— Что ж… спасибо за веру, профессор. Что за задачи? — произнесла она подавленно и сделала то, что Северус никак не ожидал. Гермиона улыбнулась. На губах затаилась искренность, а в глазах — боль. Она уставилась в тетрадь и принялась записывать условия. Ресницы у неё дрожали.

Этот день прошёл накось. Уйдя в себя, девушка почти не разговаривала и делала вид, что решала задачу. Не было и часа, когда бы Гермиона не косилась на дверь. Теперь минуты своего ухода считала она. Происходящее словно издевалось над ней, словно сам Снейп вновь потешался! Она не знала, что думать, но предпочла опираться на факты. Он не желал общаться, и её гордость не препятствовала. Что могла сделать она, обычная студентка, которая ещё и школу не закончила? Добиваться его — наивные мечты! Северус Снейп не мальчик. Бороться — смешно. Ненавидеть — невозможно.

Гермиона напомнила себе, как в построении теорий дала промах, ведь сначала считала, что нравится Северусу Снейпу, затем, что безразлична ему, после — что он хочет её убить. Ещё вчера показалось, что он вот-вот поцелует. Она уловила в его взгляде нечто не поддающееся описанию, но ощущаемое сердцем, и это тоже, увы, сочинилось ей. Эмоции всегда вызывают у нас те образы, в которые мы хотим верить. По этой причине Гермиона отказалась что-либо выдумывать. Факт, что профессор дистанцируется, неоспорим.

Но изменило ли это что-то в Гермионе? Нет. Преобразились ли те чувства, которые давали ей сил держаться без сна долгими сутками? Нет. Затаилась ли в самом дальнем уголке истерзанной души обида? Нет.

Ничего не изменилось.

Против него не имелось ничего. Гермиона Грейнджер обезоружена своей же любовью.

Задачи она так и не решила, а поутру заправила постель и ушла.

К тому времени Северус не спал. Её уход был верен. Он не понимал одного: почему вместо гнева, ему подарили улыбку? Неужели, чтобы добиться ненависти Гермионы, необходимо снова ошпарить какого-нибудь недотёпу? Презрение — вот лучшее зелье от сердечной боли. Оно помогло бы ей обрести счастье вновь, ему — успокоение.

Северус почти ненавидел её искренность. Ещё на балу она оставила в дураках его, а думала, что проиграла. Тогда он тоже нагрубил, чтобы Гермиона презирала и не вынюхивала секретов, которые могли бы скомпрометировать её. Сегодня всё повторилось.

С кривой ухмылкой Северус вошёл в кабинет Помфри, а там шагнул в камин — прямиком к Макгонагалл. Пахло парафином, но свечи уже погасли. Одному Мерлину оставалось известным, куда на этот раз в такую рань запропастилась старая кошка.

Северус подошёл к директорскому столу, без труда вынул чистый пергамент, макнул перо в чернильницу, набросал твёрдой рукой пару слов и подписался. Столь радикальное решение давно зиждилось**** в голове, оно бурлило и плескалось. Свечу он зажёг, чтобы высушить пергамент. Как только дело было сделано, словно в прощание пальцы прошлись по заявлению. Северус Снейп бесстрастно осмотрел текст вновь. Желание разорвать бумагу в клочки бушевало, и разве что глубокий вдох и выдох помогли совладать с ним.

На столе рядом лежало два неприметных, оставленных на потом, письма. Одно из них было из Матрикса.

«Здравствуйте, уважаемая директриса Макгонагалл!

В связи с тем, что мисс Гермиона Джейн Грейнджер отправила заявку с теоретическим проектом о рунных витражах, мы бы хотели получить заверение от вас насчёт некого щепетильного вопроса…»

И рядом же лежало начатое письмо, в котором аккуратные, идеально ровные буквы складывали слова, а слова — заверения в лжеинформированности и о слухах вокруг школьного театрального фестиваля.

Его последняя надежда погасла. Матрикс уже снизошёл до письма. Северусу казалось, что он вновь возвращался во тьму, во времена Воландеморта, на войну. Мужчина развернулся и прямым шагом направился к камину, но дверь скрипнула, а появившаяся Макгонагалл хлопнула в ладоши.

— Наконец-то, я увидела тебя, Северус! Ты даже не представляешь, что произошло! С этой Клэр, скандалом и её дисквалификацией я даже на минутку не могла заглянуть к тебе! Как твоё самочувствие? Как мисс Грейнджер? Чаю?

— Нет.

— Представляешь, Трелони-то права оказалась! Её наклейки дали такого жару! А критик-то как занегодовал, ты только представь! Он эту амбразуру, значит, увёл с напыщенным видом и стал причитать прямо как в школе! Тебе-то не смешно, а вот я помню ещё не искорёженное ботоксом рыло Клэр! А почему ты так странно ухмыляешься? Погоди… Что ты здесь делал? — под конец Макгонагалл мазнула догадливым взглядом по столу и вновь на Северуса.

— Уничтожь сейчас же эту глупость, — прошептала она иным тоном и преградила ему путь.

— Минерва, не загораживай камин.

— Это неразумно.

— Дорогу.

— Твоя репутация…

— Именно. Моя. Репутация.

— Тебя же не возьмут никуда.

— Открою аптеки.

— Северус, до окончания года полтора месяца, потерпи. Она выпустится.

— Нет.

— Ты должен был предупредить за месяц. Я не найду замену так быстро, а ребятам Ж.А.Б.А. и Т.Р.И.Т.О.Н.ы сдавать.

— Плевать я хотел.

— Гермионе тоже сдавать экзамены.

— Она с превеликим успехом сдала бы ещё на пятом курсе.

— Если ты уйдёшь, то потеряешь её, Северус.

— Правда? Не ты ли заклинала не «обретать» её?

— Если ты уйдёшь, то твои чувства станут очевидными не только для меня.

Это заставило замереть его.

— У меня нет к ней чувств. Я действительно хотел тело, Минерва. Ты даже не представляешь, что такое быть тёмным магом и общаться с само́й чистотой! — прошипел он сквозь зубы. В его тоне, ещё мгновение назад бесстрастном и холодном, прослеживалось отчаяние. — Это хуже инкубства. Это нестерпимая жажда. Она. Почти. Неудержима. Ты чувствуешь запах прозрачной кожи, слышишь учащённое дыхание, шелест мантии, шажочки. Они сводят с ума, вносят запретные мысли… А эти румяные щечки, означающие, что девочка видит во мне мужчину? Сколько раз я хотел не просто поцеловать, но и укусить эту сладость! Она великий соблазн, мадам Макгонагалл! Я хотел её трахнуть, неужели не очевидно?

Она раскрыла рот, а он продолжил:

— Я, преподаватель Хогвартса, заявляю тебе, директрисе, что хотел совратить студентку, мало? Знаешь, почему я всё ещё не сделал этого? Почему не залез под юбку к изящным ножкам? Почему останавливался каждый раз только на мысли? — он наклонился к Макгонагалл, цедя сквозь зубы, — Всякий раз, когда я желал взять её на парте, на сцене, в Большом зале или в кабинете, во мне просыпалась жалость к этой глупой, наивной бездарности. Она умна, но ещё такая дура.

Не говоря ни слова, он обошел шокированную Макгонагалл и ушел в камин. Минерва молча уничтожила пергамент.

Совсем скоро Северус Снейп вернулся к преподавательской деятельности. Студенты, твёрдо знающие о «трагедии» в больничном крыле, удивлялись по-разному: кто думал о предстоящих экзаменах, смиренно брался за учёбу; кто и знать о них не желал, кривился лишь от мысли, что противный Снейп вернулся. У первых и у вторых возникали вопросы, но задать их было некому: Шарль не появлялся. Многие задумывались о правдивости слухов. Обманутые дважды, они больше не вдавались в фанатическую веру. Уже однажды думали, что Драко Малфой мёртв, а он ходил по школе. Им сказали, что Снейп скончался, а он, как прежде, вёл уроки и несправедливо снимал баллы.

Кругом ложь, думалось им, кругом обман.

Одна гриффиндорка Грейнджер не принимала участия в обсуждениях. С Гарри и Роном она ходила особняком по замку и говорила исключительно об учёбе. Гермиона выглядела цветущей, но наигранная улыбка меркла тотчас, как только друзья заводили разговор о Снейпе и Малфое. Эту тему девушка пресекала.

Рона новые повадки подруги раздражали, и однажды он неосторожно высказался:

— В чём беда, Гермиона? Мы же и «профессор» говорим, и соблюдаем твои этические требования, да и что такого, чтобы просто узнать, как этот упырь выпутался! Уж больно странная у него аллергия! И этот Шарль, он так долго у вас бывал! Невилл сказал, что этот тип непростой какой-то! Так скажи, чёрт возьми, что же там было?!