— Мы воспитаны, как монахи-воины, — объяснял он. — На мой взгляд — к сожалению, зачастую куда больше воины. Баран До — больше монахи. Ты будешь смеяться, но они считают джедаев нетерпеливыми. Слишком самонадеянными. В этом они дадут фору любому магистру-джедаю. Иногда, если выпадает возможность, я возвращаюсь сюда, чтобы успокоить ум и увидеть всё в другой перспективе. Я джедай, без сомнений, слишком нетерпеливый и самонадеянный, но это не значит, что тысячелетние знания Баран До не могут быть мне полезны, скорее наоборот — они исключительно полезны, особенно сейчас. Я хочу, чтобы и ты немного познакомилась с ними.

Они провели на Дорине несколько дней, и за это время она начала ещё лучше понимать и его, и себя. Она полюбила это место, несмотря на необходимость постоянно носить маску и кучу связанных с этим неудобств. Никакие неудобства не могли нарушить покой, который они оба испытывали здесь. Это был суровый мир с жестоким климатом, но кел-доры видели в нём красоту, слышали песни голосов ветра в рёве ураганов, находили покой в неистовой силе штормов, бившихся в стены их крепких домов, и Визта научилась тому же. Пусть она не могла увидеть Дорин в том блеске, в каком способны были видеть его глаза кел-доров, но она могла узнать его иначе, ещё ярче и чище, через Силу, и, однажды открыв этому миру свой разум, она полюбила его больше всех миров, что видела до и после, приняла его, как если бы он был для неё родным.

Когда-нибудь, если будет на то воля Силы, она отвезёт туда Лирну. Сейчас она считала слишком опасным рисковать. Баран До повезло, что все забыли о них — во время чистки джедаев после Войн клонов никто не подумал о старом ордене кел-доров. И она не хотела бы через столько лет привести инквизиторов в дом своего мастера.

Теперь Тора пыталась быть для Лирны такой же, каким был для неё самой её мастер — терпеливым, добрым, преданным и открытым всему миру, не боящимся ни любить, ни печалиться, знающим, что Тёмная сторона таится не в твоих чувствах, а в том, как ты видишь их. Этому он учил её, и этому она собиралась учить Лирну.

— Посмотри на меня, — говорила она Лирне, когда та отчаивалась, не понимая, что нужно делать. — Раздели со мной свой страх, посмотри, вот он твой, а вот он и мой, вот он заполняет всё, но разве это так? Разве он что-то меняет? Он как туман над водой, не мешает тебе, лишь затуманивает взгляд. Вода остаётся водой, ты — собой. Если будешь идти туда, куда собралась, дойдёшь в любом случае, лежит на пути туман или нет. Идём сквозь него, не бойся, я рядом, и если ты заблудишься, слушай мой голос, я всегда буду поблизости.

Может, Совет джедаев одобрил бы и не всё, что она говорила, но Совета джедаев больше не было, была только потерянная девочка, выживший рыцарь и Сила, связывавшая их и всё живое.

— Я знаю, — сказала Лирна и открыла глаза.

— Неплохо, — ответила Тора. — Довольно быстро, ты молодец.

— Полдня, — пробурчала Лирна.

Тора улыбнулась и положила руку ей на плечо.

— Спешка ни к чему. Ты уверена, что поняла, где Храм?

Лирна кивнула.

— Значит, это заняло столько времени, сколько было нужно. Завтра отправимся.

Лирна, кряхтя, потянулась, распрямила ноги, подняла лицо к небу и с довольным вздохом повалилась назад, в мягкий густой мох. Тора весело глянула на неё и сделала то же самое. Было в Лирне то, что Тора заметила очень быстро и что ценила и считала одним и самых важных качеств своего падавана — эта готовность к радости и покою, к тому, чтобы просто упасть в мох и лежать, слушая, как движется Сила, в одно мгновение отбросить все заботы, когда задача выполнена, сказать: я здесь, и мир здесь, и я в нём, и это хорошо.

Самым сложным было объяснять Лирне то, что самой Торе казалось известным с рождения. То, чему её учили так рано, что она не могла уже восстановить слов своих учителей. Лирна выросла в мире, где о старой религии старались не вспоминать. Она ощущала Силу, но не имела представления о том, что это. Поначалу Тора пыталась искать самые простые и логичные объяснения, и от этого было мало толку. Лирна задавала только новые вопросы, на которые Тора мучительно придумывала новые ответы, которые порождали новые вопросы, и в результате запутывался не только падаван, но и сам учитель. И в какой-то момент Тора поняла, что это не нужно.

— Не думай, — сказала она. — Остановись. Просто остановись. Замри. И пусть твои мысли замрут. Чувствуй.

Она стала больше подталкивать инстинкты Лирны, заставлять её реагировать быстро, заставать её врасплох, и это дало результаты, которых не могли дать месяцы вопросов и ответов. И как только Лирна прорвалась через эту пелену, ощутила биение сердца мира, дыхание Силы, барьер был сломлен, и теперь и её вопросы, и ответы Торы стали иметь смысл. Тора досадовала на себя за то, что потеряла столько времени, не понимая, что нужно делать — теперь-то она видела, в чём была проблема. Она воспитывалась в Храме с детства, ощущала Силу и училась обращаться с ней столько, сколько себя помнила, а Лирне нужно было сначала нащупать эту связь. Тора ругала себя за то, что у неё ничего не получается, и иногда думала, что, возможно, она зря затеяла это всё, может, она вовсе не поняла, чего хотела от неё Сила, может, стоило увезти Лирну и её тётю так далеко, как только летают корабли Кишона и его Сопротивления, оставить им жизнь, которую они знали, а не пытаться научить девочку, которая не представляла, на что соглашается, тому, чему Тора сама даже толком не доучилась. А потом Лирна как-то молча забралась к ней на кровать посреди ночи и села, поджав под себя ноги, втянув голову в плечи и широко распахнув глаза в темноте. Это было ещё на Кассине, где они провели почти полгода.

— Что случилось? — спросила Тора.

— Прости меня, — уныло сказала Лирна. — У меня ничего не получается. И ещё я злюсь на тебя, потому что не получается, а ты говорила, что нельзя злиться. И ещё ты говорила, чтобы я не боялась, а я боюсь. Я не буду, не бросай меня здесь.

— С чего ты взяла, что я тебя здесь брошу? — мягко спросила Тора, пытаясь не выдать своей растерянности.

Лирна помялась, шмыгнула носом, но всё-таки ответила.

— Я лежала и думала, что возьму и убегу, а потом подумала, что ты тоже можешь убежать. И испугалась, что проснусь, а тебя нет.

Тора приподнялась, взяла её за руку и заглянула в лицо — она лучше видела в темноте, чем Лирна, и могла рассмотреть это лицо самого несчастного падавана на свете.

— Я тебя ни за что нигде не брошу, — сказала она, улыбнувшись. — Ты ни в чём не виновата, и всё получится.

Лирна всхлипнула, Тора села и обняла её.

— Всё хорошо, — говорила она, пока Лирна постыдно хлюпала ей в плечо, дав волю своим страданиям. — Я здесь и никуда не уйду. Даже если ты будешь злиться на меня. Завтра всё получится. А если нет — не страшно, значит получится послезавтра. Ты станешь самым классным джедаем в галактике.

— Ты говорила — в галактике больше нет джедаев, — глухо пронудела Лирна.

— Жила-была самая занудная на свете девочка-падаван, — в тон ей ответила Тора, и Лирна хихикнула, ещё не радостно, но уже и не горестно. — Я расскажу тебе старую сказку с далёкой планеты, где воздух совсем другой, где дуют ветра, где детям дают короткие имена, чтобы духи ветра не спутали их со своими и не забрали навсегда, — говорила Тора и слышала, как дыхание Лирны выравнивается, чувствовала, как она расслабляется, но крепче обнимает её за шею, и сама прижимала её к себе сильней. — О девочке, заблудившейся в тумане. Она брела и брела, пока не поняла, что её окружает не туман, что вокруг — только Сила, и в ней — Сила, и она — Сила. И туман рассеялся — тот, что правда был туманом — и она увидела мир таким, какой он есть.

И она рассказывала другие сказки Дорина, которые знала лучше, чем сказки собственного мира, и Лирна смотрела её глазами, как когда-то она сама смотрела глазами мастера Зиндо, и страх проходил, оставляя только Силу, мастера и падавана, и мир — такой, какой он есть. И Тора больше не сомневалась, не позволяла своей неуверенности и страху неудачи встать между ними, а когда перестал сомневаться мастер, окрепла и вера падавана. Лирна, как когда-то Визта, заняла своё место рядом с учителем, а Тора, как когда-то мастер Зиндо, заслужила доверие своей ученицы. Лирна больше не оглядывалась через плечо, боясь, что никого там не увидит, не просыпалась по ночам от страха, что осталась одна, не вглядывалась в лицо Торы с тревогой, пытаясь угадать, что та думает, довольна ли она или злится, разочарована или готова похвалить. Она больше не была беспомощной девочкой на перекрёстке дорог, ни одна из которых не вела ни в одно известное ей место. Она была падаваном, и неизвестность больше не пугала её так, как раньше. Она смотрела в лицо своего мастера не с тревогой, а с надеждой, не боясь провала, а надеясь на одобрение, и когда бы ни оглянулась через плечо, теперь Тора всегда была там, и говорила: иди вперёд и ничего не бойся. И Лирна смотрела вперёд и видела своими глазами, и глазами Торы, и тысяч тех, кто был до них.