— Рик, что-то случилось? Всё нормально?

В её голосе тревога, она сидит рядом со мной на диване и не отводит от меня глаз — надо успокоить её.

Непослушный язык отказывается тратить оставшуюся энергию на разговоры, но я заставляю себя процедить хотя бы несколько фраз.

— Всё нормально, я просто очень устал, Оля.

— Есть будешь?

— Я уже не встану.

— И не надо.

Что это значит? Она вскакивает с кровати и бодрыми шагами продвигается к кухне. Мне бы хоть часть этих сил… Буквально через несколько минут она вносит в комнату тарелку с едой, мм, мясо и макароны, восхитительный запах.

Тело, которое несколько минут назад отказывалось даже разговаривать, под натиском безграничного желания поесть передвигает конечностями и садится на кровати. Я забираю тарелку из Олиных заботливых рук и ем впервые за день; желудок благодарно урчит в ответ на предоставленное ему топливо. Прекрасно, я и поем, и отдохну, надо только найти в себе силы раздеться.

С едой я управляюсь быстро и, пока моя кормилица относит посуду на кухню, сбрасываю с себя насквозь пропотевшую майку и пыльные штаны. Смогу ли я добраться до ванной? Должен. Еда — отменная подмога, ноги и руки шевелятся намного охотнее, но дрожь в них не исчезла. Умываюсь и душем окатываю себя до пояса, хочу избавиться от липкого слоя пота и грязи.

Падаю на кровать — спина предательски ноет, и я морщусь. Рыженькая уже переодела свою ночную форму одежды и сидит рядом на кровати, она видела этот момент.

— Что-то не так?

— Всё нормально, просто спина болит, пройдёт.

Это, наверное, единственный участок моего тела, который сковывает боль, пульсирующее ощущение в голове ушло вместе с голодом.

Я уткнулся носом в подушки и ничего не вижу, хочу просто отдохнуть, дать силам восстановиться к завтрашнему дню: Райан не успокоится, пока я не пройду все круги ада, задуманные им в качестве тренировок. Одеяло прямо подо мной, но мне не хочется растрачивать силы — могу поспать и без него.

Глаза моментально слипаются, и я почти успеваю провалиться в сон, как две хрупкие тёплые ладошки касаются моей спины, мягкие пальцы пробегают от плеч к пояснице. Смутно, полусонным разумом я осознаю, что это Оля; хочу обернуться и убедиться в этом.

Поднимаю голову с подушки и оглядываюсь: сбоку от меня сидит моя зеленоглазая соседка и водит руками по спине, разминая ошалевшие от такой нагрузки мышцы.

— Расслабься, я, конечно, не профессиональный массажист, но у папы на работе меня учили делать массаж. То, что болеть не будет совсем, гарантировать не могу, но легче станет однозначно.

— Твой папа массажист?

— Нет, он хирург, работает в Москве в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Это больница, он делает операции. Я часто бывала у него. Когда он оперировал, я ходила в отделение физиотерапии к Сан Санычу. Он друг моего папы, сидела у него и наблюдала, он даже пару раз учил меня.

— Интересная профессия.

— Да.

Я послушно опускаю голову обратно на подушку и зажмуриваю глаза — блаженство. Перегруженные мышцы расслабляются, всё тело отзывается на её движения. От накатившего облегчения из меня периодически вырываются тихие приглушённые стоны. За весь сегодняшний дикий и убийственный день это по истине самый восхитительный момент. Чувствую, как по коже от удовольствия пробегают от поясницы до самого затылка мурашки.

Заприте меня здесь, я готов всю оставшуюся жизнь сидеть в одной комнате с этой девчонкой. Она действительно бесценна. Добрая, отзывчивая и красивая девушка с задатками искусного повара, волшебными руками и колдовскими изумрудными глазами — просто сон наяву.

Чувствую себя одомашненным котом, которому хорошо и уютно, когда его гладят. Сеанс массажа подходит к концу, и я чувствую, как боль в спине уменьшилась, и это действительно так. Довольно мурлыкою, когда её ладошки завершают программу исцеления покалеченных вояк. Чувствую себя свежим и отдохнувшим.

— Оля, спасибо тебе огромное, с меня причитается.

— Не за что, главное, чтобы помогло.

— Помогло, ой как помогло, восхитительно.

Её щёки чуть заметно краснеют от похвалы, но эти слова абсолютно заслужены. Выдёргиваю из-под своей пятой точки одеяло и укрываюсь им. Благодарно смотрю на Олю, но недолго: глаза быстро слипаются, очевидно, это от нагрузки и последовавшего за ней расслабления. Сегодня я буду спать как убитый

========== XVI Глава ==========

Сквозь крепкий сон я слышу голос Оли, тихий и мягкий. Мысль о том, что сегодня снова нужно идти на тренировку сокрушительной волной раскатывает меня по постели, не хочу просыпаться, не хочу вставать.

— Доброе утро, соня, просыпайся.

— Ещё пять минут, — бормочу я сквозь сон невнятным, расслабленным голосом.

— Чай остынет.

— Холодный попью.

— Опоздаешь на тренировку.

— Ну и ла… Стоп, сколько времени?

— Девять утра.

Жалобно и протяжно скулю, не хочу идти на тренировку, но если я там не появлюсь, то мне точно не спастись от трёхчасовой лекции отца о дисциплине и долге. Открываю глаза и прямо перед собой вижу Олино лицо — неплохое начало дня.

— Ты опять не будешь есть?

— Буду.

Вчера я заморил себя голодом, сегодня этой ошибки я не повторю — отныне завтрак обязательная опция в моём тренировочном рационе, так же как и белок.

Рыженькая улыбается и удаляется в кухню, а я заставляю себя встать. В руках и ногах больше нет дрожи, на её место пришла тяжесть, если сегодня я правильно подберу свой темп, то не загоню себя на дистанции, а значит, смогу спокойно приступить к метанию ножей и стрельбе, во время этих тренировок дам своему телу небольшое расслабление и разрядку. Скорее всего сегодня мне удастся выдать более удовлетворительные результаты в рукопашном и, о горе мне, добраться до полосы препятствий, а там одному Богу известно, какую ещё экзекуцию организует мне отец. Он однозначно решил каждый день выжимать меня по максимуму.

Так, вчера я сбросил свою спортивную форму на стул — значит, искать её нужно именно там. Штаны лежат ровно в том месте, где я их и положил, с той лишь разницей, что они аккуратно сложены, а вот майки я в упор не вижу. Заставляю сонные глаза заняться поиском необходимой мне вещи, но безуспешно. Ясно, или я не помню, куда её бросил, или Оля переложила её в другое место.

Одетый в одни только штаны, с голым торсом иду на кухню, зеленоглазая явно не ожидала столь эффектного появления. Позавтракаю и примусь за поиски майки, может, тогда прозрею и чудесным образом найду искомое.

— Надо было тебе раньше сказать: майка в ванной, я её постирала вчера, она была жутко грязная.

На секунду я впадаю в ступор. Вчера она накормила меня, сделала массаж, постирала мои вещи, сегодня разбудила меня к тренировке, чёрт подери, на что это смахивает? О’Хара, поздравляю, о тебе заботятся. Но с чего бы это? Если в её понимании это плата за спасение из лап Кайла, то такая забота мне не нужна, я сделал это по своему усмотрению, не рассчитывая ни на какую отдачу, мне достаточно обычной благодарности. Интересно было бы узнать этот интересный момент, надеюсь, он прояснится со временем.

— Спасибо, Оля.

Смотрю на неё внимательно и мягко, даже восхищённо — когда обо мне заботились в последний раз? Давно. Отец всегда пытался привить мне самостоятельность, и если до семи лет он позволял Ким возиться со мной, то после моего поступления в детский корпус всё это испарилось.

Кимберли он готов позволить всё, такова любовь, когда они рядом — оба превращаются в детей. Тайком, в свободное от моих тренировок время, когда отца не было в покоях, она играла со мной и занималась русским языком, но это длилось недолго. Постепенно я забросил игрушки и с головой ударился в учёбу: хоть я и любил бездельничать, но она всегда затягивала меня больше спортивных упражнений.

Теперь, спустя столько лет, в моих покоях появилась Оля, как гром среди ясного неба, и самое лестное, что отец не видит её заботы и не может ей это запретить. Да, это определённо положительный момент. В конце концов, почему о нём Ким может позаботиться, а обо мне заботиться нельзя? Всё должно быть справедливо.