Ближе к вечеру, когда Гермиона ещё спала под властью зелья, а мадам Помфри находилась в кабинете, спокойное дыхание Северуса нарушилось, веки дрогнули и он открыл глаза. Странное онемение прокатилось вдоль его тела, когда он попытался привстать, но слабость в этой прихоти отказала — он не смог пошевелиться. Разве что лицо ощущалось да уловимо покалывало. Обычному человеку показалось бы, что парализованность останется с ним навсегда. После такой порции, какую выпил Снейп, нужно радоваться, что жизни не лишился, а рассчитывать на что-то большее — глупо. Видимо, именно об этом подумал и Северус. В чёрных омутах проскользнул гнев. Снейп вопреки разрушающей слабости дёрнул головой, с презрением выплюнул волшебные дыхательные трубки и замер. Вся ярость тотчас иссякла, стоило его взгляду задеть соседнюю койку. Он изумился, позабыв о том, что и руки, и ноги, и корпус не поддаются контролю. Впервые Северус понял, что не разучился удивляться.

Она здесь.

Утихомиренный и покоренный, он опустил голову на подушки.

Снейп долго вглядывался и едва уловимо хмурился, не понимая, откуда взялось очаровательное создание. Неужели любимый ангел вновь находился рядом и опять ожидал его? Северус не поверил и скептически осмотрел потолок и стены, нахмурился, но вновь обратил к ней полный нежности взор. Не сон — реальность! Наконец-то, выпал шанс полюбоваться чарующей девушкой без лишних свидетелей; насладиться вдоволь лицезрением запретной нимфы и сколь душе угодно насытиться! Видит Мерлин, в таком случае Северус не жалел о выпитом яде!

Гермиона безмятежно спала, и пока ничто не выдавало её внутренних переживаний. Северус прислушивался к тихому сопению. Уголки его губ слегка приподнялись.

Какое, должно быть, ужасное состояние — быть растроганным! Быть гранитом и позволить себя обточить! Быть изваянием, отлитым по установленному сдержанностью образцу и вдруг ощутить в бронзовой груди что-то непокорное и безрассудное! Быть льдом — и растаять! Соответствовать вечной строгости — и улыбаться просто так, потому что угодно душе!

Это какое-то безумие!

В такие минуты сливается всё самое доброе и злое, совершается великое и трагическое. Это время опасно. Никогда в мгновения, переполненные забвением и трогательностью, не стоит терять голову, иначе жди беды. Утраты нагрянут неминуемо. Придётся платить цену. Жертвовать.

Долгие годы врезали в душу и память Северуса это правило, оставляя глубокие, уродливые шрамы. Он поклялся, что никогда больше не нарушит жестокого закона, не переступит границы, не увлечется, не привяжется, не полюбит. Чувства — вот враг разума. Через такой жалкий инструмент, как эмоции, они разрушают броню. Они бьют. Они калечат.

Вопреки всему Северус улыбался.

Он глядел на мисс Грейнджер, позабыв обо всём. Глядел упоительно, жадно, нежно, страстно. Так, засмотревшись на обворожительных вейл, мужчины проигрывали войны, соревнования, турниры. С таким же взглядом за Елену Парис вручил яблоко Афродите, а Орфей, любуясь Эвридикой с той же теплотой, проиграл сделку Аиду. Этот взгляд, полный бурлящих чувств, делал Северуса чуть больше мужчиной и и вместе с тем чуть меньше. В нём танцевали любовь душевная и страсть физическая.

Он терялся от полета и к небу, и в бездну одновременно, и всё равно продолжал созерцать.

— Северус, ну наконец-то! — воскликнула тихо Поппи, пришедшая на шум упавших трубок. Тотчас Северуса вернуло из завороженности: он резко переменился, губы превратились в тонкую нить, а меж бровей залегла глубокая морщина. Несмотря на это, Мадам Помфри посветлела в лице, тактично отвела глаза, но аккуратно подошла и померила ладонью температуру. — Я уж думала, ты и впрямь нежилец! Лежи, лежи…

Сначала ничего из сиплой, режущей слух и горло речи было не разобрать. Снейп оставил эти тщетные попытки и глубоко выдохнул. Его серьёзный взгляд сосредоточился, но всё равно то и дело возвращался к Гермионе.

Поппи улыбнулась сардонически и с видом точно знающей работу поднесла флакончик к губам пациента. Она почти не выдавала волнения: смотрела прямо, дышала спокойно. Чуящий подвох Снейп всё же вскинул бровь. Сухожилия её руки сжимало напряжение, ногти врезались в этикетку — знак недобрый. Своим пристальным взглядом он как будто хотел запечатлеть вопрос в её мозгу. В нём зарождались опасения. А у кого не возникнет тревоги при виде невроза в повадках целителя?

Вместо ответа, Помфри потребовала принять зелье. Северус сделал несколько болезненных глотков. За это время побледнели не только его кожа, но ещё и губы. Мрачные теории атаковали ему голову. Снейп вновь перевёл взгляд на Гермиону, долго рассматривал, а затем едва слышно, с заметной хрипотцой проговорил:

— Её укрой.

— Не беспокойся, Северус. Она ещё та упрямица и…

— Укрой нормальным одеялом, — отчеканивая каждое слово, повторил с усилием он и подорвался встать. Не вышло и малейшего движения. Организм был крайне слаб. Поппи едва уловимо хмыкнула и невзначай, стаскивая одно из покрывал, бросила:

— Это бесполезно, всякое одеяло оказывается на тебе, стоит мне оставить мисс Грейнджер одну.

Его бровь вновь взметнулась вверх. Северус едва не фыркнул, но промолчал, продолжая осматривать Гермиону. Немного погодя, он произнёс:

— Ей холодно.

— Да нет.

— Дрожит.

— Ерунда, её греет твоя мантия.

— Будь мисс Грейнджер не холодно, она не складировала бы на мне одеяла, — к сожалению Северуса, он не огрызнулся, а только послал суровый взгляд. — Укрой.

Он медленно, насколько хватило сил, повернул голову к окну. В этот момент его посещали тяжёлые мысли. Какие? Поппи казалось, что Снейп догадался про визит Драко, потому как помрачел и нахмурился.

На самом деле Северус не знал о крестнике. В последний раз тот потерялся в коридоре и, как надеялся сам Снейп, умудрился сбежать. Что же до отравления, то ничего удивительного в нём мужчина не находил. Шарль нуждался в обыске, и вполне логично, что всё закончилось ядом в бокале. К незваным гостям он подготовился: тех в Подземельях ожидал порядок. Да и зачем думать обо всём этом? То было в прошлом. Северус смотрел вперёд, просчитывал ходы, и, как ни странно, все его мысли сейчас занимала Гермиона, а уже потом всё остальное, в том числе и собственное самочувствие.

На улице моросило. Пасмурное небо не пропускало солнце. Завывал и бился в окно ветер, а на лице Снейпа ходили желваки.

Он явно думал о чём-то плохом.

Когда Поппи укутала спящую девушку, то потревожила её чуткий даже под зельем сон. Гермиона пошевелилась и приоткрыла уставшие, покрасневшие глаза, с которых ещё не сошла пелена дремоты.

— Мадам… Скажите, с Северусом всё хорошо? Он же очнётся? Кровь прижилась, да? Скажите… — зашептала она сонно. Её голос принадлежал подсознательному, Гермиона ещё спала, но вот-вот была готова расплакаться, словно то, что тревожило её долгое время, проникло глубже и теперь остервененно точило сердце.

Помфри провела рукой по одеялу и ласково прошептала:

— Всё будет хорошо. Поспите немного.

Когда утешенная Гермиона вернулась в сон, колдомедик обернулась мгновением раньше ожидаемого. Северус неотрывно смотрел на девушку, а его взгляд излучал сияние звезды. Его словно лихорадило. Секунды для него казались счастливой и одновременно мучительной вечностью. В голове проносилось дивное эхо её нежного голоса, ласкающего его имя.

«Северус»

Поппи была готова поспорить на Феликс Фелицис, что увидела такого Снейпа впервые. Ещё никогда в жизни она не замечала, что в чёрных, казалось бы, цвета тьмы глазах может греться неизъяснимая нежность. Вид Северуса в эту секунду произвёл неизгладимое впечатление, и Помфри почему-то показалось, что вот-вот он подорвётся к спящей Гермионе и по-хозяйски загребёт в охапку, а там его тёплые губы найдут её, замерзающие; он отогреет её, разбудит, вырвет из царства мрака и печали, и тогда они сольются в ещё более чувственном поцелуе, чем тогда, на сцене.

Как жаль, что всё это могло ей просто показаться! Как печально, что о поцелуе сценическом она знала лишь понаслышке! Когда Поппи вышла из фантазий, вопросительный взор Снейпа был устремлён уже на неё.