— Я даже знаю, кто ему помог, — угрожающе медленно кареглазый переводит взгляд на Олю, но та, к его огромному удивлению, держит этот удар. Выпутавшись из рук родителей, она подходит ко мне, вставая рядом.

— Да, ты прав. И уж моя проделка куда безобидней ваших издевательств.

— Это война, Лёль! — заметно повысив тон, констатирует Рокоссовский. — Ты возвращаешься домой!

— Война в ваших головах! Вам нечего делить! — явно поражённый её уверенностью Павел, сужает глаза, с подозрением глядя на Олю. Все остальные заинтересованно наблюдают за их перепалкой. — Я не вещь! У меня есть своё мнение, и распоряжаться мною никто не станет, ясно? Я гражданская и подчиняться никому из вас не обязана! Где тебя носило раньше? Именно из-за того проклятого похода на шашлыки и попала сюда! И знаешь что? Я никуда не поеду. Поздно! Люблю Рика и остаюсь в Америке!

— Мы на стадии заключения помолвки, ага, — язвительно добавляю я, любуясь обескураженным лицом блондина, и укладываю ладони на плечи Оли. Сколько муки в его взгляде, не меньше чем в моём, когда я в плену огребал сполна. Так-то, будем считать это справедливой местью.

— А мне писала совсем иначе, с каких пор ты стала такой двуличной, Лёль?

Зависаю после его слов. Он сказал это так уязвлённо, аж до дрожи, вот только ступор вызвала совсем не интонация. Что значит писала? Подозрительно молчит и рыженькая. Бьюсь об заклад, что моё лицо вытянулось от удивления.

— Я ничего тебе не писала.

— Да брось! — отрезает кареглазый. — А кто говорил, что своё дело сделал, отомстил на полную катушку и теперь хочет домой?! Я что ли?

Резко выдыхаю, будто из лёгких выбили остатки кислорода. Щемящая боль безжалостно раскатывается где-то внутри. Сердце ухнуло вниз, так, словно мчится вглубь организма на лифте, с оборванными тросами. Чуть пячусь назад, окидывая взглядом присутствующих. Ким, отец и Каин в не меньшем шоке уставились на Олю.

— Это не правда… — растерянным тоном проговаривает русская и отрицательно качает головой, а затем, обернувшись, смотрит в мои глаза. — Это все ложь. Ты запрещал писать и я не писала. Никому!

— А это тогда что?! — швырнув свой мобильный на стол, Рокоссовский раздражённо смотрит на одноклассницу.

Будто в трансе, я нерешительно делаю пару шагов вперёд и разворачиваю телефон к себе. Ошибки быть не может, это Олин номер. Тот самый, симка с которым находится в её телефоне. Отматываю диалог наверх, он состоялся вчера. В глубине души не желаю знать о чем шла речь и за что она мстила. Нет. Я должен убедиться. Это не может быть правдой, она ведь не могла так искусно врать. А что если могла?!

“Привет! Паша, это я, Лёлька”;

“Оля? Мы с ног сбились! Что это за номер? Почему американский? Где ты? С тобой все в порядке? Родители с ума сходят! Прошу, скажи где ты, я приеду!”;

“Я в Америке. В Штабе. Меня перепутали с Наташей. Я знаю все о вас”;

“С тобой все в порядке? Как ты ухитрилась выйти на связь?”;

“Долгая история, расскажу при встрече. Забери меня, прошу. Я сделала, что хотела… Теперь помучается он”;

“Я скажу Лёше и мы постараемся завтра прилететь. Не выдай себя, мстительница”;

“Спасибо”.

Я дышу так, будто бежал марафон всего лишь секунду назад. Оля ошарашенно смотрит на меня, а на её глаза наворачиваются слёзы, которым она молча позволяет выкатиться из глаз. Нечего сказать? Привстав, отец забирает телефон и внимательно изучает предоставленный материал. В шоке смотрю на ту, которую считал самой невинной и дорогой в своей жизни. Такова ты, плата за любовь и доброту?

— Будь добра, дай свой телефон.

Спохватившись, Оля протягивает мне мобильный. Разблокировав экран, я захожу в сообщения и обнаруживаю там ровно те же сообщения. Закрываю глаза, ощущая, как пульс набатом колотит в висках. Сердце словно опухло в груди, и настырно пытается разбиться о кости, принося нестерпимую боль. Вся моя идиллия, которую я себе вообразил, без капли жалости трещит по швам. Я ведь верил тебе.

Русская будто не верит своим глазам, глядя в экран смартфона. Все сходится… Иного быть не может. Вчера я весь день лично лицезрел её гаджет. Он не пропадал из поля зрения. Лежал себе мирно поблизости и несколько раз она основательно отвлекалась на него, когда мы готовили. Ничто не мешало ей бросить пару сообщений Павлу, прикрываясь просмотром рецептов.

— Мы должны убедиться, что не было взлома, — ознакомившись со всем имеющимся, неуклонно говорит отец, и Громов старший лишь кивает ему в ответ головой. Ещё есть надежда на то, что все это не правда. Я не хочу в это верить… Но сосущая пустота внутри разверзается все сильнее.

Отзвонившись экспертам и потребовав детальную проверку аккаунта Ольги, Райан нервно постукивает пальцами по столешнице, поглядывая то на меня, то на рыдающую рыжую. Я настолько оторопел от прочитанного, что наглухо замкнулся в себе, слыша посторонние разговоры словно издалека. Как же так могло быть? Если всё правда, то насколько виртуозно ей удавалось прикидываться невинной овечкой?

Когда от двери кабинета начинает доноситься робкое постукивание, я непроизвольно дёргаюсь. Вот и вердикт? Отдавая поклон, в помещение входит начальник отдела экспертов, нервно теребя бумагу в руках.

— Сэр, мы провели экспертизу, которую вы просили, вот заключение, — подавая бумагу Главе, сбивчиво поясняет эксперт.

— В двух словах мне скажи.

Напряжение отца сгущает и без того свинцовую атмосферу кабинета, а гробовое молчание, повисшее в воздухе, словно гром среди ясного неба, нарушает скрипучий и неумолимый тон следователя:

— Хакерских атак на аккаунт произведено не было, сбоев в работе также не обнаружено. Единственный вариант: утеря телефона.

Закрываю глаза, печально усмехаясь происходящему. Сука, кто бы знал, что это настолько больно. Ток ничто перед таким ударом. Заливаясь слезами пуще прежнего, Ольга взахлёб отрицает причастность к этому. Я бы поверил… Если бы лично не видел её мобильный. Если бы она теряла его, или же забывала где-то. Можно было бы предположить, что кто-то настрочил эти сообщения за неё, но здесь все предельно ясно.

— Я ничего не писала! — вперемешку с рыданиями, она делает шаг ко мне, а я лишь отшатываюсь в сторону, как от прокаженной.

Волна негодования проходится по телу, обдавая его нестерпимым холодом. Осознание всего объёма её предательства происходит крайне медленно, мозг будто отказывается мириться с подобной информацией, а душа и вовсе старается отторгать, принимать за ложь. Но все говорит против неё.

— Без рук, — раздавленным полушёпотом прошу я, не позволяя Ольге дотронуться до себя. Пустым взглядом смотрю в её наполненные слезами глаза. Как мне нравилось любоваться их красотой… И так она за это отплатила? Вонзив мне нож в спину? Не лучше, чем Джевелс… Не лучше любой из этих лживых сук, лишь виртуознее и профессиональнее.

— Я дал тебе все…

— Рик, прошу…

— Ты была одной из немногих, которым я действительно верил, — тихо, так, чтобы слышала только она, не хочу, чтобы остальные слышали. — Черт подери, Оля, я то думал ты другая. А ты такая же, даже хуже.

— Нет, — мотая головой, умоляет она.

— Да. От несчастной крошки до собственной жизни. Я все тебе вверил. А ты мстила, — усмехнувшись, я делаю глубокий вдох и обращаю взгляд к потолку, не в силах больше наблюдать за её, как оказалось, очередным спектаклем. — Молодец, у тебя получилось.

— Все не так!

— Конечно, нет. Хорошей жизни захотелось, вот и опомнилась. Только поздно. Забирай все… Вещи, побрякушки, собаку, все что захочешь и убирайся. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда.

Оторопев, она вновь пытается броситься ко мне на шею, но я не подпускаю близко. Не хочу ощущать её руки на себе, не хочу вновь окунаться в это. Она хотела качественно отомстить и у неё получилось. Далеко пойдёт.

— Лучше бы ты дала меня задушить… — совсем тихо говорю я, в последний раз заглянув в её глаза, запоминая их такими: невероятно красивыми и лживыми, как никогда.