Тинки принёс вещи, и в благодарность Гермиона потрепала эльфа за щёчку. Домовик на ласку испугался, заверещал, спрятался за хозяином и натянул на мордашку длинные уши. Взволнованный писк вывел Северуса из мрачных мыслей.

— Любите же вы доводить их, мисс Грейнджер…

Несколько секунд она и сама походила на растерянного домовика, но после звонко захохотала и плюхнулась коленями на ковёр, пытаясь увидеть ушастого трусишку. Северус закатил глаза и мягко подтолкнул эльфа к собеседнице.

— Тинки, я обещаю тебе никогда-никогда не покушаться на твои права, не вставать на защиту и уж тем более не дарить одежды! — со всей серьёзностью и невинным ребячеством проговорила Гермиона, за что уловила мягкую улыбку профессора, настолько незаметную, что могло померещиться. Она была как пар на фоне зимнего неба. Как только Северус это понял, тотчас надел маску непроницаемости и ушёл в кабинет Помфри.

Глупец тот, кто считает женщин недогадливыми. Каким-то необъяснимым даром они улавливают незаметные изменения. Будь Гермиона слепой, она бы всё равно почувствовала закрытый взгляд своего профессора. В чёрных глазах не бурлила страсть. В них отражалась ледяная пустыня, где мело пургой. Холодной, буйной, от которой переменяются и часто уходят в себя.

Отрешённость Снейпа девушка наивно с собой не связывала. Для неё и вовсе не существовало шахматной партии, в которую постоянно играл Северус. На репутацию она плевала, а от навязанных конформистских* правил отреклась, когда подружилась с Гарри и Роном. С тех пор советы о том, «как поступать» перестали для неё существовать. Любовь к книгам окончательно сформировала взгляды на жизнь, а потому-то Гермиона находила задумчивости Снейпа иные причины, куда серьёзнее, чем репутация. Очевидно же, что всех тревожило излишнее спокойствие Шарля! Поппи на расспросы не отвечала, от темы уходила, а профессора и спрашивать нечего: знал он не больше нее, да и тревожить лишний раз человека, вышедшего из комы, было сущей глупостью.

После освежающего душа с предвкушением уютного спокойного вечера, сродни кануну Рождества, Гермиона надела гриффиндорскую пижаму с нелепыми львятами, вышла, наслаждаясь теплом мягкой ткани, и застыла.

Северус Снейп закрыл дверь кабинета Поппи. После магического сканирования мужчина застегивал рубашку. Увидев полоску обнаженной груди и длинные пальцы, работающие умело с пуговицами, Гермиона вспыхнула. Она подняла взгляд и встретилась с его нечитаемым выражением лица. Он вскинул бровь.

Девушка смутилась и, чтобы не стушеваться пуще, прошла к своей постели. Нетрудно догадаться, что та стояла, как и прежде, рядом с койкой профессора. Бедняжка-гриффиндорка залезла в пакет с вещами и притворилась увлечённой поиском какой-то важной безделушки. Как и всегда, с бархатных щёчек не сходило пламя.

Не говоря ни слова, но улавливая её реакцию, Северус ушёл в душ.

По тому, как сосредоточена девушка на своих волосах, можно сказать о порядке в её мыслях. После того как Гермиона Грейнджер задержала секундный взгляд на мужчине, стало понятным, что бедные непослушные волосы подвергнутся насилию. Гребень сметал любые узлы на своём пути и рвал запутанные пряди. Был бы тут Шарль, то непременно упомянул, что увиденное единожды никогда не забудешь. И оказался бы прав. Запахи, звуки, ощущения — ничто, по сравнению с навязчивым визуальным образом. Вот почему маги недолюбливают маггловское кино, и вот почему магглы советуют сначала прочитать книгу, а после посмотреть экранизацию.

Воображение безгранично, но то, что восприняло наше зрение — вечно. Объятия, запах парфюма, мелодия — забудутся. Фантазия их в точности не воспроизведёт, но вот лицо актёра, рекламу Шанель и женщину с самой загадочной улыбкой не забудет никто. Как ни описывай, первым представится то, что увидели глаза.

Глаза Гермионы увидели многое. Будь ей Снейп безразличен, она никогда не обратила внимание, скорее удивилась, но не взяла бы в голову. Любая другая на её месте не предала бы значения ни широким плечам, ни исполосованной шрамами груди. Кому интересно, что скрывается под мантией неприступного Мастера зелий? Кто задумается о рубцах, таивших историю мрачного прошлого упивающегося?

Гермиона отложила расчёску, всматриваясь в окно. Осознавала ли она, что ничего не видит, кроме густого тумана? Нисколько. Стремилась ли она разглядеть что-нибудь? Нет. Её мысли остались в прошлом. Отвлечься на что-то другое она уже не могла. То, как шелковая рубашка струилась по коже, прикасалась к рельефу тела, к груди и ключицам профессора, навсегда закрепилось в памяти. Шрамы, которые стягивали бледную кожу, не показались уродливым ни на животе, ни на груди, ни на шее. Разве может видящий красоту души, обращать внимание на физические изъяны? Нет.

Как бы банально ни показалось на первый взгляд, но Гермиону увиденное впечатлило. Нет, у Снейпа не было кубиков пресса, накаченных мышц и прочих изяществ, которыми могли похвастаться обложки модных журналов. Он был скорее подтянутым и широкоплечим, а сила больше заключалась не в физической мощи, но в интеллектуальной и духовной. Бледная метка Волдеморта красноречивей всего заявляла об этом и устрашала. Только вот Гермиона и этого не замечала. Его тело было для неё не эротизмом Давида и не предметом эстетического восхищения, но символом.

Он мужчина. Мастер зелий. Её профессор. Раньше они играли. И играли любовников. Забавлялись в глупую затею «Привыкайте» и искали разгадку витражам. Теперь ничего этого нет, а на всё больничное крыло они одни. Даже Поппи оставила их!

Щёки зажгло с новой силой, ведь в завершение ко всему, она любила профессора Снейпа.

Девушка наспех заплела косу и забралась под одеяло. Похоже, теперь она нашла объяснение его ледяному взору. Огни уютного вечера неожиданно померкли. На чтении сосредоточиться не удавалось, а мысли принимали тревожные, но пока ещё бесформенные опасения.

Она закрыла глаза и постаралась уснуть, и если ей это удалось, то Северус в эту ночь не сомкнул глаз. Вернувшись, он улёгся, но не как сновидец, а как страж.

Гермиона спала настолько хрупким сном, что Северус взялся бы за каждого, кто посмел бы потревожить её. Как всегда, он не смог противиться созерцанию и позволил себе найти повод, чтобы разглядывать спящую.

Облюбованный образ мотивирует. Несомненно, Гермиона чувствовала перемену в нём и расстраивалась, поэтому непревзойдённый интеллект бывшего шпиона искал решения.

Ловушка — коварный механизм, на её счёт обманываться нельзя. Стоит выйти отсюда, за порог Больничного крыла, как любой взгляд между ними осудится, а общение сведётся к признаку романа. Несомненно, Северуса никогда не беспокоила собственная репутация. Она, испорченная с юности, доставляла немало проблем сейчас, но он привык. В любом обществе положение осуждаемого мужчины не так паршиво, как падение девушки. Куда хуже падение той девушки, чья репутация была безупречна. Это как запятнать не просто повседневную рубашку, а парадную. Осквернить не дом, а храм. Срубить не куст, а плодовитое дерево. Как украсть общественную реликвию. Как осквернить государственный флаг.

Почему-то безупречная девица — всеобщее достояние и народная гордость. Такая не должна иметь собственного мнения. Она — та же маггловская монахиня, которая замаливает грехи за остальных и тем самым поправляет статистику добродетели.

Злостный мужчина обречён на осуждения, невинная девушка — на беспредельное внимание. За ней следят, завидуют, ожидают падения, чтобы затем презирать и лицемерно ненавидеть. Забавно, что мужчине необходимо поступить дурно, в то время как девушке достаточно родиться и не натворить дел.

Женский пол оттого и слабый, что был, есть и будет нуждаться в защите. Феминизм не поможет здесь — общество адаптировало его под женскую эксплуатацию, под еще большее осуждение и порабощение, и Северус понимал это. Шарль на этом сыграл. Гермиона была маленьким крольчонком, приманкой для волка, на которого охотился человек. Её втянули в круговорот событий и сломили черёд обычной жизни. Раньше для Северуса было загадкой, почему Шарль выбрал именно её — всегда ведь проще объяснить незнающему, чем притворяющемуся в неведении. Ответ Снейп знал, но не желал отвечать.