— Сейчас же нет войны.

— Видимой — да. Холодная война не останавливалась ни на секунду. Как Россия соперничала с нами, так и будет. Всё это сближение, перезагрузка отношений — всего лишь один шаг к решению проблемы. Мы не сможем прекратить эту войну, пока людям есть что делить. Все эти акты Магницкого и так далее… Это всё мелкие уколы в сторону противника. У нас всё куда глобальнее. К сожалению, правительство не всегда понимает, что своими действиями ставит нас в тупик.

— Ты боевик, да?

— Да. И если понадобится, я должен не задумываясь отдать жизнь за Родину.

— Это же ужасно!

— Тем не менее всё так, как оно есть. Помнишь, когда мы с тобой чуть не поссорились, в тот день, когда Джевелс влезла в мои покои? Я сказал, что никогда не буду встречаться с девушками.

— Помню.

— Вот это и есть причина моих слов, Оля. Я не хочу никого обрекать на такую жизнь. Не хочу, чтобы моя любимая жила в вечном страхе, здесь, в этих стенах. Не хочу, чтобы в один прекрасный день с ней что-нибудь сделали только ради того, чтобы надавить на меня.

— Человек не может всю жизнь быть один…

— Я постараюсь.

Она с грустью смотрит на ребят, которые, обливаясь потом, отрабатывают ближний бой. Теперь она знает разницу между шпионскими подразделениями и не обращает ровно никакого внимания на молодых крысят. Они ничем не рискуют в будущем в отличие от боевиков.

— Получается, шпионы-крысы всегда в безопасности?

— Да. За это их в наших кругах недолюбливают. Боевики — абсолютная элита разведывательных войск. Крысы — низший класс. Если бы не добыча информации, их бы давно искоренили. Они будут работать до тех пор, пока оправдывают существование своего подразделения. Как только надобность в них исчезнет — подразделение испарится.

— Ясно. Неужели их родители одобряют всё это? Или они тоже шпионы?

— Брось. У них нет родителей.

— Как?

— Они все сироты, Оля. Ну, не все, конечно. Частично. Одни из них — дети военных, направленные в шпионский Штаб, другие — сироты, добровольно согласившиеся обучаться. Третьи — дети уже состоявшихся шпионов. Люди с улицы к нам не приходят. Прежде чем сообщить кандидату о том, что его хотели бы видеть в разведке, он проходит психологический отбор. На уравновешенность, на умение хранить тайны и так далее. С детьми это, конечно, сложно, но, как видишь, получается довольно неплохо.

— А ты попал сюда, потому что твои родители шпионы…

— Мой отец шпион.

— А мать?

— Матери у меня никогда не было. Она бросила меня, когда мне был всего день отроду.

Рыженькая удивлена, зелёные огоньки наполняются сожалением и горечью. Вот только не надо меня жалеть. Мне и с отцом замечательно жилось, всё лучше, чем с этой кукушкой, которая взглянула на своего сына всего один раз в жизни, при родах. Ким полностью заменила мне мать, для меня она как родная.

— Извини. Я не знала.

— Нестрашно. Россия близка мне в какой-то степени, мы с тобой соотечественники. Моя мать русская. Когда отец учился в МГУ, он познакомился с однокурсницей, Мариной Барковской. Ухаживал за ней, любил. Она забеременела мной. Испугалась и пришла к отцу — тот был счастлив. Ведь это может быть наследник. Они были вместе, он не говорил ей всей правды, для всех он был просто сыном богатеньких родителей, которые отправили его в Россию за лучшим образованием. Сразу после родов он рассказал ей всё. Что я — наследник шпионской династии, как и он. Райан хотел забрать её с собой, в Америку. Когда на следующий день он пришёл навестить нас, ему сказали, что мать сбежала, бросив ребёнка в роддоме. Я не знаю, как она обошла охрану, как смогла покинуть больницу, где люди кишат как муравьи, но она бросила нас. Райан забрал меня и вернулся сюда. Ким всегда по нему сохла. Она помогла ему забыть мою мать, заглушила его боль, возилась со мной как со своим собственным сыном.

— Ужасно… Как можно бросить своего ребёнка?

— Рик!

Только я собираюсь ответить Ольге, как слышу оклик отца. Он-то что тут делает? Теперь мне влетит.

— Я скоро вернусь.

Шагаю к отцу и даже не знаю, что делать: начать с оправданий или всё-таки дождаться обвинений? Буду молчать.

— Рик, какого чёрта ты расхаживаешь с ней по Штабу? — Тон отца резкий, да, обвинений ждать даже не пришлось.

— Отец, я…

— Ты с ума сошёл? Разве можно её водить везде и всё ей показывать? Чем ты думаешь вообще?

— Дай мне объяснить.

— Я тебя внимательно слушаю. - он недовольно ворчит, а я обдумываю тактику ответа. Начинать нужно плавно.

— Она здесь навсегда? То есть она не вернётся домой?

— Ещё чего не хватало. Поставить твою жизнь под удар?

— Я не об этом. Раз так, то что плохого в том, что я покажу ей Штаб? Она отсюда всё равно никуда не денется. Это не принесёт вреда.

— Ты можешь хотя бы меня в известность ставить о своих планах? Ко мне в кабинет прилетает Джаред, как потерпевший орёт, что Рик водит по Штабу иностранку. Я срываюсь с места, бегаю, как школьник, по всему зданию, ищу тебя. А ты оказывается здесь, и с Ольгой!

— Какие все ушастые, однако.

— Не понял.

— Мы сегодня с ней завтракали в столовой. У нас продукты кончились. Ко мне там подошли мои ребята, спросили, почему нет тренировок и когда они будут. Ради того чтобы они от меня отстали, я им наплёл, что Оля иностранка и я за ней присматриваю. Видимо, они потом где-то об этом галдели или Джаред был в столовой неподалёку. Если бы я знал, что это вызовет такую реакцию, я бы ничего не говорил.

— Ясно. Заставил ты отца побегать.

— Зато размялся.

— Знаешь, что!.. Я испугался, между прочим. Одному чёрту известно, что за иностранка с тобой и какие у неё цели, я же не знал, что это всего лишь Оля.

— Значит, когда я с ней, ты не переживаешь?

— Я тебя умоляю, она себя-то зарезать не может нормально.

Недовольно смотрю на него, это дурацкая шутка. То, что она себя даже зарезать не может — наоборот, счастье. Что бы было, если бы она сделала это профессионально?

— Что вы здесь делаете?

— Я решил показать ей Штаб.

— Решил он.

— Да ладно тебе, брось бурчать.

— Как дал бы тебе по шее, прямо здесь. Но ты же, гад, взрослый. В детстве на тебя управа хорошая была — по заднице выписал, и сразу шёлковый.

— Может, опустим подробности?

— Вот как, не нравится? Ладно, гуляйте дальше, мне идти надо. Только я тебя прошу, будь аккуратнее с байками.

— Ладно.

— Иди, твоя барышня тебя ждёт.

— Она не моя!

— Ну, знаешь, сын, это временное явление.

— Ты, кажется, сказал, что тебе надо идти?

— Молчу-молчу. Какие мы грозные.

Наорать, поиздеваться и смыться. Отличный вариант действий. Возвращаюсь к Оле, одно радует — мы соскочили с разговора о моей матери. Не хочу говорить о ней. Очень жаль, что я не родной сын Ким. Я был бы счастлив, если бы у меня была такая мать. Но, как говорят, родитель не тот, кто родил, а тот, кто воспитал.

— Извини. Тебе из-за меня досталось.

— Нет, мы всё уладили.

— Можно вопрос?

— Задавай.

— Почему в американском Штабе разведки вы разговариваете между собой по-русски?

— В целях сохранения информации. Русский язык изучают только те, кто входит в управление Штабом, остальные шпионы, за исключением крыс, этот язык не изучают. Нам проще говорить на таком языке, которого не понимают остальные, зато нет утечек информации в стиле: «Я стоял под дверью и просто слышал кусок разговора».

— Почему именно русский?

— Ну, а какой? Турецкий? Русский удобнее всего.

— Понятно. Куда дальше?

— Я предлагаю сходить к Ким. Время к обеду. Во-первых, тебе нужна перевязка, она как раз сделает. Во-вторых, у неё можно попить чаю. Продукты доставят только к вечеру.

— Пойдём.

Расстояние от детского до медицинского корпуса приличное. Легко огибая повороты, мы приближаемся к кабинету Ким. После всех сегодняшних разговорах о родителях мне страшно захотелось её увидеть.