========== 1. Рыцарь без Ордена ==========

Плоскогорье, как память, незримое…

Плоскогорье, как ненависть, неотвязное…

Оскар Серруто

Плоскогорье раскинулось до самого горизонта. Буро-жёлто-зелёные пустоши, кое-где поросшие редким низкорослым леском, — камни, трава и мох. Лишь на юге, откуда тянулось извилистое русло мелководной горной реки, вставали горы, неспешные, пологие у подножий, но поднимавшиеся к самым небесам. Закатное солнце вспыхивало на их снежных вершинах, в прозрачных водах реки, заливало всё плоскогорье от края до края, и жёлтый мох становился огнём, зелёная трава — изумрудом, и бесконечно длинные тени скользили поверх.

Двое стояли неподалёку от небольшого каменного дома у пологого склона холма. Женщина с тёмной кожей и рыжими, как огонь, волосами, длинными загибающимися к затылку ушами и яркими зелёными глазами с широким зрачком. И девочка лет восьми, полная противоположность — беленькая с ног до головы, волосы завязаны в пучок, светло-серые глаза широко распахнуты, белёсые брови приподняты, словно никогда в жизни она не видела ничего подобного. Она и не видела, не так много ещё где успела побывать. Обе были одеты просто, в штаны и куртки из плотной немаркой ткани, крепкие невысокие сапоги и короткие коричневые пончо с капюшонами. Женщина бросила рюкзак рядом с собой на землю, а девочка так и сжимала в кулачках лямки своего, словно забыв обо всём, кроме открывавшегося перед ней вида.

Тора Веторана, рыцарь-джедай, женщина с рыжими волосами и спрятанным в рюкзаке световым мечом, привела их на эту планету, на это затерянное плато, в надежде получить несколько спокойных лет для обучения своего падавана, Лирны Мар-Гедор, девочки с белыми волосами, серыми глазами и традиционными для её народа серебряными цепочками в крохотных ушках. Тора Веторана, которую когда-то звали Визта Таройна, сама была падаваном, когда больше пятнадцати лет назад галактику охватили Войны клонов. Вместе со своим мастером она сражалась на стороне Ордена джедаев и Республики, и в день Приказа 66, когда ей было пятнадцать, потеряла и его, и Орден, и всех, кого знала, и чуть не потеряла надежду. Ей потребовались годы, чтобы вернуть её, но в день, когда она увидела смерть своего мастера, она поклялась, что не перестанет быть той, кем была рождена, для чего была обучена. Она избавилась от своих вещей, отрезала падаванскую косичку, прятала световой меч, сменила имя, училась говорить, выглядеть, вести себя иначе, чем привыкла, скрывала Силу, что текла в ней, так глубоко, чтобы и инквизитор не учуял её, а если не удавалось — дралась и бежала. И смогла выжить. Время шло, и охота на джедаев сходила на нет. Тора Веторана привыкла к своему имени, к тому, что не у кого больше спросить совета, привыкла сражаться без светового меча, обнажая его лишь в крайнем случае, и привыкла продолжать своё обучение и тренировки сама. Она знала, что смерть её мастера и даже падение Ордена не должны превратиться в главный и непреодолимый момент её жизни. Знала, что должна справиться с горем, гневом и отчаянием, и справлялась, но клятва, данная ею тогда, в темноте пещер, где учитель дал ей возможность укрыться и по которым она блуждала три дня, прежде чем нашла выход, обессиленная, измождённая и напуганная, эта клятва, принесённая с мыслью, что смерть её мастера не должна стать напрасной, клятва, данная не ради себя, а ради него — она продолжала пылать в её сознании огнём таким же ярким, каким пылали костры её мёртвых братьев и сестёр.

Прошло много лет прежде, чем она поняла: эта клятва — лишь её способ отомстить. Хитрый, ловкий, незаметный обход всех правил. Мастер всегда говорил: «Это хорошие качества, но опасные и для тебя самой, поверь мне, я знаю по себе. Мастер и ученик похожи, мой юный падаван. Меня тоже ругали за изворотливость. Послушай меня: твоя хитрость может не раз спасти тебе жизнь, но она же может заманить тебя в ловушку самообмана».Так и случилось. Захваченная горем и яростью, она поклялась быть джедаем не потому, что верила, не ради надежды, не ради Силы, а потому, что только это продолжало связывать её с тем, кто был ей учителем, отцом и братом, кто отдал за неё жизнь, с единственным в этом мире, кого она не готова была потерять. Это был способ отомстить за его смерть и за свою скорбь, задержать его в этом мире, остановить время, найти неизменную цель, почву под ногами. Тора была слишком хитра, чтобы напрямую предать то, чему её учили, и признать свою жажду мести, и она нашла лазейку. Но суть от этого не изменилась. И однажды она это поняла.

Был один падаван, с которым они дружили в детстве — Калеб Дьюм. Весёлый парень, во многом поэтому они и сдружились — она тоже была весёлой, болтливой и любопытной. Её частью их совместных планов была хитрость и неожиданные повороты, его — стратегия и одновременно безрассудность, которая удивительным образом вписывалась в эту стратегию. И всё это скреплялось дерзостью обоих. Временами им доставалось от учителей, но в целом ничего такого уж совсем глупого они не делали. Их учителя тоже дружили, и однажды она случайно услышала их разговор о падаванах. Депа Биллаба, мастер Калеба, сетовала на их неугомонность, довольно, впрочем, добродушно.

— Изобретательность — хорошее свойство для джедая, — отвечал мастер Визты, Зиндо Гир-Канно. Он был кел-дором и всегда носил плотные сетчатые очки, защищавшие глаза, и маску, закрывавшую нижнюю часть лица и позволявшую ему дышать воздухом Корусанта и других планет, чья атмосфера отличалась от атмосферы Дорина. Но Визте это давно не мешало понимать, когда он улыбался или наоборот был расстроен, подшучивал над ней или был ею недоволен — она просто знала. Он умел показывать это, а она умела понимать. Сейчас он улыбался, в этом она была уверена, даже не видя его.

— Ох, — отвечала Депа Биллаба. — Я ведь вообще не хотела брать ученика.

— Да брось, — отвечал мастер Зиндо, — ты им гордишься.

— Не вздумай сказать это ему, — предостерегла мастер Биллаба.

— Ты сама говоришь.

— Ну… да. Но я выбираю момент! Хотела бы я, чтобы он был поспокойней, вроде Визты.

— Смеёшься, что ли? Она же только при тебе изображает смирение. Они оба так делают. Я поэтому очень люблю наши совместные тренировки, знаешь ли. Можно отдохнуть.

Мастер Биллаба рассмеялась, а потом сказала негромко:

— Они станут хорошими джедаями, Зиндо. Я вижу это в них обоих. Они могут быть безрассудными, но они учатся, слушают, запоминают. И они хорошие ребята. Они родились с открытыми сердцами и не умеют их закрывать.

— Станут, ты права, если будет на то воля Силы.

— И если, конечно, раньше не упадут откуда-нибудь и не проломят себе головы. Я пойду, Зиндо, я сейчас поняла, что уже полчаса не имею представления, где Калеб.

— Ха. А я вот знаю, где моя. Слышишь, Визта?

И она, пристыженная, вышла к ним, и Депа Биллаба быстро ушла, кажется, подавляя смех, а мастер Зиндо, конечно, выговорил ей, но тоже больше веселился, чем сердился.

Много лет после Приказа 66 Тора была уверена, что Калеб погиб вместе с мастером. И совсем недавно, уже вместе с Лирной, она нашла его. Их учителя не ошиблись насчёт него. Он рассказал ей, как стал рыцарем — в Храме джедаев, сражаясь за своего ученика. И в результате приняв то, что не сможет защищать его вечно, вечно быть рядом, смирившись, и приготовившись умереть за него. Так он стал настоящим учителем и наконец — рыцарем-джедаем. Калебом, который теперь называл себя Кейнаном, двигала любовь. Он рассказал Торе о своих сомнениях, горе, злости, о том, как пытался жить обычной жизнью, забыв о том, кем он был. О том, как снова чуть не потерял надежду, лишившись глаз. Но в итоге он всегда возвращался к самому себе. Сильнее всего в нём было всё то, чему их учили и что было неотъемлемой частью его самого: любовь, преданность, открытость, сочувствие, и это побеждало его страх, горе и гнев, всегда побеждало, где бы и кем бы он ни был. Тора полагала, что мастер Зиндо переоценивал её. Она не была такой, как Калеб, она ошибалась, запутывалась, обманывалась. Она стала рыцарем-джедаем немного раньше него, но ей пришлось встретиться не со своей любовью, а со своим гневом.