— Не спишь? Рик очнулся, что-то мне подсказывает, что самочувствие у него крайне неприятное. Сообщи Каину, он тоже нервничает. Жду.

— Ким?

— Да, она просила сообщить, когда ты придёшь в сознание.

— Долго я лежал?

— Почти два дня.

— Мама, наверное, в панике.

— Не она одна. Ольга места себе не находит,с тех самых пор, как Джейсон доложил что ты попал к русским. Каин винит себя напропалую, говоря о том, что если бы он тебя не отпустил одного, то всё было бы в порядке. Я уже миллионы раз пожалел, что своими руками отправил тебя туда. Нельзя было идти на поводу у Джейсона. Я чуть не погубил собственного сына.

— Каин бы погиб, если бы пошёл со мной. Я говорил ему об этом. А ты не мог знать наперёд, что случится в этой миссии. Никто из нас не застрахован.

На самом деле, в глубине души, я виню Отца в произошедшем. Но понимаю, что другого выбора не было ни у кого. Я никак не смог бы всю жизнь отсиживаться в Штабе. Отец не знает о той «свинье», которую мне заботливо подложили. Но сейчас я не стану об этом говорить. Нам обоим как никогда нужно спокойствие и расслабление. Изматыванием нервов никому не помогу сейчас, да и хочу твёрдо стоять на ногах в момент разбора полётов на совете. Клянусь, Найт ответит за всё.

— Нельзя было сталкивать вас с Громовым… Он пока слишком опытен для тебя.

— Не в этом дело. Я потом тебе расскажу обо всем, сейчас нет сил.

— Как ты?

— Паршиво.

Я не успеваю договорить, как дверь в палату открывается, и в помещение буквально влетает обеспокоенная Ким. Следом за ней на пороге появляется Оля. Время расплаты настало, разнос мама устроит пышный.

— Слава Богу, ты пришёл в себя! — обнимая меня и заливаясь слезами, тараторит Ким.

Боль пронзает всё тело, тягучей и непрерывной волной пробегая по нервным окончаниям. После того, как Ким расстёгивает манжеты на моих руках, я пытаюсь занять сидячее положение, но она останавливает меня. Оно и к лучшему, у меня даже на это нет ни малейших сил, руки и ноги словно налиты свинцом. Рыженькая мнётся в стороне, время от времени смахивая со щёк тщательно скрываемые слезы. Вот только их не хватало. Тихо, словно мягколапая кошка, она подходит к кушетке с противоположной стороны от Ким. Молча вглядываясь в моё лицо, она присаживается на самом краю. Я безумно соскучился по ней.

Превозмогая собственное изнеможение, я поднимаю ладонь к её щеке и сбитыми в кровь костяшками пальцев смахиваю с неё слезинку. Руку начинает трясти от напряжения. Чёртов ток, ненавистный Громов, проклятая пустыня. В ближайшее время я не смогу даже обнять Олю.

— Все нормально. — в тщетной попытке ободрить всех, выдавливаю из себя слова.

— Это нужно обязательно проверить. — с нескрываемой тревогой в голосе, вклинивается Ким. — Твоё состояние внушает мне серьёзные опасения. Что с тобой было? Расскажи нам, подробно, чтобы я могла адекватно оценивать возможные травмы.

— Особо нечего рассказывать.

— Врёшь и не краснеешь? — с порога оговаривая меня, в помещение входит Каин. — Понадобилась бы тебе в таком случае наркота?

— Ну что же ты делаешь…

— Мама все равно уже в курсе, если ты об этом. Я свою долю пряников получил, твоя очередь.

— Спасибо, мне именно их и не хватает сейчас.

— Рассказывай, мне нужно знать. Постарайся описывать возможные травмы подробно.

Делаю глубокий вдох, мне безумно не хочется вновь окунаться в этот ужас. Вариантов нет, Ким права. Одному богу известно, какие скрытые от глаз увечья я мог получить и как они отыграются на мне потом. Нужно все расписать. Я долго раскладываю свои мысли по полкам и с медлительностью черепахи устанавливаю в своём сознании последовательность получения побоев.

— Всё началось с засады в пустыне. Я не видел, как это произошло, меня хорошо одарили по голове, и я потерял сознание. Очнулся уже у них в лагере. Затем им приспичило выбивать информацию. Удары в челюсть, куда придётся. Топили, душили, когда поняли, что не помогает, решили выпороть хлыстом. Потом Рокоссовский додумался «подсолить пилюлю». На следующий день снова били, по ранам в том числе. Морили голодом, за время плена я не ел. Пил тоже мало. А позже дошли до тока. Громов не хотел, чтобы я терял сознание, и для этого они вкололи мне какую то дрянь. Наркотик, именно он потом удерживал меня в сознании. Я не помню, сколько разрядов было. В памяти осталось только состояние. Перед последним ударом у меня кровь носом пошла, и я понял, что нужно спасаться любой ценой. Хорошо, что мне удалось их провести. Они просто не были готовы. Я притворился мертвым, мне на руку сыграл слабый пульс, они забеспокоились и отвязали меня. Пока измывались с током, я успел обгореть на солнце. Взяв в плен Громова, я выкрал донесение и сбежал, бросил его в пустыне и поскакал к лагерю. Не успел доехать, наркотик рановато прекратил своё действие. Я потерял остаток сил в седле и последнее, что я помню за тот адский день, это падение с лошади. Когда очнулся у себя в лагере и ощутил всю фатальность ситуации — потребовал от Каина привести медсестру и буквально принудил её выполнить мое требование и подобрать мне наркотик. Я бы не встал без него, рисковать людьми не хотелось. В ходе побега действие препарата закончилось, и я потребовал вторую дозу подряд. Моя отключка спровоцировала бы панику. Я не мог поступить иначе.

— Расскажи мне подробно, что ты чувствуешь сейчас?

Изо всех сил Ким пытается заставить себя успокоиться, но дрожащий голос выдаёт свою хозяйку. Чувствую себя полутрупом, однако эта жалость и слёзы медленно, но верно начинают выводить меня из себя. В конце концов, я вернулся, и это главное. Девушкам вечно нужно кого-то жалеть. Вот только объектом жалости я быть не привык.

— Мышцы болят, как после беспрерывных и долгих тренировок. Дрожь время от времени, пошевелить ничем не могу нормально. Сразу колотить начинает. Весь торс и руки чешутся, кожу сорвать хочется. Голова разрывается просто, даже на гильотину согласен. Невозможно терпеть. Лежать тоже не в удовольствие, это из-за ушибов, наверное, не могу лечь удобно, больно. Чувствую себя тормозом, как в замедленной съёмке. Разум, словно деградировал, по три часа собираю в голове более-менее сносные предложения и с трудом выстраиваю речь. Весь организм ломает. После того как попытался привстать подкатила тошнота.

В последующие несколько минут я просто задыхаюсь от кашля. Неясно откуда взявшийся приступ пробивает судорогами всё тело и вновь уничтожающими импульсами боль раскатывает меня по простыни. Громов, как же я тебя ненавижу. Ким уходит куда-то к шкафам, а затем возвращается со шприцем и какой-то таблеткой в руках. Покорно наблюдая за ней, я не вдаюсь в расспросы. Сейчас только она знает, что для меня лучше, моя задача лишь подчиняться.

— Таблетку под язык.

— Не молчи, — беспокойно прерывает тишину отец. — что приблизительно с ним может быть?

— Кашель из-за сорванного горла, не страшно. Со швами девочки ещё в пустыне разобрались, так что в этом плане уже все в норме. Ушибы с внешней точки зрения не страшны, синяки пройдут. Дрожь и боль в мышцах последствия тока, не быстро, но они исчезнут. Чуть позже доберёмся до их восстановления, если какая-то из них утратила свои функции, то это нужно вовремя проконтролировать. Первостепенно меня беспокоят его головные боли и возможные травмы внутренних органов, это необходимо проверить в первую очередь. Я сделаю ему обезболивающее и мы займёмся обследованием. Думаю, что это на весь день, не знаю, сможешь ли ты?

— Мне плевать на всё, — отвечает Райан, — я его не оставлю.

— Хорошо.

Ким перетягивает жгутом руку, дезинфицирует кожу и подносит шприц к вене, и сознание, услужливо повторяясь, подбрасывает мне образ Алексея со шприцем. Ощущения того, как он водил иглой по телу, словно наяву пробегают холодком по шкуре. Невольно я зажмуриваю глаза и изо всех имеющихся сил ёжусь, пытаясь увернуться от укола.

— Спокойно, Рик, после этого тебе станет легче. — мягким и успокаивающим голосом размеренно произносит Ким.