— Я не сделаю тебе больно. Ты же знаешь это.

Её голос мягко проникает вглубь сознания, но страх плотными тисками сковывает пошатнувшийся разум. Я лишь отрицательно мотаю головой и зажимаю уши.

— Может, нам его вытащить оттуда как-то?

— Не вздумайте, напугаете ещё больше. Сынок, посмотри на меня.

Ким не подходит ко мне. Я не чувствую её рядом. Ощущаю только страх. В своём абсолютном замешательстве я уверен, что её намерения принесут мне очередную порцию страданий. Я не хочу этого, их и без того было много.

— Не трогай! Нет!

— Я тебя не трогаю, просто стою рядом. Успокойся, все в порядке. — врач переходит на полушёпот и, тихо обращаясь к Девингему произносит то, что мною воспринимается как очередная угроза. — Найди в шкафчике успокоительное и дай мне.

Приглушённое цоканье ботинок по кафелю. Что они сделают? Отключат меня препаратами? Они будут делать это каждый раз, когда моё сознание помутится? Как теперь жить с этим? Я отключаюсь от окружающей реальности, полностью погружённый в себя, в тысячи вопросов, последовательно всплывающих друг за другом. Я сошёл с ума? Если нет, то что это?

— Оля, остановись!

Я не успеваю воспринять и оценить услышанное, лёгкое шуршание и рядом со мной кто-то садится на край кушетки. Секундное замешательство и тело само готовится к удару. Поднимаю руку вверх и, борясь с судорогой, принимаюсь копить остатки сил для отпора. Чья-то рука сдёргивает простынь с моего лица и перед глазами предстаёт Оля. За спиной рыженькой в оцепенении замерли все. Ким, зажав рот ладонью, впилась взглядом в мою поднятую руку, отец и Каин словно приготовились к прыжку, терпеливо ожидая моего выпада.

И только Ольга не предалась общему замешательству. Я никогда не видел её настолько решительной. Открытым стойким взглядом она смотрит в мои глаза, и я чувствую себя загнанным зверем. Словно мы когда-то успели обменяться ролями, и она заняла позицию хищника.

— Ты мне доверяешь?

Она повторяет мои же слова. Я сказал ей это, когда вёл к своему заветному месту, завязав ей глаза. Я глубоко вдыхаю и, зажмурив глаза, положительно киваю головой. Рука, доселе поднятая в воздух, с гулким шумом плюхается на кушетку рядом со мной. Этим срывом я сделал себе только хуже. От моих метаний по простыни кожа начала зудеть ещё больше, и в голову словно бросили огромный камень. Боль, изнеможение, осознание собственной беспомощности и невменяемости добивают меня. Нужно было не спасаться из рук Громова там, в пустыне. Лучше бы я погиб.

Я невменяем. Психика раздавлена всеми предшествующими событиями и наркотиками. Что будет дальше? Я так и останусь таким? Надеюсь, что нет. В противном случае я не хочу представлять опасность окружающим людям своими заскоками. Ольга принимается тихонько гладить меня по волосам. Её движения нереально успокаивают.

— Вот так. Молодец.

— Я так понимаю, кардиограмму в ближайшее время лучше не делать? — облегчённо вздохнув, уточняет Ким.

— Нет.

На секунду я сам пугаюсь отрешённости своего голоса. Таким безразличным я не был ещё никогда.

— Ладно. Рик, надо покушать.

— Я не хочу.

— Нужно, — настойчиво проговаривает Оля. — тебе нужны силы.

— Хорошо.

Собрав волю в кулак и стиснув зубы, я переворачиваюсь на спину, а затем, не без помощи отца и Каина принимаю сидячее положение. Меньше всего меня сейчас волнует еда и прочие радости жизни. Собственное состояние повергло меня в полный шок. Раньше я считал себя психом, в авантюрном смысле этого слова. Теперь интерпретация этой характеристики приняла совсем уж тёмные оттенки.

— Что это такое?

— Ужин, — поясняет врач. — жирной и домашней еды тебе сейчас нельзя. Ты слишком долго не ел перед этим. Чтобы не перегружать желудок, тебе придётся начать с диетической медицинской пищи.

— Мерзость. Это кто-то уже ел до меня?

— Рик! – морщась от поступившего замечания, отдёргивает меня Ким.

Ольга тихонько хихикает, а Каин и вовсе принимается откровенно ржать от моей реакции. Как эту неведомую тошнотную смесь можно запихнуть в себя? Да, запашок ещё тот. Кошмар.

— Я значит там от русских бегу, спасаю личный состав, попутно мечтая съесть что-то безумно вкусное, приготовленное руками Оли или мамы, а вы мне вот такой сюрприз подкладываете?

— Домашняя пища слишком жирная для тебя сейчас.

— Понял? Жирно кушать будете, сэр. — подначивает Каин.

— Понял. Я не буду это есть. Помру с голода в палате, и пусть это будет на совести повара.

— Так, не капризничай. Ешь что дали.

— Да я и ложки в себя не запихну! Обратно полезет. Дайте мне чего-нибудь вкусного, ну, пожалуйста.

— Кстати, я тут подумал. Оля же будет готовить что-то. Так вот, пока ты, Рик, в санатории, надо же кому-то эту вкуснятину есть. Я тебя пока заменю на этом нелёгком поприще.

— Только рискни здоровьем! Моё!

Каин хохочет, а я сердито насупливаю брови. Неужели так трудно дать мне что-нибудь вкусное? Ну, или хотя бы съедобное.

— Давай договоримся, сегодня ты ешь это, а завтра я разрешу что-нибудь постное, но вкусное, хорошо? Не будем грузить желудок с первых дней.

— Я хочу сегодня.

— Дорогой мой, сынок, — язвительным тоном отвечает блондинка. — по всем правилам, ты эту красоту должен минимум три дня поглощать, на завтрак, обед и ужин. Я и так иду на большой компромисс. Или так, или три дня я буду заливать это в тебя через зонд!

Дело дрянь. Она ведь сделает. Бросаю взгляд на тарелку и невольно морщусь. Фу. Это будет «самое роскошное» меню в моей жизни. Оля цепляет на ложку крошечную порцию этого нечто и подносит к моему рту. Занавес, меня теперь ещё и кормить будут как ребёнка с ложки.

— Я сам.

— Открывай ротик. — сюсюкая со мной, как с маленьким ребёнком, говорит Оля.

Бешусь, а отца и Каина вновь разбирает смешок. Дни в загородном доме были самыми абсурдными и залётными в моей жизни? Ха! Так надо мной ещё никто не издевался.

Тихонечко рыкнув, я открываю рот, и Оля загружает ложку «еды» в «ангар». Морщусь, оказывается, хуже нашей штабной столовой может готовить только наша медицинская столовая. Прикладывая невообразимые усилия, я пытаюсь проглотить предложенное угощение, но что-то явно идёт не так. Ужин встаёт комком в горле и просится назад в тарелку.

— Нет-нет-нет! — осторожно зажимая мне рот рукой произносит Оля. — глотай.

Теперь я точно не смогу это съесть. Осознав всю двусмысленность высказывания рыженькой, отец и Каин просто валятся с ног, дикий смех наполняет всю палату. Держась за животы и смахивая слезы с глаз два элитных боевика, не в силах вымолвить сквозь гогот и слова, зубоскалят от души, пристально наблюдая за мной и ожидая действий.

Чёрт подери. Попытки Рокоссовского меня задеть кажутся просто детским лепетом по сравнению с тем, что происходит сейчас. Я звучно пропихиваю комок еды в глотку. Не успеваю перевести дыхание, как возле носа уже появляется вторая ложка. Оля, что же ты делаешь.

— Гады, смешно вам?

— Видел бы ты своё лицо, — еле проговаривая слова, смеётся Каин.

— Тебя бы таким покормить.

— Не отвлекаемся. — надзирает Ким.

С горем пополам я расправляюсь с содержимым тарелки. Как хорошо, что завтра мне уже не придётся это есть.

— Так, уже поздно. — констатирует врач. — Все лекарства, мази и все прочее я подберу завтра. Ты как, боль усилилась?

— Есть такое дело.

— Значит нужно вколоть ещё обезболивающего. И найти тебе компанию на ночь. Одному лучше не оставаться.

— Я останусь. — не мешкая ни секунды вклинивается отец.

— Нет, Райан, ты трое суток сидел здесь, практически не спал, а днём работал. Тебе тоже нужен отдых.

— Давайте я останусь. Вам нужно работать, Каину тоже после пустыни нужно хорошо отдохнуть, а я свободна. Так и мне и Рику будет спокойно.

Оля? Нет, плохая идея. Если я опять на какой-то почве слечу с катушек, то меньше всего мне хочется, чтобы под удар попала она. Нужно как-то предотвратить это.