могу, Седрик. И даже больше.
— Почему же тогда мне кажется, что мне почти ничего не достаётся?
— Может, потому что ты поразительно ненасытный — кто не дал мне пойти с остальными в хижину к Айдану сегодня?
— А когда у меня ещё была бы возможность заняться с тобой рунами в сакральное время? Или просто поговорить, наконец?
— А кто пропадает на советах в Гринграсском замке целыми днями?
— А что делать, если в моей стране война? Которую ты развязала…
— Что?! — его слова были словно укол Круциатуса.
— Если бы не Конфигурация, разве бы она началась?
— Она началась несколько лет назад!
— И остановилась из-за чумы!
— Ты хочешь сказать, что нам не стоило спасать Британию от чумы, чтобы Англия не пошла снова войной на Францию? Зачем же ты тогда сам сварил столько зелий от чёрного мора?
— Потому что прилетел, как бабочка на огонь, к тебе и твоей Конфигурации! Лучше бы ты не брала меня в ученики! Лучше бы я ограничился твоим первым уроком — про Инвизус! Наложил бы его на себя, метафорически, и подглядывал за твоей жизнью — издалека, не входя в неё и оставаясь для тебя невидимым.
— Седрик, остановись! - молила она.
— А второй урок был и того лучше! Не подглядывать вообще! — продолжал он выливать на неё свою боль. - Исчезнуть! Вот, что надо было сделать! Зачем ты меня затянула? А потом ещё и не дала сварить отворотное зелье. Лучше бы я выпил его тогда! Лучше бы я убил эту любовь, лишающую меня сил и свободы!
Гертруда вынырнула из мучительных воспоминаний и отошла от зеркала, смахивая с глаз слёзы. По замку прокатился сигнал волынки, призывающий на завтрак. Есть не хотелось, но спуститься в Главный зал придётся — хотя бы за письмами и новостями. При мысли о парадной лестнице стало дурно — и она сделала портоключ к её последнему пролёту на первом этаже. Пивз как раз пролетал мимо, напевая что-то о гармонии зевающей с утра вселенной, и замер было при виде Гертруды — но так ничего и не сказал в её адрес и помчался дразнить портреты в галерее.
За учительским столом в Главном зале не было Тормода и Айдана, а остальные тревожно переговаривались. Напряжение вокруг ощущалось, словно сеть натянутых нитей, а небосвод на потолке хмурился постоянно меняющимися гримасами серых туч. Гертруде вспомнился благоухающий майский день год назад и ночь полнолуния после него. Ошиблись ли они тогда, формулируя цели для Конфигурации? Не было ли их слишком много? Не оказались ли они недостаточно конкретными? Насколько она виновата в том, что происходит сейчас? И, главное, что она упускает из виду?
Когда она заняла своё место за столом, директриса поднялась и призвала всех в Зале к молчанию. Усиленный Сонорусом голос госпожи Клэгг больно резанул по ушам.
— Дорогие учителя и ученики Хогвартса, — начала директриса с крайне серьёзным видом. Нити напряжения и тревоги натянулись до предела. — Вы все прекрасно знаете, что Англия сейчас ведёт военные действия против Франции. К сожалению, маги Британии за прошедший год отступили от линии нейтралитета по отношению к делам магглов. Вы можете соглашаться с их действиями или оспаривать, но напомню, что у вас всех стоит первоочерёдная задача — учиться или же, в случае преподавателей, учить. Поэтому я прошу, нет, требую от всех вас помнить об этом ежеминутно и направлять свои усилия и порывы души в это русло.
По залу пробежала волна шёпотов и, как показалось Гертруде, несогласия со словами директрисы. Она вспомнила, как часто раньше случались стычки между английскими и шотландскими учениками в Хогвартсе, особенно магглорождёнными. После Майского ритуала они сошли на нет. Но за последнюю неделю, с тех пор, как стало известно о том, что английские корабли вошли в гавань Ла-Рошели, начались ссоры между англичанами и французами. Да и шотландцы не оставались в стороне — и прозвища «предателей» многие из них уже успели заслужить и от тех, и от других. Гертруда вздохнула и посмотрела в сторону Этьена. Он француз лишь наполовину и родился в Англии — что он думает по этому поводу? И не думать, не думать о словах Седрика…
— Поэтому с прискорбием вынуждена сообщить вам следующее. Двое учеников нашей школы сочли возможным самовольно покинуть стены Хогвартса, чтобы присоединиться к событиям во Франции. Надеюсь, у них всё же хватит ума не вступать в сражения и вернуться туда, где им положено быть, — в школу. Речь идёт о старостах Слизерина и Гриффиндора Анри де Руэль-Марсане и Филиппе де Монфор. Новыми старостами временно назначаются Сильвестр Гойл и Джейн Макадамс. Также, поскольку профессор Маклеод снова отсутствует, отвечать за Гриффиндор я поручаю профессору Спор, а тренировки по квиддичу любезно согласился проводить Захария Мампс.
Гертруда глянула на гриффиндорский стол, где место Филиппы пустовало, а остальные вели себя на удивление тихо. Надо было уделить ей больше внимания, нахлынула очередная волна вины, надо было взять её в ученицы ещё в апреле. Прекрати это, скомандовал внутренний Профессор, просто прекрати. Послушай лучше, что ещё говорит директриса.
— В связи с поступком Анри и Филиппы администрация школы и совет попечителей приняли решение о принятии строгих мер по ограничению свободы передвижений учеников. Отныне все, кому не исполнилось 19 лет, не смогут использовать аппарацию и портоключи, находясь на территории Хогвартса и его окрестностей. Ворота будут открыты с 8 утра и до 8 вечера, но выходить из школы можно только в сопровождении учителя или работника Хогвартса, а также старост. Что касается самих старост, то тут будут приняты отдельные меры — даже не пытайтесь их обойти! Посещение Хогсмида временно отменяется для всех учеников школы.
Тут уже стоны и возгласы негодования раздались за всеми столами, и госпожа Клэгг несколько раз хлопнула в ладоши с такой силой, что Гертруда еле сдержалась, чтобы не закрыть уши руками.
— Я понимаю ваши чувства. Но кроме чувств нужно подключать ещё и разум, что, к моему глубокому сожалению, научились далеко не все из вас! Поэтому сосредоточьтесь на учёбе, особенно седьмой класс — выпускные экзамены не за горами. А шестой и пятый пойдёт сегодня с профессором Макфасти и профессором Спор убирать созданные бурей завалы в окрестностях школы. Их будут также сопровождать все старосты. Как сообщает мне профессор Диггори, погода должна, наконец, наладиться. Благодарю вас за внимание и надеюсь, что вы все проявите себя с лучшей стороны в эти сложные времена.
Когда директриса закончила свою речь, в зале воцарился привычный гул, к которому вскоре добавился шум множества крыльев — совы принесли почту. Гертруда стала быстро пересматривать письма, оказавшиеся перед ней. Может, Седрик хотя бы напишет ей? Но послания от него в стопке не нашлось.
— Ты знаешь, Гертруда, времена ведь и правда сложные, — сказал сидящий рядом Меаллан. — Может, стоит немного осторожнее с письмами? Мало ли что на них наложили.
И хотя он был совершенно прав, в Гертруде поднялся вихрь гнева, и Молния запустила вдаль огненный шар. Не в состоянии сдержать себя, она произнесла:
— Хватит уже меня опекать, Меаллан. Я разберусь сама.
И тут же она открыла рот, чтобы извиниться, но её остановил его взгляд — он длился долю секунды, но его хватило, чтобы она сбилась с мысли и засомневалась, знает ли она этого человека. А в самом деле, что она знает про него? Но его большие серо-голубые глаза поменяли выражение, и это снова был добрый малый Меаллан. Он тоже собирался что-то сказать, но тут к Гертруде подлетела растрёпанная сова Мэгги и уселась перед ней на стол.
— Привет, Мерри. Что это тут у тебя?
Она сняла с лапки послание и протянула Мерри печенье: сова мгновенно распотрошила угощение клювом и улетела к столу Рейвенкло. Увидев почерк Кристины, Гертруда быстро развернула письмо и принялась читать.
«Дорогая Гертруда, время истекает, поэтому пишу кратко. Чёрный Принц с войском стоит под Пуатье, и я сегодня отправляюсь во Францию, чтобы попытаться предотвратить битву. Даже если мне это удастся, будут другие битвы — видимо, такова цена нашего мира с Англией. Если я когда-нибудь снова заговорю о глупости с тоном превосходства, напомни мне о той непростительной наивности, которую я проявила по отношению к Ордену Подвязки. Уже тогда король Эдуард знал, что вторгнется во Францию. Honi soit qui mal y pense — позор тому, кто подумает об этом плохо: это вовсе не про дурацкую подвязку, а про притязания английской короны на французский престол. Это был вызов нам, дорогая Гертруда. И что теперь с этим делать?
