Солнце нестерпимым жаром окатывает кожу, раскалённый воздух обжигает лёгкие, кажется, что вместо крови по организму начинает разливаться лава. К командованию русского лагеря начинает подтягиваться всё больше людей, и каждый из них с любопытством наблюдает за мной, и действиями своего локального Главы. Чувствую, как гул сердцебиения отдаётся в ушах, силы берутся из неоткуда. Начинаю учащённо дышать, жадно втягивая в себя обжигающий жар, сгорая вместе с ним.
Вместе с теплом по телу начинает расходиться необъяснимое для меня чувство. Оно растёт и, пульсируя в висках, отдаётся лишь одной командой: «спасайся». Я начинаю беспорядочно озираться по сторонам, ожидая, пожалуй, всего, чего угодно. К Алексею подносят крупную металлическую коробку. Что это? Смахивает на электрогенератор. Я щурю глаза и мотаю головой, силясь избавиться от накатившего страха. Он тисками сжимает грудь, сдавливая дыхание, отдаваясь толпами мурашек, пробегающих по спине. С флягой в руках ко мне начинает приближаться Громов. Я силюсь выдернуть руки из пут, но мне это не удаётся, чуть не дрожа, я смотрю на него и сам удивляюсь себе. Для меня это абсолютно не свойственно.
– Осознал, что с нами бесполезно бороться? Здесь вода, – указывая на флягу в своих руках, монотонным голосом говорит Наследник. – Если не будешь пить сам, то я волью её в тебя. Обезвоживание мне не нужно.
Он откручивает крышку фляги и подносит её к моему лицу, а я стараюсь максимально отстраниться от него, чувствуя необъяснимо сильный страх. Что, если там яд, и он хочет отравить меня? Подсознание вопит изо всех сил, пытаясь уберечь меня. Я не должен пить, ни в коем случае.
– Смотри-ка, а препарат подействовал даже лучше, чем я предполагал. – Пальцами он держит меня за подбородок и уверенно смотрит мне в глаза. – Страх тебя буквально душит. А знаешь, что будет дальше? Я заставлю тебя рассказать всё, что ты пытаешься скрывать. – Алексей приближается ко мне и дыханием обжигает ухо. – Ты всё расскажешь и будешь умолять меня остановиться. Но помни, я всегда готов тебя выслушать.
Он стискивает челюсть пальцами, пытаюсь отбрасывать это ощущение, мне нельзя пить. В конце концов, под натиском его рук сдаюсь, и, вскрикнув от боли, открываю рот. Не теряя и секунды, он начинает вливать в меня воду. Инстинктивно сглатываю. Струи воды стекают по моей груди, одаривая кожу приятной прохладой, хотя бы на несколько секунд. Один глоток, другой, липкий и тягучий страх окутывает с головы до ног, но я не в силах оторваться от фляги и всё больше вхожу во вкус.
– С тебя хватит. А теперь я избавлю тебя от этого.
Шпион достаёт из кармашка нож и вспарывает бинтовую повязку, которая защищала мои раны от окружающей среды. Нарочито медленно он перерезает ткань, и это выглядит как издевательство. Громов смакует мой страх, упивается им, а я не могу ничего с собой поделать. Мысленно откидываю его в дальний угол, но он вновь и вновь возвращается ко мне, всё более сокрушительной волной наполняя разум. Что за дрянь они мне вкололи?
Бинты присохли к ранам, но русского это не останавливает. Он срывает повязку со спины, в ответ получая мой сдавленный жалкий крик. Мне хочется бежать отсюда как можно дальше, все силы стараюсь бросить на то, чтобы выпутаться из верёвок, но дело не венчается успехом. Полный провал, я не могу спастись, а подсознание кричит без умолку. Напоследок он выливает остатки воды из фляги мне на голову, и вновь волна приятной прохлады успокоительно проходится по телу. Но это спокойствие мимолётно.
Ко мне подносят тот самый ящик, переносной электрогенератор. В ужасе смотрю на него, и шальной, замутнённый какой-то дрянью разум, услужливо подбрасывает паническую мысль. Ток. Нет. Он собрался одарить меня разрядами тока по всему телу. Спасаться. Я должен что-то сделать, должен бежать. Учащённо дышу, словно уже бегу, а на деле всего лишь вновь пытаюсь вырваться их своей привязи. Верёвки с каждым новым рывком всё сильнее вгрызаются в кожу рук, но это меня не останавливает, тока я боюсь гораздо больше.
– Страшно? – ухмыляясь, но сохраняя убийственную выдержку в голосе, интересуется организатор всего этого электрического шоу. – Ответь на мои вопросы и ты избежишь этого.
– Я ничего не знаю и даже после десяти разрядов тока не смогу дать другого ответа.
– Ты сам себя слышишь? Глава лагеря и ничего не знает? Как-то не вяжется. Придётся вразумить тебя по-другому. Цепляйте электроды.
Что есть духу, стараюсь увернуться от рук Рокоссовского, но простора маловато. Он прикрепляет на моё тело провода с пластинами на концах. Такие я видел в реанимации у Ким, их используют как датчики для контроля за сердечным ритмом. Чёртова ирония жизни, то, что человечество придумывало во благо и ради спасения людей, шпионаж и боевики используют совсем для противоположных целей. Помимо воды, которой меня заботливо окатил Алексей, я начинаю чувствовать, как покрываюсь липким слоем пота. Мелкая дрожь пробивает всё тело, и мной овладевает паника. Я не способен ни на что другое. Старательно Паша закрепляет электроды на моём теле скотчем, внимательно проверяя каждый проводок. Само это действо уже можно назвать первоклассной пыткой.
– Готово?
– Да, Лёш.
– Давай первый разряд, короткий.
– Как скажешь.
Не успеваю я запротестовать, как женишок жмёт на кнопку и подаёт разряд на провода. Всё тело больше не повинуется командам, я рвано содрогаюсь, не в силах избавиться от пущенного тока. Дрожь бьёт все тело, чувствую, как меня трясёт, но не могу остановить себя, я безволен.
Кричу, срывая и без того охрипшее горло, но я не слышу собственного голоса, лишь звенящая тишина до нестерпимой боли раздаётся в моих ушах. Звуков больше не существует. Я не могу видеть ничего перед собой, глаза застит то тёмной пеленой, то яркие вспышки лишают меня возможности различать силуэты, чёрное и белое чередуются между собой, принося разрывающие ощущения.
Чувствую, как по костям проходит ток, сметая всё на своём пути. Их словно крошат в пыль, одну за другой, плавно доводя до исступления. Я ещё никогда так явственно не чувствовал каждый свой орган. Их словно сжимают в тисках, с каждой секундой всё сильнее, а затем и вовсе начинают разрывать на части. Голова трещит. Огонь течёт по венам, обжигая и без того измученное тело. Похоже, нет ни единой клетки в моём организме, которая не приносила бы сейчас сокрушительную волну мучений.
О том, что я всё ещё жив, мне напоминает лишь боль.
Разряд прекращается, и я повисаю на собственных руках, привязанных к столбам. Облегчение наступает лишь на секунду. По всей коже проходится неприятное покалывание, время от времени превращаясь в судорогу. Я всё так же не могу видеть, взгляд застят всё те же вспышки света и тьмы. Стараюсь сделать вдох, но воздух словно не входит в лёгкие. Я силой втягиваю его внутрь, но, раскалённый до предела, он не спасает положение. Начинаю слабо слышать гул вокруг, так, словно погружён в огромную толщу воды, под которую дано прорваться лишь самым громким звукам. Голова кружится, и мне тяжело стабилизировать её, к горлу подкатывает тошнота. Ощущаю собственный пульс, отстукивающий в висках с гулким шумом.
Я чувствую движение воздуха рядом с собой и с трудом фокусирую взгляд. Зрение возвращается, но в существенно искажённом варианте. Вижу перед собой Громова. Он неестественно чёткий на фоне всего остального, никого кроме него мне не удаётся разглядеть. Словно двухмерный, он кажется мне нарисованным, плоским. Весь дальний план смазан, я могу смотреть лишь на что-то одно и то, с существенными изменениями.
– Рик, имена крыс. Кто сдал вам координаты нашего лагеря? – ровным голосом, будто с большого расстояния, спрашивает Наследник.
– Я не знаю имён, – хриплю я и сам удивляюсь своему голосу, он словно чужой.
– Но они есть в лагере?
– Есть.
– Сколько их?
– Не знаю.
– Разряд.
И вновь до последней клеточки прошивает адская боль. Кричу, не слыша себя в этой агонии. Лишь только одна мысль пульсирует на задворках сломленного сознания, я должен спастись. У меня нет другого выбора. Если здесь в пустыне они способны провернуть такие пытки, то что они могут вытворить в Штабе? Всё, что угодно. Я должен что-то придумать. Унести ноги – всё, что мне нужно.