Тогда Шарль переключился на Гермиону. Через неё он изучал Снейпа, через Снейпа — Малфоя. Он прислушивался, вглядывался и общался с мисс Грейнджер, в которой то и дело мелькали сходства с сестрой. Ему казалось, он общался с ангелом. Квентин наблюдал, как доверие к ней и её мнению Гермиона взращивала тонко и совсем невольно, и поделать с этим ничего не мог.

Тогда аврор вернулся мыслями к Драко. С ним было всё непросто. Если суть Снейпа Шарль узнал через слежку, то за Малфоя говорил разве что низменный побег. Трусливый аристократишка скрывался от правосудия и ответственности. Квентин в принципе предугадывал, что Драко подожмёт хвост и кинет всех, ведь у пожирателей нет ценностей, сопереживания и тем более совести. Они бесспорные мерзавцы, даже не проверяй. Но что оказалось действительно непредсказуемым, так то, что этот юноша, слабый и измотанный после долгой болезни, заявился делиться кровью с крёстным. Шарль недоумевал вновь! Его стереотипы ломались. Драко Малфой раскрыл себя, сдал свою семью и тайну их плана, очищая репутацию Снейпа, отдавая безвозмездно последние силы. Он лежал на койке и беззаботно улыбался, пока из вены стекала кровь.

Выходило, что Северус Снейп любил, а Драко Малфой жертвовал.

Шарль прикрыл глаза. Он шёл по коридору, ведомый ассистентом. Ему всегда казалось, что закон и справедливость — две вещи, порождающие друг друга. Для него не существовало и помысла о том, что может быть закон неверным, а справедливость — не всегда закон. До селе такое не представлялось возможным.

Но, как оказалось, и такое случалось.

Шарль прошёлся мимо столпившихся у гобелена. Ему было безразлично, что пищала Клэр, что Макгонагалл уже не реагировала, а один из знаменитых критиков Магической Британии был с разбитым подбородком и сердитыми глазами; что складки ковра опять теснились холмиками, а в округе царил беспорядок.

Он, Квентин Шарль, лучший из авроров, ловец Пожирателей смерти, трусов и убийц, заплутал во тьме своей совести. Неужели все эти годы та спала сном младенца, неужели все эти годы он слепо вверялся своей идее?

Он испытывал странные муки, словно с его сознания внезапно сняли катаракту. В его душе заявился голос, требующий пощады Драко Малфою, а принципы отказывали отпускать преступника. Разве есть что-то страшнее убийцы на свободе? Мир станет небезопасным. Стоит появиться ещё одному безумцу на свет, как все эти непойманные слабаки перетекут в насилие и разбой. Что может быть страшнее знания о том, что люди, жестоко глумящиеся, бессердечно убивающие, на свободе? Как можно гулять на улице девушкам и детям, тем невинным цветам, которые могут легко сорвать? Даже в садах есть охрана.

Неужели существует что-то страшнее этого беспредела?

Шарль отвечал «да». То была совесть, протест его души. Он стоял у самого перепутья, и эти муки не давали покоя.

— Мистер Шарль, мистер Шарль! — донёсся до уха, но никак не до сознания задумчивого аврора писклявый голос, — скорее спешите сюда! Здесь вновь случилось неладное, а вы министерский человек!

Ассистент одёрнул его за рукав, и только тогда Шарль обернулся. Наконец-то он чётко увидел, как красный, распираемый возмущением критик утирал подбородок салфеткой.

— Вы пресс-секретарь? — рычал он гневно на аврора. Рассеянный Шарль кивнул и осмотрелся.

— И вы не позаботились о таком пустяке, как порядок в коридорах? Разве подобное, — он ткнул носом начищенного сапога в ковер, — соответствует нормам безопасности, скажите, а? Здесь полтергейст, а вы созвали фестиваль? Возмутительно!

— Да! — запищала Клэр.

— Какое гиблое место — этот Хогвартс! Он словно проклят, что при Дамблдоре, что при Макгонагалл здесь случаются беды! И вы ещё уповаете на рейтинг, звание и награду, директор Макгонагалл?! У вас актёр загремел с аллергией от сока!

Вы даже этого не могли продумать! Какой кошмар…

— Ох, а я говорила Минерве, что нужно здесь контролировать как следует, сэр! Нет, если бы проводили в моей школе, такого никогда бы в жизни не случилось! Ох, сэр, вам не больно?

— Нет, не больно, но досадно. Я уезжаю. Ждите отзыв в газетах, чёрт возьми!

— Но, сэр, а как же остальной фестиваль?!

— Мадам Клэр, вас это беспокоить тоже не должно.

Всё это время Макгонагалл не издала ни слова. Она смотрела скупым на эмоции взглядом. Признаться, ей, как и Шарлю, было не до этого. Она общалась с Поппи. Даже после переливания, как сказала та, Северус Снейп мог не прийти в себя.

— Я ещё в инспекции напишу!

— Напишите! Напишите! — визжала Клэр.

— Мадам Макгонагалл, я с вами, кажется, говорю. Или для вас мои слова — пустой шум? Вы чего вообще добиваетесь?! — взревел критик.

Макгонагалл осмотрела его скопившуюся слюну у уголков губ и прошептала тихо:

— Пишите.

Критик бросил строгий и недоумевающий взгляд, и безразличие к его словам взбесило, куда сильнее проделок полтергейста.

— Постойте, сэр… Остановитесь. Мадам Макгонагалл очень устала. Вам со мной следует решать этот вопрос, — проговорил Шарль.

— С вами? И на каком таком основании? Быть может, вы ещё и инспектор по безопасности? И министр? И аврор?

— Именно…

Критик скептический фыркнул.

— Тогда объясните, почему в школе с повышенной социальной опасностью у вас, так на минуточку, происходят вот такие вот травмоопасные происшествия? Мадам Клэр рассказала, что это не впервые! Её дети уже подверглись нападению каких-то призраков. Разве в Хогвартсе больные неупокоенные души? Это вы как объясните? Уж извольте… Извольте!

Шарль осмотрел место происшествия, силясь переключиться и найти выход из сложившейся обстановки. Как раненый зверь, он оглядел ковёр, стены, увешанные канделябрами, пустующие портреты и рыцарские доспехи. На гобелене с изображёнными оленями в диком лесу не было ничего из ряда вон выходящего, да и кого он собирался найти? Виновного, чтобы доказать слова критика?

— Я уверен, этому найдётся объяснение… — пролепетал Шарль.

Казалось, критик смотрел на них всех скептически и готовился нанести очередной удар.

— Не спешите оправдываться, мистер Шарль! — с долей истинного возмущения и самодовольства раздался голос самой Трелони. — По-моему, здесь всё очевидно, и до такой степени глупы ваши сомнения… скажите, что здесь произошло?

— Ковёр ушёл у меня из-под ног, и свет погас! А вы кто?

— Прям на этом самом месте?

— На этом самом. Кто вы?

— И вы никого не видели?

— Никого. Да кто вы, чёрт возьми?!

— Сивилла Трелони.

— Чудно! И что же вы скажете, великий знаток? Что это полтергейст?

— Нет, это ваше самодурство и призраки, причём и то, и то не наши.

— Хах, ещё одна сумасшедшая! — рассмеялась Клэр и закатила глаза. — Да у вас что здесь, психушка? Минерва, уж это я даже от тебя не ожидала…

Трелонни закатила глаза.

— Какая же вы дура! Ей-Мерлин, пустая, завистливая тетеря! Сколько таких, как вы, жизнь попортило, фу! — Трелони скривилась и прошлась вдоль гобелена. — Зависть, я всегда считала её гнилым чувством, а вы знаете, дар прорицателя дан не всем. От таких, как вы, всегда воротит нас. Вы необычным, хоть сколь-нибудь выделяющимся людям плюёте в спины. Вместо того чтобы развивать свои извилины, вы качаете губехи до размеров вот этого булыжника, — она указала пальцем в каменную кладку, — а когда до вас доходит, что этим дело не спасти от слова совсем, начинаете гадить, распускать слухи и тихо разлагаться своими скудными талантами. Вот плюнула бы тебе в рыло, что ты хлопаешь облезлыми глазищами, а?!

Когда Трелони завелась не на шутку, из забытья вышли и Шарль, и Макгонагалл. Критик не отрывал внимательного взгляда от свирепой женщины.

— Ты на кого полезла, стрекоза вечно пьяная, а? Ты свои бредни иди рассказывай пророческим шарам! — Клэр скалила нижние зубы, как ощетинившаяся собака, и её вымазанная в блеске губа выпятилась соплёй.

Трелони пару раз моргнула, изучая мерзковатый вид. За это время никто не произносил и слова.