Не передать словами, какая паника зажглась в Уизли, когда стало ясно, что люди, схватившие её, не связаны с авроратом. В мыслях она забилась, заколотилась, завопила — всё бесплодно. Никто не замечал. Ноги тащили в притон. Губы кривились в улыбке. В висках больно пульсировало.

От своих действий хотелось блевать. Предавало собственное тело, пускай и под приказом чужой магии. Самостоятельно она шла в западню, в место, как ей думалось, перекрывающее дорогу в театр! Низкая проба, уже не то, а Джинерва считала себя дорого́й девушкой! Это она должна выбирать любовников! Это она должна быть сверху и изъявлять волю, никак не наоборот! Как и многие, она наслаждалась молодостью и сексом, для неё это не было чем-то высшим, и потому от мысли о продажи тела её больше волновало слово «продажа».

Заработать хотели на ней. Навариться!

Зачем она борделям? Разве мало доступных девушек? Доступных рыжих девушек? Разве в борделях волнует цвет волос? А магия на что годится? А парики?

Дело крылось в естественности — в признаке качества. Трансфигурируйте вещи, они испортятся быстрее. С волосами так же.

Это понимание внесло в душу безысходную муку.

Всё видеть и не принадлежать себе, не мочь сказать, ни капли самовыражения — поистине ужасно. Вы наблюдаете, как в маггловском кино, но не живёте. В своём теле вы гость.

Джиневра вновь забилась в бешенстве. От бессилия её эго застонало. Даже на слёзы лишили прав, и это гнетущее чувство тянуло душу. Ещё хуже было осознание, что она в западне: ожидать спасения не от кого. Если авроры и вытащат, то для допроса, к Шарлю, которого она терпеть не могла!

До этого момента Джиневра до конца не понимала, что её ожидает, но чем дальше они уходили в Лютый, тем отчётливей прояснялось будущее.

Её. Тело. Будут. Продавать.

Это осмысление что-то сломало в ней. Словно что-то светлое, глубоко спящее внутри, вздрогнуло.

Себя не узнавая, девушка вошла в лавку, виляя бёдрами и прикусывая игриво губу. Не знакомые с ней могли увидеть ветреную девицу, сведущую в любовном деле. Навязанное кокетство, игра глазками, хихиканье были рассчитаны на привлечение клиента, и, на счастье Джиневры, зал пустовал. Как видимо, похититель просто развлекался.

Стены, черты интерьера, стойка показались знакомыми. Здесь, только ночью, она покупала яд. У кассы стоял единственный посетитель, эмоционально жестикулировал и что-то объяснял. Широкая спина, высокий рост и знакомый голос заставили Джиневру замереть. Её глаза распахнулись, горло сжалось, и она не сразу поняла: что-то резонировало от громкого вопля. То был её крик, вырвавшийся из-под империо. То возымели власть и ужас, и надежда.

Шарль обернулся и изогнул бровь. В его длинных пальцах лежал флакончик, точь-в-точь как тот, который выкинула она.

Продавец недобро сверкнул глазами. Ещё секунду назад на его лицо легла тень довольства, и фанатический взгляд сказал о многом обманщице. Парализующий яд стоил дорого, ещё дороже личное время, потраченное на разбирательства с недовольным клиентом. Вдобавок ко всему, зелье невидимости, которое впарила рыжая, знатно подорвало репутацию заведения, а это не могло не разочаровывать. Хитрая дрянь была уже в его руках, как всё испортил неожиданный крик. Продавец неестественно выпрямился. Любое волнение со стороны товара могло вызвать подозрения у покупателя. Когда вам подают стейк, вы стараетесь не думать о смерти животного, которого принесли в жертву вашим деньгам. Всем так проще живётся.

— Мм… К…Какая хорошенькая… Новенькая? — промурлыкал Шарль. Известное дело: встревоженные люди расслабляются в обществе простофиль. Квентин хорошо играл, а сутенёр только и желал, чтобы новый клиент не распознал подвоха.

— Новенькая, — кашлянул продавец. — Так что изволите?

Магия надавила Джиневре на затылок, заставляя почтенно кивнуть и скорее направиться в комнаты. Её место не здесь. Ноги потянуло магнитом к обители порока, но воздействие вдруг ослабло, когда Шарль мягко схватил её запястье и остановил. Он привлёк рыжую к себе, осматривая с оценочным вниманием.

— Так-к вы не знаете, кто покупал у вас эт-тод яд, с-сэр? — Шарль подкинул галлеон. Он и сам не смыслил, почему заик никто не берёт в расчёт, однако на примере Невилла Лонгботтома понял, что в этом, правда, есть что-то простецкое.

— Нет, сэр.

Джиневру второй раз дёрнуло магией в сторону комнат, она постаралась вырваться из объятий, но Шарль крепче сжал талию.

— Д-да что ж т-такое?! Я в под-дмастерье у одного зельевара нах-хожусь и ск-кажу вам, что готов зап-платить немало гал-л-леонов, чтобы узнать пок-купателя. Видите ли, м-мой мастер поспорил с друг-гим мастером, к-кто первый воссоздаст рецепт этой бил-л-леберды, и м-мой учитель п-проиграл. Нам к-крайне важно…

— Извините, мы не продаём рецепты, — перебили никому не интересную болтовню.

Квентин подкинул ещё одну монету, наконец, оторвал взгляд от девушки и сосредоточенно посмотрел на продавца.

— И всё же. П-подумайте. Я-явно второй мастер просто к-купил у в-вас…

— Вы зря тратите время. Мы не ведём клиентскую базу.

— А м-может, и не зря… П-продайте мне один флакончик…

— Закончились.

— Да что ж ты дёргаешься? — совсем ласково, с похотливой зачарованностью поинтересовался Шарль, вновь вглядываясь в глаза Уизли. — А п-по какой цене она?

Продавец среагировал сразу. Парализующий яд стоил немало, и подделка рыжей дряни доставила хлопот. А сколько ещё эта сука умудрилась наварить на перепродаже какому-то зельевару!

— Молодой сорт. Дороговато.

— Тысяча?

Заслышав баснословную цену, продавец вгляделся в монету чудака. У богатых свои прихоти, но раз готовы заплатить тысячу, то и больше отвалят.

— Дороже. Говорю, новенькая, ценная. Три.

— Хорошо, б-беру.

— Но, это за час.

— Отлично.

— Плюс за модное бельё должны три сотни.

— Чу́дно.

То, как странный покупатель соглашался, возбуждало в сутенёре алочного демона, который подбрасывал самые нелепые идеи того, как можно содрать с похотливого безумца денег.

— По рукам? — спросил Шарль. — Два часа.

— Восемь триста.

— Было же ш-шесть…

— Ш-шесть — ш-шесть, — передразнили Квентина. — Вы ошиблись. Восемь.

Шарль великолепно сыграл сконфуженность и выложил мешочек галлеонов. Его рука крепче обвила перепуганную Джиневру, которой щёки сводило от улыбки.

— А т-теперь, п-пожалуйста, снимите империо. Я не люблю, к-когда женщина шаблонная. Н-ну же, смелее. Я д-давно клиент в-вашего дела… З-знаю, что п-по чём.

Мужчины растерялись, таращась на чудака.

— Боюсь, она дикая…

— Ничего, это же д-девушка. Сн-нимите.

— Но, сэр! — встрял Ларри и смолк, как только продавец покосился на него и строго повторил просьбу богача. С Джиневры Уизли спало империо, но говорить о невольности магия так и не позволяла.

Шарль кивнул поощряюще и состроил серьёзный, но глуповатый взгляд.

— Сскажите, а что случилось с борделем в двух кварталах отсюда? Я ис-скал вход, н-но… — Шарль вздохнул с сожалением, когда продавец отвлёкся от пересчёта денег и пробормотал:

— Накрыли, нагрянули аврорские рожи. Повязали всех. Одного только не пойму, что за охрана у них там была, раз пропустила крысастых? Жаль, ребят, да сэ ля ви, как говорится.

— Ой, да вы что?! — ужаснулся кокетливо Шарль. — Да, да… Беда… Вот чёрт бы их попутал, этих авроров! Н-надеюсь, у вас ул-лучшили охрану…

Продавец неодобрительно посмотрел на жалобные слёзы Уизли.

— Не переживайте, сэр. У нас головорезы получше будут. За этой я пришлю… да вон, Ларри!

Шарль с очаровательной улыбкой кивнул.

— Тогда к шести заб-бирайте её.

Уизли шла, не видя дороги. Слёзы размывали глаза. Она тряслась, осознавая, что продана. И продана Шарлю! Его крепкая рука не позволяла улизнуть или отстраниться. Жалобный скулёж не спасал. Мужчина оставался непоколебим. Обида, унижение, страх — всё, что могла осознавать Джиневра. То, как они миновали подъезд, лестницу, зашли в чью-то квартиру, оставалось для неё чем-то непонятным и не важным.