— Продолжайте… — проговорил Снейп. Ему было достаточно и секундного взгляда, чтобы запечатлеть в памяти зарумянившиеся щёчки и губы и вернуться к появившемуся облачку над её головой. Видел он многое.

— Девушка, — заговорила с лёгким опасением Гермиона, — имела маниакальные способности. Она убила брата подруги, а до этого немало соседских мужчин, однокурсников и знакомых. Странно, но в дневнике написано, что Артемидия была совестливой девушкой, порядочной и честной…

— И что вам кажется? Ну же, мисс Грейнджер, вы наверняка выставили диагноз бедной средневековой женщине.

— Девушке.

— Женщине, мисс Грейнджер.

— Будь по-вашему. Да. Диссоциативное расстройство личности. Так бывает, а в жестоком средневековье и подавно распространено. Её подавляли, и подавляли мужчины, раз мстила она только им, вот только руны… Я не могу понять. Она придумала их, чтобы защищаться. Возможно, чтобы угождать? Не раз её замечали в подкупах. Очень удобно знать, кто у кого бывал, не так ли?

Северус вернул руну и поймал вопрошающий взгляд прекрасных глазок.

— И радовать подарками… Но зачем честной и порядочной подкупать?

— Чтобы выжить, подсознание выстроило вторую личность, противоположную, для баланса. Агрессия Артемидии была направлена на защиту, а следовательно, и всё остальное…

— Неужели инквизитор не посчитал её одержимой?

— А это вопрос, профессор… Полагаю, что вторая личность была хитрее?

Он покачал головой, и Гермиона подхватила:

— Артемидия гениальна, сэр. Возможно, пряталась сама она… О, подразумеваете, что Артемидия как раз и была второй личностью?!

В этот момент на пороге появился улыбающийся Гарри и приоткрыл дверь шире.

— Гермиона, там традиционные обнимашки пошли. Завершаем уже, пойдём скорее!

Позади него появился с понимающей улыбкой Невилл.

— Извините, сэр, — тотчас проговорила Гермиона, стремясь скорее сбежать и закончить вечер. По пути к друзьям она смотрела сквозь витраж. Была та же картина, что и с первым. Два облачка: в одном искренне хихикала Китти, в другом — Луна. Сердце Гермионы пропустило удар. Она резко обернулась.

— Гениальная неоспоримо, — продолжил Снейп. — Жажду выживания с первыми двумя витражами я могу понять, но что с третьим? Для чего он, мисс Грейнджер? — профессор вскинул бровь, не обращая внимания на недоумевающих юношей позади неё.

— Возможно, слабое место?

— Может быть… Но мне кажется, раздвоение заметили бы и в Хогвартсе, не так ли?

— Да…

Снейп медленно вышел из тени.

— А я, как и прежде буду настаивать на страсти, мисс Грейнджер. Жестокость этой женщины была порождена не стремлением выжить, а влюбчивостью. Артемидия убила мужа, влюбившись в дворцового стражника. Затем увлеклась плотником и, естественно, отравила прежнего кавалера. Позже мисс гениальность полюбила лесовоза и избавилась от плотника. А потом был придворный священник, который тоже приглянулся Артемидии, и лесовоза пришлось отравить. Со священником она прожила шесть месяцев, оттого то никто не сжигал её. Защита, основанная на грехопадении, стара как мир, а девица была не промах, но и его отравила. Потом выбор кокетки пал на брата подружки. Полагаю, что витражи были предназначены для этих достаточно своеобразных целей. Очарование, ревность, тщеславие — ещё те элементы страсти. Тому подтверждение третья руна. Доброй ночи.

Почему-то юноши решили, что пожелания относятся к ним, и пробормотали что-то под нос, а Гермиона не ответила ничего. Воспользовавшись тем, что Снейп стоит в свете, она заглянула в дрожащий витраж. Облачко показывало её в белом платье с рождественского бала.

Взгляд его уже был холодным, профессор был раздражённым и будто бы утомлённым общением. Гермиона поспешила оставить его в одиночестве.

Ранним утром, когда игра закончилась, Гермиона собрала чемодан, распрощалась с Макгонагалл и села в Хогвартс-экспресс, который сначала натянул, а после разорвал тончайшие нити со школой и с близкими ей людьми. О чём она думала? Большую часть времени о витражах. Профессор Снейп верно подметил: Артемидия вспыхивала страстью столь же быстро, сколь и утихала. Она действительно была гением, раз создала артефакт, но куда больше — манипулятором. Через первую руну она узнавала желания жертвы и подкупала ту подарками. Второй витраж позволял следить за возлюбленным и его гостями, ну, а третий служил если не индикатором влюблённости, то показателем главной мысли мужчины. А может, и жажды, ведь не случайно руна звалась так.

Гермиона тяжело вздохнула. У неё начиналась новая жизнь.

В начале сентября ворота Матрикса распахнулись и студентка Грейнджер ступила за порог. Она одна была без чемодана, так как решила не наступать на ошибки прошло и жить отдельно от однокурсников. О ней почти никто не знал, не обсуждал и не рассматривал. В первый учебный день преподаватель отметил проект по рунам, на второй об этом узнала вся академия, и у Гермионы сформировалась новая репутация подающей большие надежды студентки. Только тогда она выдохнула, а глазам её вернулось мерцание, которое так обожал профессор Снейп.

Он сделал всё правильно.

========== Эпилог ==========

Пока знаменитое Трио праздновало свой первый выпускной, с Джинервой Уизли произошло нечто страшное.

Министерские заведения в магической Британии жаловали особым уходом, чего не сказать об авроратском здании, которое к ним лишь примыкало. Выполняющие работу во вне сотрудники тем самым создавали представление о своей профессии и о том, что не нуждаются ни в каких кабинетах. А зачем, когда преступники мелькают по людным городам да по заброшенным деревушкам? Почему-то существовал стереотип, что в аврорат приходят, исключительно чтобы подписаться в протокольном пергаменте, переодеться и идти в сражение против мрака, а не уподобляться офисным клеркам, возящимся с бумажками. И это раздражало сотрудников. В особенности терпеть такого мнения не мог друг Артура Уизли и Квентина Шарля — Кингсли Шеклболт, который по новой должности чаще сидел в кабинете и управлял штабом профессионалов, нежели выходил на задания.

Как главному аврору ему постоянно доводилось общаться с министрами, а следовательно, и доказывать им, что аврорат — здание, а не общественный абстрактный институт. Что как и любая материя, помещение, и меж тем, прошедшее войну, нуждается в ремонте. Требованиями выделить хотя бы масло на дверные петли он надоедал и одновременно напоминал об ошибочных представлениях. Министры каждый раз округляли глаза, удивлялись и задавали непомерное количество глупых протокольных вопросов, но снисходительно присылали бутылочку жирной смеси, к слову, не самой хорошей эффективности. Петлям этого хватало не больше чем на полгода, вслед за которым шёл шестимесячный всеобщий невроз. Скрипы как медленные, так и молниеносные — такие, от которых раздаётся вопль — были у каждого на счету, и пока Кингсли разбирался с министерством и кормился «завтраками», аврорский коллектив пришёл к негласному соглашению.

Двери стали открывать только при большой необходимости. Жертвовали минутами и ждали, чтобы выходить маленькими стайками и не мучить лишний раз ушные раковины. Появилось и расписание, когда все в одночасье сворачивали деятельность и уходили на обед или домой. Воцарилась дисциплина. Все, чтобы не слышать лишний раз пронзающего до мозга костей скрипа, следовали ей.

Вскоре такой порядок устаканился, а у сотрудников выработался рефлекс. Противный лязг открывающейся двери приравнялся к школьному звонку и означал начало и окончание рабочего дня. Привык и Кингсли. Его кабинет скрип пронзал не более шести раз, и это с перерывом на обед и заходом секретаря. Поэтому совсем скоро рутина поглотила весь аврорат, как волна, вернувшаяся после отлива к береговой щебёнке.

Так, размеренно время близилось к июню.

В дни, когда во всю идут выпускные, жизнь переворачивается вверх тормашками. Привычный ход событий нарушается. Обязательно что-то происходит. Всеобщая суматоха, как паника, распространяется на всех. Волнение выпускников, их родителей, дальних родственников и друзей присутствует в воздухе и заражает.