– Ты с ума сошёл? Тебе кто давал право его убивать? – в порыве ярости, Громов отчитывает женишка перед всем лагерем.

– Я не собирался его убивать!

– Заметно. Ещё чуть-чуть и он бы захлебнулся. Включай иногда голову, Рокоссовский, он что по-твоему, через зад дышит?

Павел виновато опускает взгляд в пол, а Алексей, ни слова больше ему не говоря, подходит ко мне.

– Вставай.

Я настырно продолжаю лежать на спине, стабилизируя собственное дыхание. Не собираюсь делать то, чего они от меня хотят. Пусть топят, пусть режут, пусть жгут, но я никогда не подчинюсь их воле.

– Я не буду повторять дважды! – кричит Наследник.

– Ну, так заставь меня, у вас двоих, я смотрю, это хорошо получается.

Мой голос звучит отрешённо, а ярости Громова нет предела. Вот он, такой, какой есть. Без напускных масок воспитанности и уважения к противнику. Лёгким движением руки он сдёргивает со столба хлыст, предназначенный для коней, и щедро одаривает меня ударом по телу.

Протяжно скулю и пытаюсь увернуться от следующего удара. Надо сказать, успешно. Бинго, детка, тебе ещё нужно будет по мне попасть.

– БДСМ по-русски? Нет, ребята, я в такие игры не играю.

И кто меня тянет за язык? После последних слов он звереет ещё больше, и мне всё чаще приходится избегать встречи с хлыстом.

– Рокоссовский! Живо подними его на ноги и к столбу в центре лагеря!

– Есть.

Они вновь куда-то меня тащат, а толпа русских ротозеев шагает за нами. Вот это шоу мы им устроили. Паша, развернув меня спиной к «зрителям», старательно привязывает мои руки к столбу. Они что, задались целью привязывать меня ко всему, к чему возможно, и что попадается на глаза?

– Я это тебе припомню, Пашенька, – цежу сквозь зубы.

– Если успеешь, из России ты вернёшься домой в цинковом гробу, тогда уже припоминать будет поздно.

– Не волнуйся, я злопамятный, с того света достану. Даже интересно, что ещё вы практикуете в своих застенках?

– Сейчас я тебе покажу, что мы тут практикуем, – гневно рычит Громов.

Ухмыляюсь, он рассчитывает меня напугать? Ежу ясно, что он собрался со мной сделать. Держу пари, что он выпорет меня перед всеми, как истинный папочка, и скажет несколько пафосных фраз в назидание остальным, даже скучно. Такие методы не практикуют со времён средневековья, а русские до сих пор чуть что, хватаются за плеть. Извращениями пахнет, господа.

– Я прошу тебя по-хорошему и в последний раз, скажи нам координаты твоего лагеря и ты избежишь этого.

– Предлагаешь мне продать своих людей с потрохами ради того, чтобы сейчас уберечь свою шкуру? А ты пойдёшь на это, Громов? Ты сдашь чужие жизни в обмен на свою?

– Никогда. Пусть я не узнаю координаты, но дурь я из тебя выбью, – мягко улыбается Алексей.

– Давно пора, – подначивает Паша.

– Перед вами Американский Наследник, Ричард Райан О’Хара. Сегодня на заре, в результате успешной операции «Перехват», наши бойцы доставили его в лагерь.

По толпе проносится восторженный шепоток, а я уже представляю, как этот чёртов хлыст будет полосовать мою спину. Интересно, что Громов понимает под «дурью» во мне, или это ненормально, бороться и пытаться вырваться, если попал в плен? Ничего не понимаю. Возможно, действительно сказывается моя неопытность в плане заданий Штаба и проведения операций.

– Он пришёл за нашим донесением практически в одиночку, но не стоит расслабляться. Его людей в пустыне много, и они в любой момент могут прийти за ним. В этот момент мы все с вами должны быть готовы к бою, в котором будем стоять насмерть плечом к плечу! Каждый, кто придёт к нам – будет повержен. Наследник будет доставлен в Россию на суд нашего Главы. Рик, я в последний раз обращаюсь к тебе. Укажи координаты лагеря. В этом случае я гарантирую, что убит никто не будет, лагерь будет взят в плен. Медицинские работники будут немедленно депортированы в Америку, а все боевики, в том числе и ты, будут возвращены на Родину по договорённости Глав Штабов.

Сохранят жизнь всем моим людям? Тогда почему же сегодня они уже убили медика, которых в дальнейшем готовы сразу депортировать? Уловка? Может быть. Но я не буду рисковать своими людьми. Каин обязательно сообщит в Штаб, отец придумает, как обезопасить их всех и вытащить меня отсюда. Даже если они не успеют ничего сделать, и мы уедем в Россию, то пострадаю только я один.

– Нет, я своих людей не выдам.

В ответ на мои слова, он одаривает меня щедрым ударом хлыста по спине. Сквозь зубы я рычу, в тщетной попытке выпутать руки из верёвок. К коже будто приложили раскалённый металл. Чувствую, как след от удара пульсирует, наливаясь кровью. Я должен выбраться, во что бы то ни стало. Слишком паршивое положение вещей здесь наклёвывается.

Ещё удар. Новой волной боли он раскатывается по телу, пробирая каждую клеточку, словно электрическим разрядом. Снова мой отчаянный рык и новая порция пустых попыток освободиться. Если бы я хотя бы мог видеть, в какой момент он замахивается, я пытался бы уклониться. Но мне не хочется плясать под хлыстом и подставлять под его удар что-то иное, кроме спины.

Он активно испещряет кожу всё новыми и новыми ударами, не оставляя на спине живого места, а я всё больше приспосабливаюсь к этой боли. Со временем я совсем оставляю попытки освободиться, это лишь усугубляет моё положение. С каждым новым моим порывом к освобождению, Громов вкладывает всё больше силы в удар, принося им неимоверную боль. Сейчас, когда я покорно повисаю на верёвках и начинаю стойко выносить каждый жалящий укус хлыста, подавляя в себе даже малейший звук, русский наследник сбавляет темп. Теперь он стегает меня, скорее показательно для остальных, нежели для борьбы со мной.

Хлыст со свистом рассекает воздух и больно жалит кожу. Мощный удар окатывает жаром спину и разрядом расходится по сознанию. Я обессиленно стону, опустив голову на грудь. Нет, Громов. Я не смирился. Тешь своё самолюбие, думай о том, что я подчинился и обессилел. Выкраду донесение и уведу отсюда своих людей, тогда посмотрим, кто кого.

– Пусть это будет вам уроком. Каждый, кто не станет подчиняться и противопоставит себя нам, будет растоптан. Мы заберём его волю, отнимем все силы, но получим то, что нам нужно. Идите по своим палаткам, отдыхайте. Если он не выдаст нам свой лагерь, то скоро его боевики придут за ним сами. Мы должны быть готовы.

Вся толпа зевак, что окружала нас, начинает расходиться, напоследок одаривая взглядом мою спину. Девушки-медики морщатся и не скрывают жалости. Видимо, там всё очень и очень плохо. Чёрт с ним. Самое главное – показать этому великому карателю, что с рук ему это не сойдёт. Теперь моей спеси и желания мстить хватит на то, чтобы испепелить лагерь Громова к чертям собачьим вместе с ним самим.

– Первый урок, О’Хара, никогда. Слышишь? Никогда не противопоставляй себя тому месту, в которое попал. Угодил в чужой лагерь? Будь добр играть по нашим правилам, иначе можно поплатиться собственной шкурой, которую я с тебя запросто спущу, – медленно цедит каждое слово Алексей.

– Ты же всё трясся, чтобы Рокоссовский мне, не дай Бог, презентабельный вид не попортил, а сам? Как папочке объяснять будешь?

– Мне-то легче объясниться перед своим отцом, чем тебе. Не вынуждай меня повторить это или придумать что-нибудь похлеще. Лучше скажи мне координаты лагеря.

– Да хоть убей меня, я не выдам их.

– Хорошо. Пашка, потащили его в палатку. Надо вызвать медиков.

– Нет, мы сейчас сами его вылечим, – ехидно отзывается женишок.

Не нравится мне этот тон Рокоссовского. Они отвязывают мои руки от этого чёртового столба, и я чуть не падаю на песок. Бессилие сковывает всё тело, а рассудок пронзает адская боль. Даже не хочу видеть, что он сделал с моей спиной, я чувствую, что там всё плохо. Держу пари, останется куча шрамов.

– Так, кладём сюда. Надо привязать лицом к балке и покрепче.

– Что ты задумал? – изогнув бровь, интересуется Алексей.

– Увидишь. Сделай это, я сейчас вернусь.