Олин друг детства выходит из шатра, а Русский Наследник принимается старательно привязывать меня. Я даже не реагирую, нет смысла препятствовать. Их двое, а я один, они всё равно сделают то, что им необходимо.

– Сделал? – интересуется Паша, вернувшись в палатку.

– Да, что это?

– Сейчас увидишь. Ну что, остряк-самоучка, мы дождёмся координаты лагеря? Если не ответишь на наш вопрос, то будешь всё на свете проклинать.

– Я не пожертвую жизнями своих людей ради собственной шкуры, если ты этого ещё не понял, то мне нечего больше сказать.

Какое я имею право уничтожить стольких людей, чтобы временно избавиться от их пыток? Да даже если нужно будет пожертвовать всего одной чьей-то жизнью. Прикрыть себя другими людьми. И как потом с этим жить? Как смотреть в глаза родственникам погибших людей? Да всем, кто знает об этом. Нет, моя жизнь не стоит таких жертв. Кем бы я ни был. Мой титул Наследника Династии не делает мою жизнь дороже чьей-то чужой, и за свои промашки я буду отвечать своей шкурой.

– Леха, принеси ведро воды, а лучше два.

– Хорошо.

– Ну, с Богом, – с явной издёвкой говорит Паша.

Чувствую, как он перетаптывается за моей спиной, и через пару секунд спину прожигает неимоверная адская боль. Кричу настолько громко, насколько я могу, вслух перебирая все самые изощрённые и грязные ругательства, которые знаю. Собрав все остатки сил, я, что есть духу, извиваюсь и силюсь вырваться из привязи, но даже этих нечеловеческих усилий мало. Спину жжёт так, будто меня запихнули в преисподнюю, доводящая до исступления боль затуманивает рассудок, и я не чувствую ничего, кроме неё.

– Ты что сделал? – влетев в палатку с ведрами воды наперевес, кричит Громов.

– Воду, скорее!

Они вдвоём окатывают меня из ведра прохладной водой, и мне становится легче. Всю спину продолжает щипать и жечь, но это уже не настолько нестерпимая боль, как прежде. Все эти метания, боль и крики окончательно вымотали меня. Я безвольно прижался к балке, служащей опорой шатру и мне, и не шевелюсь. На это просто нет сил. Пусть делают, что хотят, я больше не могу терпеть.

– Что вы с ним сделали? – мягкий женский голос слышится в палатке.

Медик? Скорее всего. Эти чёртовы профессионалы, видимо, натворили дел.

– Я высек его хлыстом, а потом мы попытались промыть рану водой, – объясняется Наследник.

– От воды он не стал бы так кричать. Этот поток мата и дикий ор слышал весь лагерь. Чтобы помочь ему, я должна знать, что с ним делали.

– Я посыпал ему немного соли на свежие раны. Думал, он расколется, – виновато продолжает напарник Наследника.

– Ах, ты сукин сын, я тебе что, рыба к пиву? Угораздит тебя оказаться в Америке. Клянусь, я с тебя всю шкуру сниму и в соли обваляю, – в полубреду шепчу я.

– Что ты сказал, бессмертный, что ли? – рычит Рокоссовский.

– Тихо, заслуженно. Лена, сделай, пожалуйста, всё как надо.

– Хорошо, Алексей Михайлович.

Голоса Громова и Рокоссовского исчезают. Может быть, они в палатке и молча наблюдают за процессом, быть может, покинули её. Я не берусь гадать, шальной и измотанный всеми навалившимися событиями, мозг отказывается обдумывать что-либо.

Врач осторожно колдует над моей спиной, то прикладывая что-то к ранам, то тихонько охая. Я лишь изредка протяжно и жалобно скулю в ответ на её действия. На большее меня просто не хватит. Когда она заканчивает с обработкой моих ран – принимается распаковывать что-то шуршащее. Очевидно, бинты. Старательно наложив повязку на всю мою спину, она молча удаляется из палатки, и всё окутывает гробовая тишина.

Я должен собираться, должен вырваться отсюда. Если здесь в лагере со мной такое проворачивают, то что могут сделать в русском Штабе? Страшно представить. Силюсь следить за ходом своей мысли, но мне это не удаётся. Я всё больше и больше теряю связь с реальностью. Сознание рассеивается, и всё накрывает благодатная тьма, которая приносит с собой покой.

========== XXXVIII Глава (часть 2-ая от лица Ольги) ==========

Я стою возле магазинчика в окружении девчонок. Вижу, как подъезжает чёрная “Тойота”. Знаю, что будет дальше. С ужасом понимаю, что меня увезут на ней, но не могу пошевелиться. Липкие щупальца страха окутали всё сознание и не позволяют мне даже пискнуть. Через секунду всё вокруг гаснет. Что происходит? Я не видела, как меня втаскивают в машину.

Сквозь тьму я слышу до боли знакомый голос. Рик. Он кричит, и возглас его до краёв наполнен болью и безысходностью. Нет! Я пытаюсь сделать шаг, но в кромешной темноте не вижу, куда ступаю. От раза к разу шпион кричит всё истошнее. Отбросив все страхи, я бегу, не разбирая дороги, туда, откуда доносился его голос. Я должна хоть что-то сделать.

Совсем скоро мягкий свет начинает теплиться передо мной, и уничтожать остатки теней, терзающих разум. О’Хара связан, всё его лицо и форма запачканы кровью, а тело безвольно обмякло, прижавшись к столбу, к которому он намертво привязан верёвками. Он тяжело дышит, издавая крики в ответ на побои. Вокруг него, нарезая круги, бродит Паша. Я хочу остановить его, крикнуть, но не могу издать и звука. Голос отказывает мне, равно как и тело. Становлюсь не более, чем невольным наблюдателем.

– Оленька, – смахивая пот со лба рукой и вышагивая ко мне, говорит Паша. – Я так долго искал тебя! И тут я узнаю, что ты у него, представляешь?

Он обнимает меня, как в детстве, а я, выглядывая из-за его плеча, обеспокоенно смотрю на Рика. Как мне спасти его?

– Знаешь, что я придумал? Я убью его, мы вернёмся домой, хорошо? – поднимая дуло пистолета на Рика, продолжает друг.

– Нет!

Буквально кричу, надеясь остановить его. Русский боевик мешкает и интересуется причинами моего порыва. Наследник, я должна его спасти, должна защитить того, кого люблю. Но как?

– Смогу забрать тебя только, когда он умрёт.

Ехидно оскалившись на американца и прижимая меня к себе за талию, Рокоссовский вновь прицеливается, и, в растерянности, я принимаю единственно верное хладнокровное решение.

– Хочу убить его сама.

Глядя в мои глаза, Рик раздавлено улыбается, гордо вздёрнув подбородок. Даже смерть он готов встретить лицом к лицу. Отойдя от Паши, я целюсь в возлюбленного, а за моей спиной поодаль, скрестив руки на груди и улыбаясь происходящему, стоит блондин. Не мешкая больше ни секунды, я разворачиваюсь и спускаю курок. Друг детства замертво валится на белоснежный пол, обдавая его кровавыми каплями. На удивление, я облегчённо выдыхаю, будто убиваю каждый божий день, и бросаюсь отвязывать своё ходячее бедствие.

Когда последняя верёвка поддаётся моим рукам, шпион падает на колени и, опершись на столб, силится встать. Откуда ни возьмись, рядом появляется Джейсон. Молча он целится в Рика и спускает курок, прожигая его животным взглядом. В последний раз вскрикнув, он растягивается у ног Найта.

– Нет!

Кричу во весь голос и испуганно распахиваю глаза. Всё лицо мокрое от слёз, силюсь смахнуть с глаз дрёму и по кругу сама повторяю себе: «Успокойся, это всего лишь сон». На мой крик в детскую влетает Райан. Его обеспокоенный взгляд окидывает всю комнату, а сам он принял, по всей видимости, отработанную за многие годы боевую стойку.

– Что случилось?

– Кошмар приснился, простите, я не хотела всех будить.

Глава облегчённо вздыхает, а врач, присаживаясь на краю кровати, успокаивающе проводит рукой по моим волосам.

– Успокойся, дорогая, чтобы это ни было, это всего лишь сон. Всё хорошо.

Утвердительно киваю головой. Это был крайне страшный и странный сон. Рик, во сне он погиб, я не сумела даже попытаться предотвратить выстрел Найта. Паша, собственными руками застрелила Пашу. Господи, какой кошмар. Что, если бы передо мной действительно встал такой выбор? Даже думать об этом не хочу, максимум, что я осилила бы – ранить друга и дать американцу уйти. Слишком мерзкие мысли лезут в мою голову.

Успокоив меня, его родители уходят в свою комнату. Уснуть вновь у меня не получается. Сознание терзает беспроглядный страх. Когда же он уже вернётся домой? Его отъезд протекает для меня крайне тяжело.