– Ну что же… на этом все. Позвольте откланяться. – Защелкнув замки саквояжа, лорд Арчер подхватил его и поднялся, собираясь покинуть зал.

– Подождите! – Иззи бросилась к нему и вцепилась в рукав. Она понизила голос: – Вы и вправду хотите просто уйти и оставить меня здесь? Одну, в этом мрачном и жутком замке? Не может быть!

– Мисс Гуднайт, как бы мне ни хотелось продлить свое пребывание в этом очаровательном уголке, я чрезвычайно занятой человек. По милости Линфорда мне пришлось мчаться через всю Англию, чтобы вручить бумаги на эту древнюю развалину ничего не подозревающей юной леди. Я мог бы предложить подвезти вас до деревни. Но насколько я понимаю, вскоре за вами приедет ваш кучер?

Ее кучер?

Ах вот оно что. Лорд Арчер ни за что не поверит в ее нищету, в то, что у нее нет ни средств, ни дома, ни экипажа. Он убежден, что ее мягкая коляска, запряженная белыми пони, ждет за ближайшим углом.

Иззи не решилась поправить его, чтобы не запятнать память родного отца, выставив его нерадивым транжирой.

– Да, он скоро будет здесь, – слабо подтвердила она. – Безусловно.

Лорд Арчер окинул взглядом зал, потом Иззи. И насмешливо вскинул бровь.

А потом совершил самый вопиющий и непростительный из всех возможных поступков.

Он покровительственно потрепал ее по голове.

– Вот теперь я вижу малютку Иззи Гуднайт! Вы и вправду любите приключения.

– М-да… – рискнула заговорить Иззи через несколько минут после ухода лорда Арчера, когда напряженное молчание стало невыносимым. – Неловко получилось…

– Неловко? – Герцог вышагивал по залу, размахивая руками. Потом вдруг остановился и снова повторил: – Неловко!

Этот возглас разнесся по огромному залу, отразившись от сводчатого потолка.

Иззи стояла неподвижно. И на самом деле чувствовала себя неловко.

– Отрочество, – продолжал он, – неловкий возраст. Явиться на свадьбу бывшей возлюбленной – это неловко. Предаваться любви в седле – неловко.

По крайней мере, с первым утверждением Иззи могла согласиться. А во втором и третьем случаях была готова поверить герцогу на слово.

– Но никакой неловкости в нынешнем положении нет, – заявил он. – Это предательство.

– Предательство? – Иззи крепко вцепилась в бумаги. – Я точно знаю, что никакого предательства не совершала, ваша светлость. Я не просила лорда Линфорда завещать мне замок. Я знакома с ним ничуть не ближе, чем с вами.

– Линфорд не имел никакого права распоряжаться этим замком. – Низкий голос герцога прозвучал жестко. – А меня вы совсем не знаете.

Возможно. Но она бы не отказалась. Несмотря ни на что. Этот человек заинтриговал ее.

Теперь, когда они вновь остались вдвоем, Иззи воспользовалась случаем, чтобы разглядеть собеседника. Если бы не шрам, его лицо выглядело бы гордо и благородно – с резко очерченными скулами и широким квадратным подбородком. В светло-каштановых с рыжеватым оттенком волосах, похожих на львиную гриву, поблескивали золотистые пряди. А его глаза… это были кельтские глаза. Темные, широко расставленные горизонтальные прорези на лице. Настороженные глаза.

Эти глаза казались бы непроницаемыми, даже будь герцог зрячим. Если бы не случай со свечой, Иззи понадобилось бы несколько часов, чтобы заподозрить, что этот человек слепой.

Ей хотелось задать ему сотню вопросов. Нет, тысячу. И самый дурацкий из них настойчивее всех вертелся на самом кончике языка.

«Вам вправду доводилось предаваться любви верхом на лошади? – желала спросить она. – И что из этого вышло? Ваш шрам – напоминание о том случае?»

– Ваша светлость, я вовсе не собираюсь выгонять вас. – Ей не верилось, что этого человека можно принудить хоть к чему-нибудь. – Я вам не враг. Видимо, теперь я ваша домовладелица.

– Моя домовладелица, – эхом повторил он, явно не веря своим ушам.

– Да. И мы обязательно придем к взаимопониманию.

– К взаимопониманию…

Он зашагал в противоположный конец зала, лавируя среди мебели с легкостью, которой Иззи невольно позавидовала. Будучи зрячей, она натыкалась на углы намного чаще, чем слепой герцог.

Если после ранения он поправлялся здесь, в замке Гостли, ему, должно быть, пришлось без устали трудиться, чтобы составить в своем воображении карту этого места. Иззи начинала понимать, почему он наотрез отказывается покидать замок. Даже если у него есть другое поместье, после переезда ему придется начинать все заново. Иззи не хотелось оказаться бессердечной хозяйкой, выставляющей слепого человека за дверь.

Он поднял ее саквояж – как и было сказано, все это время саквояж простоял в двух шагах от двери, справа от нее. Вернувшись обратно, герцог водрузил саквояж на стол.

– Вот что вам придется понять, – объявил он. – Вы должны уйти отсюда.

– Что? – При виде саквояжа в Иззи взметнулась паника. – Но мне некуда идти, у меня нет денег, чтобы куда-нибудь уехать!

– Не верю. Если ваш отец был знаменит на всю Англию и даже пожалован рыцарским титулом, у вас должны быть средства. Или хотя бы друзья.

Похожий на волка пес у его ног заворчал.

– Что в этом саквояже? – нахмурился герцог.

– Это мой… – Она махнула рукой. – Сейчас это не важно. Я уже сказала, что не стану просить вас уйти, ваша светлость. Но и вы не можете выгнать меня.

– Да неужели? – Он сдернул со стула шаль Иззи, развешенную для просушки, и смял ее, намереваясь запихнуть в саквояж.

Пес зарычал, затем залаял.

– Да что там, черт возьми? – Герцог расстегнул замок саквояжа.

– Прошу вас, не надо! – Иззи метнулась к нему. – Осторожнее, она спит! Если вы потревожите ее, она…

Но было уже слишком поздно.

С диким воплем боли он выдернул из саквояжа руку.

– Мать твою…

Иззи поморщилась. Ее опасения были не напрасны: на пальце герцога что-то болталось. Гибкое и гладкое тельце зубастого, шоколадно-белого хищника.

– Белоснежка, не смей!

Пес словно взбесился, скакал вокруг хозяина и облаивал верткое существо, напавшее на него. Рэнсом чертыхался, вскинув руку и пытаясь увернуться от собаки. Белоснежка же осталась верна себе: в палец она впилась мертвой хваткой.

– Белоснежка! – Иззи бегала вокруг беснующейся троицы. – Белоснежка, отпусти его!

Наконец взобравшись на стол, она ухитрилась схватить герцога за запястье, вцепилась в его руку обеими руками и всем своим весом удержала его на месте.

И замерла, стараясь не думать о том, как интимна их случайная поза. Его плечо, к которому она прижалась животом, казалось каменным. Локоть попал точно между грудей.

– Пожалуйста, постойте спокойно, – задыхаясь, взмолилась Иззи. – Чем сильнее вы мечетесь, тем глубже она вонзает зубы.

– Я не мечусь! Уже нет.

Он и впрямь не шевелился. Цепляясь за его руку, Иззи вдруг осознала, насколько он силен. И вместе с тем почувствовала, насколько велика его способность сдерживать себя.

Стоило ему захотеть, и он размазал бы Иззи и Белоснежку по стене так же легко, как разбивал стулья в щепки.

Дождавшись, когда руки перестанут трястись, она потянулась к Белоснежке и принялась осторожно разжимать пальцами ее крохотные челюсти.

– Дорогая, отпусти его. Ради всех нас. Отпусти герцога.

Наконец ей удалось отцепить Белоснежку от истерзанного, окровавленного пальца.

Все вздохнули с облегчением.

– Боже милостивый, Гуднайт. – Герцог встряхнул головой. – Что это? Крыса?

Иззи спрыгнула со стола, прижимая Белоснежку к груди.

– Не крыса, а горностай.

Он чертыхнулся.

– Вы держите в саквояже хорька?

– Не хорька, а горностая.

– Горностай, ласка, хорек – все едино.

– Ничего подобного, – запротестовала Иззи, поглаживая воинственную Белоснежку по гладкой меховой щечке. – Ну, вообще-то они похожи, но «горностай» звучит благороднее.

Прижимая Белоснежку к себе одной рукой, а другой почесывая ей брюшко, Иззи отнесла ее к саквояжу и открыла дверцу шарообразной клетки, сделанной из мелкой позолоченной сетки.