Окинув всех присутствующих взглядом напоследок, я молча скрываюсь за дверью кабинета. Полностью игнорируя заинтересованные шепотки свит отца и Громова, срываюсь на бег, мча прочь от кабинета, от Главного Корпуса. Хорошо бы было ещё и от Штаба… Несусь, совсем не глядя под ноги, петляю по коридорам, будто утратив ориентацию в пространстве. Стены нестерпимо давят на меня, словно сковывая тело в тисках, выдавливая душу их оболочки.

Дышать становится все труднее. Суровая реальность сжала своими правдолюбивыми лапами глотку, и я не в силах избавиться от объятий. В покои нельзя. Не хочу её больше видеть. Пусть забирает вещи и Тимку без моего присутствия. Ноги самостоятельно приносят меня в тренировочный корпус, где все ещё стреляют ребята. Черт подери, вас только ещё не хватало. Никого не хочу видеть сейчас.

Они обеспокоенно уставились на меня. Что за ступор? Не видели меня в таком состоянии? Интересно где Ольга? Ненавижу все это… Ненавижу себя, за эту несусветную глупость, бестолковое доверие. Джевелс права. Я идиот. И самое мерзкое, что я был бесконечно прав, когда всячески отрицал любовь. А потом растаял. Кретин. Ненавижу.

— Тренировка окончена. — отрешённо говорю я.

— Сэр…

— Пошли вон! — срываюсь на крик, испепеляя Джейми взглядом. Поджав губы, парень чуть заметно кивает, и ребята в секунды покидают помещение. Оставшись в одиночестве, я недолго перевожу дух, опершись руками о стойку с ножами. В ушах настырным боем раскатывается зашкаливающий пульс, с каждым разом все болезненнее отдаваясь где-то внутри.

Я её на руках носил, берёг, как зеницу ока, дышать над ней не смел, а она предала меня? О, да… И сделала это так же хлёстко и хитро, как Джевелс. А ведь казалась такой невинной и хрупкой. Ложь, все ложь. Лишь маска, которую она с удовольствием надела на себя, чтобы отомстить мне за чужие грехи. Любовь — бред сопливых идиотов, коим я стал благодаря искусной лжи.

Злость нарастает, опаляя и без того ноющее от зияющей пустоты нутро. Хапнув первый попавшийся нож со стойки, я швыряю его в мишень, вложив весь гнев в бросок. Один за другим, манекены превращаются в ежей, но это не спасает разум от застящей пелены зверского гнева. Даже не замотав костяшки в эластичные бинты, я принимаюсь вымещать злость на груше. Ору, норовя сбить собственную спесь, утопить её в волне физической боли. Нет, не выходит. Я не могу выбросить её из головы.

Эти чёртовы изумруды всплывают перед глазами каждый раз, когда я смыкаю веки. Заплаканные, напуганные и беззащитные. Сукина дочь, как же ты могла так поступить? И ведь черт подери, как виртуозно она отыгрывала роль жертвы, все глубже и глубже запуская в меня свои когти. Колочу что есть сил. Все время я опасался Джейсона, не видя под носом искусную хищницу, взявшую меня в оборот. Нет никаких гарантий, что она не играла на два лагеря. Ничто не мешало именно ей слить Рейзора Найтам. Черт подери, О’Хара, как же ты слеп!

Я был уверен в ней, как в самом себе. Настолько любовь зашорила трезвый взгляд. Наивная и хрупкая, такое обличье как нельзя лучше идёт коварной дьяволице. Никому нельзя доверять. Никому. Кровь мажется по груше. Я сбил костяшки о грубую ткань до мяса, но отчего-то все ещё не ощущаю физической боли. Зато душевную с лихвой. Вновь рыкнув от отчаянья, вкладываю все силы в удар, поддавая мешок для битья. Лишь смутные отголоски боли доносятся до сознания. И только багровые капли дают мне понять, насколько все плохо с кулаками. Даже это не помогает перестроиться.

Осоловевшим взглядом я вперился вперёд, не видя ровным счетом ни черта. Лишь слова и действия. Один только её образ, меркнущий от осознания второго дна. Будто вывалялся в грязи, как бездомный пёс. Отчего так мерзко и больно внутри? От подлости? Но ведь меня уже предавали так. Ещё больше силы в удар. Резче довернуть корпус. “Я люблю тебя”… Насколько беспринципной нужно быть, чтобы на раз-два разбрасываться подобными словами? Такой же, как Джевелс. Я повторно влез в дерьмо, в которое зарекался втяпываться даже мизинцем.

Осатанев до крайности, я бью по груше ногой, и та срывается с цепи, с гулким хлопком падая на линолеумный участок пола. Рычу от гнева, поддавая её пинком. Точно так же, как пнули меня. Я так же лёг ей под ноги, сбитый с толку чистотой и непорочностью. Как умело она пользовалась этим. Не постыдилась даже собственной девичьей честью поплатиться за возможность задеть меня посильнее. И ведь получилось. Словно в сердце вогнали массивный крюк, за который теперь тащат на самое дно, где сплошь мрак. И нет выходов.

Усевшись на грушу сверху, я продолжаю молотить её кулаками. Ненавижу её… Всем нутром и каждой клеточкой сейчас ненавижу. Я не зря опасался подвоха, ждал, что она не согласится быть рядом. Лучше бы она отказала в тот день и уехала. Это было бы менее болезненно, чем осознать, что тобой все это время банально управляли, как марионеткой, чтобы в один прекрасный день позволить осознать привязь. Да, Джевелс так же меня предала, однако, её мотив можно понять. Она старается на благо человека, которого любит. Даже такая как она, способна не только искать выгоду, но и любить!

— Рик! Прекрати, твою мать, что ты творишь?! Взгляни на свои руки!

Разум словно в тумане. Не сразу обращаю внимание на Каина. Он самозабвенно распинается, увещевая меня остановиться. Чувствую себя роботом, безжизненной пустой куклой, которая с хладнокровным безразличием отбойными молотками колотит по всему что попадается на глаза. Он оттаскивает меня от цели, и я успокаиваюсь. Дыша как загнанная гончая, молча смотрю в пол, силясь совладать с потоком сознания. Каждое воспоминание связанное с ней будто лезвием катаны задевает сердце. И я не могу выстоять в этом.

— Ты посмотри, что ты натворил!

Выйдя из ступора, окидываю пол взглядом. Светлое покрытие забрызгано редкими каплями крови. Зато ткань найденного мною козла отпущения смазана на ура. Поднимаю кисти в воздух. Пальцы рвано дрожат, как если бы по ним пустили ток. Мне ли не знать. Обессиленно ухмыляюсь, наблюдая за картиной. Кожа на руках убита в хлам, но боли я не чувствую.

— Надо идти к Ким.

— Нет, — охрип, в очередной раз. Орать нужно было меньше. А впрочем, в эти моменты мне становилось капельку легче. Моя отрешённая физиономия явно пугает Каина. Плевать, притом на все. Впервые в жизни я ощущаю себя настолько опустошённым и сломленным. Убогое чувство… — Она улетела?

— Да. Правда рыдала долго, умоляла о разговоре с тобой. Отец поговорил с ней с глазу на глаз, а потом Павел её забрал.

— Скатертью дорога… — коротко кивнув, опускаю руки на колени.

Разговор… Очередное желание промыть мне мозги? Нет. Я больше не куплюсь на эти уловки. Ни с одной из них. Хватит. Один раз напоролся на грабли с брюнеткой, так нет, мне было мало. Как идиот уверовал в большую и чистую. Вот только на этот раз к ручке садового инструмента заботливо примотали топор, от прямого попадания которого душа мечется, как птица в клетке. А если она раскаялась? Сумел бы я простить? Едва ли… Я никогда не смог бы ей больше верить.

— Если не хочешь к Ким, то пошли к тебе. Руки надо обработать.

— Не хочу, — там каждый чертов миллиметр напоминает о ней. Каждая несчастная пылинка, любая мелочь, и даже постель, укладываться на которую теперь нет ни малейшей тяги.

Усевшись рядом со мной на пол, брат прижимает меня к себе, как маленького. Даже не поднимаю рук, не проявляю реакции. Я отдал все до дна, и мне не осталось ровным счетом ничего, кроме разбитого вдребезги сосуда.

— Держись, Рик. Мы все шоке от её выходки. Это цинично и ужасно со стороны Оли. Но ты сильный и сумеешь это пережить. Слышишь?

Жалость. Как же она добивает… Но я и сам осознаю, насколько жалок сейчас. А самое неприятное в том, что ещё и беззащитен. Открывшись и получив удар под дых, я потерял ориентацию в пространстве. Мозги не желают собираться в кучку. Уткнувшись лбом в плечо брата, сохраняю гробовое молчание и отчуждённость. Мне нужно побыть одному.

— Пойдём к нам? Подлатаем тебя, а потом выпьем. Выговоришься. Будет легче.