– А как простила? – Митя, побледневший, потирал грудь с левой стороны.

– Да увидела, что у него мизинец кривой. Сломан был – я кирпичом попала, болел страшно, наверно, а он никому не сказал, прятал от нас свой мизинчик… Так криво и сросся. Я хоть и сказала, что убитым котятам в тысячу раз больнее было, все равно… Пожалела его. Прибитый был, горестный, есть почти перестал, ревел, по ночам вскакивал… Пожалела. Но не простила, нет. Просто стала разговаривать. Как ты думаешь, надо было простить?

– Нет. Нет, что ты. Ты все правильно сделала… Бедная.

– Он меня потом Муркой прозвал. За это все. Митя, а вот если бы рай был, как ты думаешь, его, дурака, простили бы за котят, взяли бы туда?

– Он же мучился, – Митя потер лицо. – У него ж сердечко кровью потом изошло. Наверно, все-таки взяли бы… Я бы взял.

Мурка долго смотрела вверх, в зеленый шорох и свет старых лип.

– Митя, а ты какой был в детстве?

– Да тоже всякий, наверно. Мы жили на Пряжке, в доме, где Блок жил, представляешь? Но нам, мальчишкам, это было как само собой, ну Блок и Блок, мы все больше в порт пробирались или на Адмиралтейские верфи. Тоже опасно было. Родители ничего не знали, конечно… А еще у меня было восемь воображаемых друзей. Они просили их не выдавать. Пойдем, Малыша, пройдемся. А то…

– Прости. Я… Я нечаянно, – встала Мурка. – Я это никому не рассказывала никогда. Я не знаю, почему тебе все рассказываю. Прости.

– А ты рассказывай, – настойчиво и тоскливо сказал Митя. – Я рад. Это ведь значит, Малыша, что я, старый дурак, хоть кому-то по правде нужен.

Они обошли почти весь пруд, разговаривая о Блоке, о Мандельштаме, о Галиче, когда Мурке наконец вспомнилась ее идея:

– Ой, Митя! Я чего хотела-то! На, пофоткай меня, пожалуйста. – Она сунула ему в руки свой телефон. – А потом будет сюрприз!

И она превратилась в мальчишку. Скакала через скамейки. Валялась на газоне. Вскакивала и подпрыгивала в небо – только чтобы Митя забыл про котят. Вроде бы удалось: Митя, смеясь, только успевал нажимать спуск:

– Малыша! Да ты ж мое солнце! Скинь мне, чудовище мое маленькое, хоть парочку фоток! Скинешь, Ласточка?

– Скину, скину, – кивнула Мурка. Скакать на жаре в джинсах вообще-то было очень жарко. А еще они подошли к подходящим кустам в углу парка, да и люди другие далеко. Она подвела Митю к скамейке: – Митя! Ты – тайная часть моей жизни! И друг! Я тебе доверяю! Тебе сейчас будет оказано еще доверие, громадное просто! Поэтому вот сиди и карауль, чтоб никто не подошел!

И она скрылась в кустах – всполошив целую стаю молодых разоравшихся воробьев. За кустами стащила сначала футболку и нырнула в прохладные цветочки платья, расправила его; сняла джинсы и, туго свернув, запихнула мальчишечью одежку в рюкзак. Жить в шелковистом платье на улице, среди вольного воздуха оказалось легко, прохладно и страшновато. Мурка причесалась, чуточку подвела глаза, волнуясь, обошла кусты и вышла на дорожку справа от Мити. Тот, старенький одинокий енотик, задумчиво крутил в руках ее телефон и смотрел в сверкающую гладь пруда.

– Митя, сфотографируй меня, пожалуйста, снова.

– …Ой. Малыша… Моя Малыша!! Да ты же… Девочка! Ох какая ты: девочка-девочка! Малыша, да какая ж ты красивая, оказывается! Да куда ж тебя спрятать от этого мира!

А вечером Мурка, не выдержав, выложила новую фотку Васьки, невесомо перелетающего через скамейку в зеленом и солнечном – вовсе не Таврическом, а райском – саду, на стене его аккаунта. С подписью: «Я умер. Теперь я умею летать».

Через мгновение под фоткой появился первый лайк.

ЕГЭ она сдала очень классно, сама от себя не ожидала. Вот просто замечательно сдала литературу и историю. Даже математику – хорошо, хотя она не нужна для поступления. Но художник ведь должен понимать геометрию? Так, со школой все. Осталось получить аттестат, и можно подавать документы. Ну и выпускной… Швед покраснел и выпучил глаза:

– …Какие-какие «Алые паруса»? В эту толпу тебя, такую… Такую дюймовочку? Нет. Я за тебя отвечаю. По телику посмотришь. …Что? В ресторан с классом? На лимузине? Ты знаешь, какая там биофлора, на сиденьях этих лимузинов? А ресторан? Дешевое шампанское и продукты неизвестно с какой скотобазы? Гнилые апельсины? Грязные скатерти и озабоченные одноклассники? Нет. И все.

– Но… Швед, ты шовинист и собственник.

– Собственник. Однозначно. Значит, мы вот как сделаем: пойдем с Яночкой к тебе в школу на вручение аттестатов. Сфоткаем и тебя, и все, на что пальчиком покажешь. Только, чур, ни с какими Марь Ваннами и Петями-Машами не обниматься. Потом – тебя за ручку – и вертолетная прогулка, ок? Фотосессия в Стрельне – ок?

– Это дорого!

– Ты дороже. А потом в ресторан – Яночка, ты выбери, ага?

Янка тихонько смеялась. Швед не выдержал и весь вспыхнул золотым смехом:

– Ох, девки, как же я вас обеих люблю! …Ой. Мурка, Янка. А вот мне сейчас показалось… Что вы здорово похожи вообще-то. Или не показалось… Брови одинаковые точно, веки… Поворот головы… Масть только разная.

Мурка посмотрела на золотую Янку, потом на Шведа:

– Да ладно. Янка – красавица, а я кто? Мышь!

– Нет. Ты – красивый, но очень худой и смешной котенок, – пожал плечами Швед. – Вот посмотришь, какая ты еще станешь красавица. Я-то вижу. Правда, Янка?

– Правда. Я тоже вижу. С тобой все в порядке, ты просто страшно худенькая и расти не хочешь. То ли девочка, то ли мальчик. Тебе сейчас так надо. Так что не подгоняй природу, все само собой придет.

Швед глянул на часы и вскочил:

– Ага!! Так, ненаглядные, а что вы расслабились? Кошка, давай-ка, собирай: оба кэнона, объективы TS сверхширокий, RF двадцать восьмой, EF семидесятый… Все в серый кейс. Остальное как обычно. У нас сегодня приватная съемка в Юкках, сорокалетняя пара в саду и в спальне… Янка, ты поедешь как стилист и гример, собирай свои сундучки: там баба страшная, а в сказку хочет. Живо, обе! Шевелитесь!

Да, Швед любит командовать. И еще он циничный и брезгливый. Нельзя, чтоб он проведал, откуда Мурка в их жизнь свалилась, – бабкина квартира убьет все. Если Швед узнает про черную плесень на кухне и вонючие узлы, выгонит, наверно… Мурка перестирала всю одежду, которую забрала от бабки, по два раза. А половину выкинула. Еще и потому, что вместо старья Янка помогла ей завести хорошие вещички.

У нее полно было знакомых стилистов, дизайнеров одежды, владельцев бутиков – и все эти модники звали Мурку Янкиной куколкой или Янкиной сестричкой, радовались ее микромодельной внешности. А Янка вроде бы и правда играла в куклы: между делом наряжать Мурку и фоткать эти кукольные луки стало у нее пунктиком. На стойке с Муркиной мелкой одеждой становилось все больше платьиц, сарафанчиков, кружевных подъюбников, корсетов, а Янка рылась во всяких стоках, дизайнерских секонд-хендах, старых коллекциях; добычу отдавала дизайнерам перешивать на Мурку; если брала в бутиках для съемок что-то напрокат для клиентов, то прихватывала что-нибудь мелкое интересненькое и для Мурки, и дома фоткала ее, пока Швед не начинал ворчать, что их детсадовский косплей и чириканье мешают ему сосредоточиться. Но несколько работ с куколкой в аду он, мрачно понаблюдав за их девчачьей возней с нарядами, тоже сделал: тяжелые это были фотосессии и результат шоковый. И то платьице они с Янкой, подумав, чинить не стали – еще и рваное пригодится, не давать же Шведу еще одно пластать…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.