И до недавних пор успех сопутствовал принятым решениям Шарля. Оттого-то и раздражение взяло Квентина, когда три коварные стихии обрушились на его планы. Первые две — были достаточно объяснимыми. Клэр и Уизли — простые душонки, которых чужой успех едва ли не выводил из себя. Шарль вполне понимал их мотивы и обиды, однако истинно уставал, когда на каждый пиар-ход бросалась тень то разврата, то опасности замка. Ему приходилось тратить вдвое больше времени на устранение этих помех. Однако третья сила была совершенно необъяснимой. Редчайший случай призраков! Сначала он не понимал, сканировал коридоры, периодически испытывал мерзкое чувство пронзительного сквозняка внутри мышц, а затем раскрыл книгу по редким существам и почти прозрел! Понял всё и даже то, что та самая стихия угрожала и его «делу»! Тому, зачем он по-настоящему прибыл в Хогвартс!
Поэтому сейчас он сидел и просчитывал, как этих неведомых призраков будет использовать Снейп, и в зависимости от этого какими стратегиями ходить. К тому же его посетила одна интереснейшая идея! Она баламутила и бросала вызов. От неё болела голова и захватывал азарт!
Его цель пребывания в Хогвартсе должна измениться, расшириться и вобрать в себя не только Снейпа! В конце концов, всё, в чём нуждался Шарль, были правда и общественная безопасность, важность которых он на личном опыте уяснил ещё с детства. В окне уже летела сова с его письмом о прошении в министерство.
За дверью вновь громыхнуло. Шарль бросил взгляд на часы и резко, не думая более и секунды, вылетел из комнат и осмотрелся. Ни дежурных, ни старост не было. По сути, коридор пустовал, но в нём находилось многое. Квентин улавливал изменение: в портретах — никого; повешены они криво; а на самих полотнах ползали уродливыми полосами тени. Вокруг едва уловимо трепетали свечи. Казалось, что старинные рыцарские доспехи одержимы какой-то тварью. В общем атмосфера была недружелюбной и небезопасной.
День назад на стене висела наклейка мадам Трелони — хоть какая-то мнимая защита. Сегодняшним утром директриса приказала снять и её.
Шарль провёл пальцами по стене, и за спиной что-то мелькнуло. Он резко обернулся и направился по коридору, словно кто-то заманивал его интуицию вперёд. За поворотом, кроме мрачных стен, Квентин не нашёл ничего. Сильнее обычного задёргался гобелен. В руку аврора вмиг скользнула палочка.
Призраки!
Шарль рванул в сторону движения, перепрыгнул задранный угол ковра, выбежал вдоль стены до лестниц и остановился не потому, что увидел нечто ужасное. Он замер из-за двух женщин, к личностям которых за последнюю неделю возрос его интерес.
Макгонагалл и Клэр медленно прогуливались вдоль погашенных канделябров и сожжённых гобеленов, и если бы не призрак, прошедший сквозь него, Шарль бы задержался и вник в тет-а-тет директрис. Приведение помчалось в сторону Подземелий, и Квентин нырнул за ним.
***
Азкабан не страшнее ада. Затворников его истязают и пытают до безумия. Им травят души. Тому, кому удалось возвратиться оттуда, уже никогда не бывать прежним. Заключение в этом гиблом месте пережёвывает психику волшебников точно так же, как пёс, комкающий зубами пергамент. Белоснежные страницы мнутся, намокают вязкими вонючими слюнями, рвутся. Повезёт, если этот клочок мусора не выбросят в первые же минуты. Но что случится потом? Кому понадобится мерзкий пергамент? Никому. И всё же, по утверждению министерства, шансы у освобождённых велики! Все люди равны, и даже побывавшим в Азкабане под силу начать новую жизнь! Обновлённый Магически мир справедлив и милосерден!
Бесспорно, содержащие какую-либо ценность пергаменты, будь то сантименты или память, быть может, кому-нибудь и нужны, но чистый лист обречён на гниение в урне.
Бывает, человека проклинают и ему снится черёд кошмаров, из-за которых каждая ночь перевоплощается в насильственную бессонницу. Всё доходит до помутнений в сознании, и с ужасом человек понимает, что вновь во сне. Лицом к лицу с тьмой. Наедине с безумием.
В Азкабане, вокруг которого летают мерзкие голодные твари, всё было ровно наоборот. Заключённый, осознавая, что тревожно спит, трепещет перед пробуждением. Во сне он хватается за что угодно, лишь бы не проснуться, он кричит, бежит, стонет и зовёт на помощь, но, увы. Каким бы жутким ни оказывался сон, поцелуй дементора страшнее.
В ночь перед тем днём, когда стены Хогвартса сотряс ужас, когда в выручай-комнату просочилась рука смерти и зелёный луч полетел в Гермиону Грейнджер, до всего этого случилось не менее страшное для профессора Снейпа и директора Макгонагалл событие.
Той ночью, в нелюдимых Подземельях, куда специально никого не заселяли из прибывших школ, где было по-прежнему темно и мрачно, один человек вздрогнул и с ужасом распахнул глаза. Всюду ему мерещился Азкабан: во снах преследовали дементоры, в жизни — мысли о решётках на окнах.
Кто некогда знал этого тощего мужчину, то не признал бы ныне — настолько тот постарел и ссутулился. От болезни щёки впали; когда-то сильное тело от хвори сделалось субтильным, кожа приобрела серый цвет. Нездоровые круги под глазами, в которых горел мутноватый огонь, грязные волосы, отёки — последние штрихи лихорадки. Той самой, от которой можно как умереть, так и спастись.
Этот человек закашлялся, и от резких движений молния боли разразилась рядом с его сердцем. Он привстал и поморщился. Плечо будто свело долгой судорогой. Если бы насквозь прошло копьё, едва ли мышцы ныли сильнее.
Должно быть, зеркало у этого человека вызывало отвращение, так как он избегал встречи с отражением. И правда, всякий, кто увидел бы этого больного, сначала бы содрогнулся, а уже потом бросился в бегство. Не существовало ещё на свете того, кого красило аврорское ранение. Да и к тому же понять, жив ли этот человек, давалось с трудом, а потому прозвали бы этого доходягу «Господином Прозрачным». Кости да кожа, и ни блика жизни в стеклянных глазах!
Господин Прозрачный осмотрелся и вздрогнул, услышав шаги. Когда вошёл бесстрастный Снейп, комната омрачилась: по стенам поползли мерцающие тени; огонь в свечах задрожал. На лице Господина Прозрачного запечатлелась гримаса неуверенности. Страх заметался в сердце. Игнорируя пленника, хозяин комнат прошёлся широким шагом и посмотрел на тлеющие угли в камине.
— Где Тинки? — спросил он ровным, холодным голосом.
Раненный либо не услышал, либо умышленно не ответил.
Заскрипели дверца шкафчика, стеклянные колбы и склянки. Снейп извлёк два флакончика мерзкого снадобья и изрёк:
— Ты смотришь на меня, как на смерть. Неужели не полегчало?
— Что бы ты ни говорил: я почти готов, — прохрипел Господин Прозрачный. Рана заболела сильнее, и доходяга скривился.
— Правда? — не поверил Снейп. — Тебе повезло, что заклятие прошло навылет и не осталось в твоём тельце. А теперь пей и не торгуйся.
— Я сказал, что почти готов. А это означает «готов»! Неужели ты думаешь, что я слабак?! — рявкнул Господин Прозрачный. —Уверяю: я вынесу что угодно! А переход из пункта А в пункт Б — запросто! А потому перестань сомневаться в моей жизнеспособности, чёрт возьми! Я совершенно готов!
Снейп посмотрел на него внимательно и промолвил:
— Я знаю…
А в тёмных глазах загорелось отеческое тепло, и как только Снейп понял это, тотчас погасло. «Милосердие и жалость — вот что расслабляет мужчину», — думалось ему. А Господину Прозрачному расслабиться означало умереть.
И тем не менее, Господин Прозрачный рвался на побег. Он не был уверен, что выживет после очередной порции гадкого зелья, и отчётливо соображал, что если придётся выбирать между Азкабаном и жизнью в плену с мерзкой отравой на завтрак, обед и ужин, он выбрал бы первое. Настолько тому осточертели микстуры, настолько сводила с ума сиротливая тусклая жизнь, жизнь невидимки, маленького человека, изгоя, что Господин Прозрачный дышал одной только мыслью — волей!
Почти ничто не могло бы помешать ему вырваться отсюда! И всё же, было скрежещущее внутри чувство. Это маленькое «почти».