Шарль закрыл дверь, развернулся и подал платок, который девушка не сразу приняла. Она долго таращилась на белоснежный лоскуток, чего-то недопонимая. Платок? Самый обычный? Элемент сочувствия и внимания? В какой-то момент она всё поняла и покраснела. Аврор не имел на неё планов, и, в довершении всему, спас.

Увёл от негодяев.

— Вы больше не вернётесь туда, мисс Уизли. Мерлин, и как вас занесло? Разве вам не говорила мама, что ходить у Лютного опасно?

Он просканировал её на наличие темных заклинаний и ослабил эмоциональный запрет. Рыдания, подступающие всю дорогу к горлу, наконец-то вырвались наружу. Она закричала и ослабла, наверняка упала бы, если бы Шарль не подхватил и не увлёк на диван. С сожалением он вздохнул и слабо улыбнулся в поддержку.

— Теперь всё хорошо, мисс Уизли, тихо. Такое в Лютном, к сожалению, часто бывает…

Как видимо, Шарль знал, как поддерживать людей, так как пускал в ход нежность. Он улыбнулся, смягчил тон, сжал холодные ладошки и даже подал стакан воды.

— Выпейте, и легче станет, уверяю. Вы, мисс, выплакали процентов десять влаги, а знаете, как страшно обезвоживание? Ну всё, не надо слёзок, я же сказал, что не отдам вас. Вы знаете, кто я? Наверное, и нет. Так вот, мисс, я аврор!

Глоток прохладной воды от икоты не избавил, но помог отвлечься. Губы дрожали, а внутри зародилось слабое доверие к тому самому человеку, от которого ещё недавно не шёл сон. Она робко кивнула и сделала новый глоток.

— Мне очень жаль, мисс Уизли, что всё так сложилось. Мир полон боли и страдания, не так ли? Вы, должно быть, считаете сутенёра гадким? Не спорю, он мерзавец, но давайте разберёмся. Залезем поглубже, а? Люблю я находить причинно-следственные связи. Так вот, мисс Уизли, скажите, что мы увидим внутри этого звереныша, который так восторженно пересчитывал купюры?

Шарль остановился рядом с ней, притихшей и задумавшейся, и резко переменился, всматриваясь в зарёванное лицо ожесточённым взглядом.

— Зависть. Мерзкую и низменную.

Вода застыла комком в горле. Джиневра закашлялась, попыталась бокал отбросить, но ничего не вышло. Ловко цепкая клешня Шарля схватила подбородок, вторая сжала ладошку на стакане, не позволяя отдалять от губ.

— Именно зависть к деньгам привела его к продаже женщин. Он хотел лёгкой наживы и, глядя на богатеньких сынков, завидовал. Несправедливо, не правда ли? Он рос в бедности, а жить желал хорошо, в то время как некоторым повезло лишь родиться от мешка с монетами. Пейте, пейте, пейте.

Она замотала головой, что стеклянная кромка съездила по дёснам. Шарль направил всю силу в ладонь, держащую подбородок, и мягко наклонил стакан. Вода настырно полилась в рот.

— Странно, я думал, что отравительницы с рук авроров не пьют, а впрочем, вернёмся к сутенёру, — протянул Шарль, смотря на то, как Джиневра давится, но глотает. — Так вот, этот козёл (да, козёл, он продал вас, видя второй раз в жизни!) считает, что мир несправедлив. И поскольку он озлобился, то стал продавцом женских тел и контрабандистом. Сколько горя нахал принёс, верно? Сколько погубил девушек! Это же рабство! Милая, империо куда страшнее авады! И всё же, я вынужден признать: одно их существование, существование «зла», этих гнилых тварей, падших, жалких людишек, выдаёт интереснейшую вещь. Несомненно, это не оправдывает злодеяний преступников, однако… — он отдалил стакан, похлопал мягко по бледной щеке и отошёл.

Более его глаза не замечали девушку.

—…однако ничто не справедливее этого мира, мисс Уизли. Это система. Здесь совсем иные законы. Человек глуп, раз считает, что избежал судьбы. Фатальностей ровно столько, сколько и возможностей выбора, но, мисс Уизли, всякий выбор — это часть системы, которая надиндивидуальна*.

Если бы не было алочного и злопамятного сутенёра, вы бы не попались ему в лапы, и я не словил бы вас и не подал веритасентиум в воду. Но я поймал вас, разве не справедливо это? Более того, без вас, — Шарль посмотрел на часы, отсчитывая время монолога и того, когда подействует сыворотка, — я бы не понял суть справедливости. Так и ловил бы подряд всех упивающихся. Все люди связаны, мисс, и мы не исключение. Без вашей зависти к Гермионе Грейнджер я бы не вышел на сутенёров и не подкинул меченые купюры, и в скором времени их бы не взяли. А уж поверьте, на них тоже давно ведётся охота. Они хуже вас в разы. Так что, благодарю вас. А теперь ответьте: вы отравили профессора Снейпа?

Она хлопала глазами, а с ресниц капали крупные слёзы. На губах замерцала кровь. Бесполезно прикусывать их, когда правда лезет наружу. Джиневра пыталась. Её трясущееся лицо посерело, и она прошептала:

— Да… Это сделала я…

— Хорошо, мисс Уизли. Очень хорошо. А теперь знайте, что он жив.

Она испустила вопль, затряслась и забилась, что Шарлю пришлось еще долго успокаивать перед допросом, и пока он делал это; совсем не законно, но сенсационно вышел новый выпуск «Пророка». О нём будут долго говорить, много раз оспаривать, упрекать во лжи, но в итоге мнения сойдутся на том, что Малфои и Панси Паркинсон целы и невредимы. На фотографиях они держали разные выпуски французских газет с недавними датами.

Комментарий к Плен

* - термин Э. Дюркгейма, означающий независящее от воли индивида

О даа, я всё же заткнула своё недовольство и остановилась в редактуре. Так и с ума сойти можно, ей-Мерлин!

*вытирает пот со лба холодными ручонками*

А вообще я вас люблю, мои читательницы! Очень соскучилась, да и вообщет сама виновата)))

Что ж, осталось всё самое интересное, верно? *Шевелит бровками*

Надеюсь, вы не забыли, что Гермиона осталась с ночевкой в Больничном крыле?))) Кхе-кхе, я тут задумалась над одной философской темой, но пока раскрывать её не собираюсь, не время еще *шевелит интригующе бровями*

Лучше скажите, как вам Шарль? Когда я подкатываю к нему с шипперскими намеками, он надевает маску покерфэйса и игнорирует меня, негодник! Я же в раздумьях над новой историей о недолюбленной и озлобленной девушке и несчастном авроре-шантажисте, мм, не дает мне это покоя! А что вы думаете?

*ушла редактировать следующую главу*

*Миллион сердечек и воздушных поцелуйчиков*

========== Бессонница ==========

Не на своём месте всегда непривычно спать. В этом прослеживается привлекательная таинственность. Неизвестно, как тебя примет постель. Тяжёлым окажется одеяло, и шелковистыми ли — простыни? О чём подумаешь перед сном? Какую забавную историю припомнишь? Какие сны подкинет подсознание? Выспишься?

Словом, волнительно как в детстве.

Новая постель — это миниатюрная крепость, свой личный уголок, почти что хижинка. Это маленький переезд. Это что-то необыденное.

Ещё никогда в Гермионе не преобладало столько восторженных чувств. Она вроде уже и спала здесь, да и место давно знакомое, но сейчас — другое время. Тогда голову заполняли переживания, и лишних минут для упоения не находилось. Отравление профессора и его неожиданное внутреннее кровотечение занимали её всю и обещали недоброе. Тот факт, что сама мадам Помфри изменила правилам и разрешила Гермионе остаться в палате, говорил о крайне паршивом состоянии пациента. О том, что он вряд ли выйдет из комы. Что при смерти. К тому же подпирал Шарль. Всё это не давало никаких шансов уютной атмосфере.

Тогда девушка думала о самочувствии профессора и о будущем. Сейчас — о Северусе и о настоящем.

Больничное крыло вечером — маленький мир, несмотря на белые стены, унылую обстановку и мрачные, совсем нерадостные для многих ассоциации. Для обычных студентов это стерильное место представлялось воплощением болей, мерзких микстур и строгой дисциплины, которую гарантировала колдомедик, но для Гермионы всё было иначе.

Уютно — как дома в выходной день. Волшебно — как перед днём рождения.

Подсвечники сияли достаточно, чтобы мрачные тени разбежались по углам. За окном клубился мягкий туман. Осторожно наступала ночь. Вокруг тихо и тепло. Поппи оставила их, но при условиях, что Снейп будет принимать зелья, не перегружаться ходьбой и посещать процедурный кабинет. Северус согласился.