— Тогда Он вырастил кейсахов, — Дан кивал в тон к Эрву.

— Тогда он вырастил кейсахов, Дан! Уже тогда он пошел по пути, Дан! Начал выращивать себе новое маточное тело, которое не уступало бы прежнему, Дан! Это было бы не одно существо, но некий коллективный разум. Может быть даже целый сонм существ и, быть может, даже предметов, Дан! Сейчас он покинул свое маточное тело и находится в них. Реально ходит по нашей многострадальной Земле и кайфует, Дан. Кто-то убивает ему на забаву, кто-то занимается сексом на забаву, кто-то откушивает и так далее.

— То есть он распространил свое сознание по сотням людей…

— Вряд ли по сотням, — перебил Эрв. — Думаю, их меньше. Но они чрезвычайно сильны телепатически. Он веками их подбирал, выращивал, скрещивал одних сильнейших с другими, чтобы получить… не знаю, думаю, десяток-другой очень удобных носителей своего сознания. Там он живет, там он спрятался, но наличие такого мощного паразита всё равно должно отразиться на их личности.

— И мы должны их найти…

— И убить, конечно. С каждой смертью Он будет вынужден сжиматься, сминаться, что еще сильнее будет отражаться на личности оставшихся. В конечном итоге, когда будет убит последний человек его вмещающий, он никуда не денется, кроме как вернется в свое истинное тело. Вот там-то мы его и уничтожим уже окончательно! Я уже начал готовить его судьбу, причем он сам угодит в свою же ловушку…

— А что помешает ему вселиться в большее количество людей?

— Что-то помешает, — кивнул Эрв. — Что-то ему ведь сейчас мешает, Серый. Он ведь не вселился в целую планету, а выбрал нескольких, тщательнейшим образом подобрав каждого, Серый. Управлять он может любым, а жить лишь в избранных, Серый. Но это уже кое-что, Серый!

Эрв выставил ладонь вперед, сделал пальцами движения, будто держит что-то.

— Я чувствую его яйца в моих руках, — сказал Эрв злобно и снова сделал пальцами движения, будто держит мошну. А следом резко сдавил руку в кулак.

— Ваша мать.

— Хорошо.

Охранник молча кивнул и вышел из спальни. Дом охраняли совершенно бездушные кейсахи, выведенные Страной Ужасных Монстров для полнейшего подчинения. У них не было ни желаний, ни дум, они мало ели, почти не спали и слушались хозяина беспрекословно. Но это еще только лишь первое кольцо обороны. Милый и уютный домик охраняли боевые дроиды, за ним постоянно велась слежка со спутников, и вообще за Ратом всё время следили с самого рождения. Край очень берег своего бастарда.

Дверь спальни открылась и вошла мать. Эффектная молодая блондинка на вид лет восемнадцати. Она выглядит едва ли на пару лет старше Рата. Мать одета очень фривольно в практически прозрачную ночную рубашку, да и сыну полагается бы хотя бы запахнуть полы халата, но он сидит, скрестив ноги, его промежность на виду. Мать прямо будто взяли с обложки "Плейбоя". Шикарна! Где-то метр семьдесят пять, стройные ноги, широкие бедра, большая грудь с торчащими вверх сосками, что хорошо видно через ночнушку. Лицо приятное, слегка вытянутое, волосы не сильно длинные, даже не до плеча, глаза голубые. Сын не отстает. Худой, жилистый, явно быстрый. В полурасстегнутом халате просматривается голая безволосая грудь и худой живот. Лицо наглое, щеки покрыты трехдневной щетиной, подбородок слегка вытянут вперед, нос длинный, глаза бледно-изумрудного цвета глядят на мать, как на кусок мяса. Волосы белые до плеча — длинней маминых раза в два — слегка мокрые, видимо, принял душ или ванну недавно.

— Садись, Сэнди, — приказал Рат. Он именно приказал, а не попросил, хотя, казалось бы, мать. Но та послушно подчинилась, и охранник вышел.

Спальня довольно большая, и самое тут интересное кровать. Широкая, три на три метра, она огорожена трехметровыми же стенками. Будто большую коробку перевернули и поставили кровать в нее. Эти как бы стены и потолок — не просто так. Там в них зеркала. И с боков, и с торца и с потолка — всюду можно видеть себя в отражении. Зеркала могут уехать вверх, спрятаться в ниши, а могут и вот так — показывать происходящее на кровати во всех ракурсах. В углах очень мягкое освещение, видно абсолютно всё. Всё сделано, чтобы люди, кувыркающиеся на этой кровати, видели себя и партнера в самой малейшей подробности и с боков, и сверху, и с торца. По остальной комнате расставлены свечи, по полу разбросаны лепестки роз. Короче, всё совершенно не так, как должно быть при вечернем разговоре сына и матери. Больше похоже на свидание молодых любовников.

Мать села рядом с сыном ровно, будто в позвоночник ей забили железный лом. Ни у него, ни у нее не было иллюзий, что будет дальше. Мать едва дышала, когда ловкие пальцы сына заползли под тонкую ткань ночнушки и легли на плоский живот. Сын расстегнул, поднял тонкую ткань, ладони поднялись к крупным грудям, приподняли, словно взвесили их. От груди они вернулись к животу, доползли до лобка, где скромно оставлена тонкая полоска белых волос. Пальцы словно остановились на границе приличия и вновь принялись гладить живот.

— Тебе ведь не нравится, когда я называю тебя по имени? — спросил Рат.

— Не очень, — ответила она слегка дрожащим голосом.

— Тебе было больно, когда его доставали из тебя? — перевел тему Рат, гладя мать по животу. — Это должен был быть твой, кажется, пятый ребенок? Или шестой?

— Да, — всхлипнула она. — Шестой. Может, ты не будешь делать мне больше детей?

Спросила с надеждой и не в первый раз. Рат словно не услышал. Продолжал гладить живот.

— А если я попрошу, чтобы следующего доставали из тебя без анестезии? — сказал сын как бы злобно, но и весело.

— Пожалуйста, сынок…

— Погляди на себя в зеркало! — перебил он.

Девушка покорно повернулась к зеркалу, а сын еще вдобавок закинул ее ноги на кровать и широко раздвинул. Его пальцы отправились к половым губам, едва задержались в ежике волос и попытались войти в сухую вагину. Мать морщилась.

— Узкая, — сказал Рат удовлетворенно. — Хорошо подтянули, молодцы. В прошлый раз тебя надо было еб*ть кокосовым орехом, чтобы ты что-то почувствовала. Как думаешь, кому из моих тёть дать родить мне ребенка? Эльзе? Или Калине? Тебе я не дам. Мне никогда не разонравиться трахать тебя, мама.

— Но есть же таблетки… Есть много способов…

— Есть, я знаю.

Он начал мять ее сиськи, а женщина спокойно сидела, словно боясь пошевелиться. Так продолжалось какое-то время, но потом она всё же закатила глаза и начала ахать. А Рат, видя это, начал целовать ее шею. Соски под его пальцами стали такими твердыми, словно два лесных орешка.

— Помнишь, как я впервые тебя трахнул, матушка Сэнди? — спросил Рат. — Когда ты была еще старым страхопизд*щем? Ты должна благодарить меня, что у тебя такое классное тело. Оно упругое и гладкое. А тогда ты была не такой. Ничего, конечно, но жопа была побольше и сиськи уже висели. Напомни-ка мне, как я впервые тебя взял?

— Ты пришел с улицы, — начала монотонно рассказ женщина. — Ты очень испачкался, а я отпустила слуг. Я сказала, что помою тебя сама…

— Это было три года назад, — сын всё еще сзади нее, его ладони легли на ее трапецеидальные мышцы, пальцы сжали их со всей максимальной силой, мать застонала от боли. — Всегда надо начинать, с когда это было, любезная матушка.

— Это было три года назад, — всхлипнула женщина, а его руки вернулись к ее грудям — Ты пришел с тренировки, очень испачкался, а я отпустила слуг. Я сказала, что помою тебя сама. Ты поглядел на меня как-то странно и согласился. Мы пошли в ванную, ты попросил меня раздеть тебя…

— Да, тогда я тебя еще просил.

— Я раздела тебя. У тебя была эрекция. Я смутилась, но ты не подавал вида, будто так и должно быть. Ты пошел в душевую кабину и сказал, что, если я не хочу вся промокнуть, я должна раздеться и пойти тебя помыть. Я сказала, что буду осторожно, но ты меня перебил и сказал, чтобы я не морочила тебе голову и даже сам начал раздевать меня. При этом ты прижимался ко мне.