Профессор не приходил в себя, хоть близился обед. Он по-прежнему был бледным, но Гермиона с надеждой не переставала изучать его, шептать одобряющие слова и сжимать холодную руку. С тоской находили воспоминания, что когда-то длинные тонкие пальцы обжигали. В них теплилась жизнь. Теперь же слабый огонёк её мерцал разве что в сердце Северуса, окружённого мраком и холодом, как маленький каменный домик, занесённый снежной бурей. От жалости к нему слезы жгли ресницы. Она уткнулась лбом в обездвиженные ладони, и в эту болезненную минуту отворилась дверь, ворвался шум спора мадам Помфри и мягкий шелест Шарля.

— Сюда нельзя посторонним, сэр! Не смейте пренебрегать правилами больничного крыла!

— Да я не надолго.

— Запрещено! Куда вы лезете?! — запищала Поппи, как только Квентин уткнулся грудью в преграждающую пухленькую ручку.

— Это не займёт даже пяти минут…

— Нет!

— Ну, мисс Помфри, — проворковал Шарль, пользуясь знакомым отпетым льстецам методом. Раньше стоило появиться его ослепительной улыбке, как дамы млели, мужчины важничали от самодовольства и всё само собой работало на аврора, но сейчас перед ним стояла мадам Помфри, не изменяющая строгим правилам.

Шарль поначалу даже не поверил, вскинул бровь, и по мере угасания секунд, его лицо окаменело.

— Вы немедленно впустите меня, иначе я вправе задержать вас. Не усложняйте жизнь, — говоря это, он сверкнул перед стушевавшейся Помфри аврорским значком.

— Так вы по делу отравления Северуса? С ума сойти! — пролепетала Поппи, бегая взглядом между очаровательным мальчишкой и значком особой подготовки, говорящей о том, что она заблуждается и перед ней серьёзный мужчина, лучший в аврорском деле.

— И это тоже, — Шарль прошёл мимо зачарованной от изумления женщины. В руках у него сверкнула металлическая тонкая лента. Обычно такие побрякушки редко где встретишь, не всем аврорам их выдают и не на всех заключённых они имеются. Чаще всего, когда преступник оказывается в камере, за стеной которой летают изголодавшиеся дементоры, ни у кого не возникает мысли, что кому-то удастся сбежать. Однако после побега Сириуса Блэка, на особо сильных надевали не кандалы, а маленькие сверкающие ленты, означающие, что узник, если и сбежит, браслет не снимет и новую жизнь не начнёт.

С лентой на руке человек хуже маггла с жёлтым паспортом. Ему не от кого ждать помощи. Соседи сдадут в первый же день, прохожие шарахаются, даже в магазинах откажутся обслуживать, завидя браслет. А его и не скрыть. Магия просвечивается через любую одежду. Стоит аврору активировать браслет, как волшебство заключённого блокируется и уже тогда сбежавшему из Азкабана, перехитрившему дементоров, выжившему, ничего не остаётся, как сосуществовать с магглами меченным сквибом. Такова цена побега.

Квентин Шарль использовал такие ленты для власти. Он имел полное право арестовывать самых закоренелых воров и убийц и не утруждаться их контролировать. Им он позволял даже сбегать, но стоило щёлкнуть пальцами, как течение магии в человеке замирало, а ярко-красное запястье зазывало всякого аврора немедленно арестовать сбежавшего и доставить в аврорат.

— Ох, как это неожиданно, сэр! Сейчас я принесу карту Северуса. У него отравление. К сожалению, он до сих пор не пришёл в себя. Да что это я? Пройдёмте в мой кабинет!

Но Шарль не отвечал, не двигался, не дышал. Его взгляд был прикован к волшебной палочке, нацеленной на него, а в глазах полыхала лютость.

— Мистер Шарль? — переспросила Поппи и заморгала.

Аврор промолчал и в этот раз, а затем проследил за взглядом мисс Грейнджер. Если бы ненависть умела уничтожать мгновенно, у Шарля бы загорелась рука.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, что творите? — спросил Квентин. На его суровое лицо нашли мрачные тени, заходили желваки. Сейчас никто бы не узнал в нём очаровательного актёра.

Гермиона так и оставалась неподвижной.

— Как никогда прежде, сэр.

Какие-то минуты ничего не происходило, но если бы в этот миг присутствовал тот, кто зрел невидимое, то наблюдал бы он битву. В эту секунду сошлись два валуна, сцепились два королевских льва, слились две силы. Одно из них — отчаяние, второе — злость. Обычно в таких схватках каждая секунда не предсказуема, а потому никто не моргал и зрительных атак не разрывал. Казалось, остановилось время. Осознав, что Гермиона не дышит и окаменела, Шарль сиганул назад, привлекая стул и усаживаясь на него поудобней. Хоть явного недовольства в нём не увидел бы сам Холмс, оно отчётливо чувствовалось в его пристальном взгляде и в холодных безразличных движениях. Он закинул ногу на ногу. Никто не говорил. Тишиной поддерживалась битва. Шарль обдумывал ход, Гермиона отчаивалась совсем. Бывает, жизнь толкает человека в шаткое состояние между истиной закона и рвением биться до конца за родного человека. Справедливость была всем для Гермионы. Это был оплот чести. Но куда большее значение для нее имел Северус Снейп.

В детстве Гермиону лишили единственного дедушки, затем родителей, теперь друзей. И все, что остался у неё, — профессор. Мгновение, осечка, и она потеряет последнюю ценную душу. А этого она не должна допустить! И не допустит. Либо она струсит, оставит и потеряет, либо будет защищаться до конца. Если она выиграет в битве с Шарлем, то отстоит то малое, что осталось у неё. Если проиграет, то ничего не лишится. Гипотетически, Шарль уже отнял всё.

— Чудно, — пропел Квентин холодным голосом, — тогда давайте поговорим откровенно. Вы же хотите правды, верно? Гриффиндор, сколько я помню, славится тягой к справедливости. Скажите, вы серьёзно полагаете, что ваши действия соответствуют закону?

— Да. Это закон совести.

— Совести, — фыркнул Шарль, — скажите ещё идеи! Как много слышал я подобного вздора! Бред. Эмоции, и только.

— Есть что-то выше холодного расчёта, мистер Шарль.

— Да-да-да, именно поэтому я поставил вас в пару к опасному подозреваемому. Но вернёмся к нашим «Законам». По-вашему, вы не мешаете мне задерживать особо опасного преступника?

— Именно так. Вы же не арестовываете себя, так как я могу вам препятствовать?

— Медленно опустите палочку.

— Никогда…

— Мисс Грейнджер. Успокойтесь. Я не нападаю. Вина профессора Снейпа почти доказана… Он вёл игру. Даже с вами. Этот факт делает вас чистой от подозрений, вы в состоянии аффекта. Никто вас не привяжет в сообщницы. Опускайте палочку. Мисс Грейнджер… — видя, что Гермиона и не думает сдаваться, Шарль вновь запел дипломатию: — Да и вы сами понимаете: ваши препятствия не сильнее руки мадам Помфри. Прошу, позвольте мне выполнить свою работу, и я уйду. Я не хочу причинять вам боль. Мисс Грейнджер… вы знаете, что светит за сопротивление… Пожалуйста, извольте…

Гермиона выглядела в этот момент разъярённой и затравленной. Шарль подался слегка вперёд, и хоть расстояние меж ними было приличным, девушка вздрогнула и сильнее сжала палочку.

— Вы серьёзно? Мисс Грейнджер, я переживу как-нибудь ваши заклятья, оборонюсь, но это проблемы для вас.

— Приблизитесь к нам на шаг, и я брошу в вас не экспеллиармус, уж поверьте.

— Так мне угрожает юная мисс? — с любой другой он рассмеялся бы, но отчего-то здесь со Снейповской ситуацией, с отчаянной мисс Грейнджер и вымотанной Макгонагалл, его вновь взяла досада, а от непривычного чувства, которое за последние полгода уж слишком зачастило к нему, взяла злость. — Неужели вы не выучили законы? Вы же знаете, что я могу заложить вас даже за обычную угрозу.

— Сэр, я лишь предполагаю… Сами сказали, девушка в аффекте. И я даже не сомневаюсь, что если вы захотите, пойдёте любыми путями, чтобы заложить и меня. Скажите, как много людей знают, что вы аврор?

— Единицы.

— А как много знают о ваших правках в сценарии профессора?

Из горла Шарля вырвался непроизвольный смех.

— О, небо! В свободном доступе у директора Макгонагалл. Весь реквизит у неё.

Гермиона прищурилась то ли от недосыпа, то ли от того, с какой лёгкостью об инструменте преступления говорил убийца.