- Э, нет! Тут я очутился спустя несколько недель пребывания в психушке.
- А это как раз то, о чем я и говорил – кристаллизовавшийся цикличный бред впервые попавшего в ловушку. Вадим спрятался от своих проблем и своей боли в иллюзорном мире, где вы с ним снова вместе, а ты выбрал мир без Вадима. Но у тебя и тут ничего не вышло. Ты, вероятно, хотел оказаться единственным выступающим без балласта по имени Вадим. Единоличным носителем концепции «Агаты Кристи». Но твой любящий разум протестовал против этой иллюзии как мог – вот и вышло так, что в ней действительно не существовало Вадима – ни для кого, кроме тебя самого, по-прежнему помнившего свое прошлое, которое диссонировало с происходящим. В этом нелогичном бреду ты и зациклился. А телевизор с концертом Агаты и презентацией одиннадцатого альбома…
- По ходу дела, это и был мой бред, да? – задумчиво протянул Вадим.
- Да, именно в тот момент и произошло столкновение и взаиморазрушение. Итак, теперь, когда все карты раскрыты, нам нужно вернуть тебя назад, Глеб.
- С какой это стати? – взвился младший.
- А чего тебе здесь делать? Возвращайся, катай туры с Агатой, собирай стадионы и радуйся жизни, - сквозь зубы процедил старший.
- Значит, вы мной тут мило так воспользовались для своих целей, душу мне перепахали, уйму времени и сил отняли, а теперь выбросить хотите, как использованный гондон? Не выйдет!
- Ладно, Самойловы, разбирайтесь пока, дам вам немного времени. А у меня тут свои дела есть, - уже издалека послышался голос Кузнецова.
- Глеб, ну что ты как маленький. Ну да, Пашка, может, не вполне корректно по отношению к тебе поступил, но сейчас ты можешь вернуться домой, да и страдания твои с лихвой окупятся: у тебя теперь куча денег, Агата в единоличном пользовании, и главный раздражитель в моем лице отсутствует! Живи и радуйся! Ты получил все, о чем мечтал!
- Да что ты знаешь о моих мечтах! Ты их испоганил и растоптал, даже не заметив этого!
- Вот отчасти именно поэтому я и ушел. И не понимаю твоих теперешних претензий ко мне. Я отдал тебе все, что мог, я исчез из твоей жизни, но ты все равно отчего-то недоволен. Что опять не так, Глеб? Никто больше не поет твоих песен на Донбассе, никто не якшается с Сурковым, выдавая себя за «Агату Кристи». Теперь есть только ты и твои поклонники. Наслаждайся этим моментом! Что мне еще нужно сделать, чтобы ты угомонился? Застрелиться? Погоди пока, не все сразу. Вот докрутит Паша ловушку, тогда мы и уйдем сюда уже навсегда. Думаю, вопрос решится в течение года, но и в этот год обещаю не появляться ни в твоей жизни, ни в жизни этого мира вообще.
- Как ты смеешь? – едва слышно выдохнул Глеб, внезапно ощутив, что если бы у него было тело, оно бы сейчас совершенно точно разрыдалось.
- Я же вижу, как ты ненавидишь меня. Знаю, как насмехаешься надо мной с твоими матричными дружками. И я устал от всего этого. Устал от потоков дерьма, изрыгаемых твоими верными фанатами, которыми ты так дорожишь. Устал читать гадости от Алеси. Устал постоянно бороться и убеждать себя, что ты все еще мой младший брат. Устал напоминать себе, что когда-то у нас все было хорошо, и мы любили друг друга. Я не могу так больше существовать, Глеб. Если ты хочешь и дальше поливать меня помоями – делай это, но не заставляй меня присутствовать при этом, если, конечно, в тебе осталась хоть капля любви ко мне. Нет, не так – хоть капля воспоминаний об этой любви…
- Капля?! Воспоминаний?! Ненавижу?! – Глеб задыхался все сильнее.
- Да, только я не понимаю, за что. Я ведь должен выглядеть жалким в твоих глазах – ворую твои песни, сам будучи бесталанным творческим импотентом… Почему эта мысль не греет тебе душу? Будь я на твоем месте…
- Но ты не на моем месте, Вадик! В этом вся проблема! – вскричал Глеб. – Испытывать к тебе жалость? Жалеть можно только тех, кого не любишь, не уважаешь! А тебя… ты прав, пожалуй, тебя я ненавижу. Но, что ты сбежал оттуда из-за меня… мне многие об этом говорили, а я не верил, и теперь…
- Не из-за тебя. Безусловно, это было одной из причин, но не основной. Одно лишь желание избавиться от тебя не заставило бы меня так радикально порвать со всей своей жизнью. Глеб, я ведь ничего не могу уже как музыкант: песни не пишутся, а бесконечно мотаться по стране с Агатой глупо и недостойно уровня ее создателя… А здесь такое обширное поле для деятельности, для вдохновения! Когда мы с Пашкой научимся тут существовать, общаться с другими разумами, нам ведь все тайны мироздания откроются! Можно будет побывать в жерле вулкана, в другой галактике, в сингулярности, не вовлекаясь в материальный мир при этом. Мы познаем законы суперструн, да мы Теорию Всего узнаем, Глебсон! Как только Пашка мне это рассказал, я понял, что просто должен ощутить все это на себе. Я прожил полвека не самой скучной жизни, но то, что мне еще предстоит познать и ощутить в разы превосходит по значимости все, что уже со мной происходило!
- И ради этого ты бросил Юлю и отказался от Агаты? – с горечью процедил Глеб.
- Со мной она так и оставалась бы бездетной тенью известного музыканта, неспособного подарить ей ребенка да и полностью отдаться ей. И если бы не было рядом безнадежно влюбленного в нее Каплева, моей решимости бы безусловно поубавилось… Но я верю в него, верю в них. У них все получится.
- У них уже все получилось. Она уже устроила свою жизнь без тебя. Это Агаты без тебя нет, а Юля твоя прекрасно без тебя обходится. И Сурков твой не вспоминает про тебя! Если бы не я, он бы палец о палец ради твоих поисков не ударил. Стоило так плевать на группу ради этих двоих временщиков…
- Глеб, люди всегда были и будут друг для друга лишь временными попутчиками в поезде жизни… Возвращайся и попробуй все-таки обрести, наконец, счастье…
- А ты так ничего и не понял, братик. И уже поздно пытаться что-то объяснить. Если до тебя еще тогда не доходило, то сейчас и тем более все бессмысленно. Давайте, крутите свою шарманку, возвращайте меня назад. Домой хочу.
Кузнецов словно бы ждал этих слов – образ Глеба постепенно становился все более блеклым, почти прозрачным, пока, наконец, вовсе не исчез из поля зрения друзей.
- Ну вот и все, - улыбнулся Кузнецов. – А теперь за работу!
- Я ничего не понял, Глеб? – пробормотал Вадим себе под нос. – Боюсь, малыш, это как раз ты так и не понял ровным счетом ничего…
========== Глава 17. Корвет уходит в небеса ==========
Время пришло, и захлопнулась дверь.
Расколол трон твой второй фронт.
Hепонятная свобода обpучем сдавила гpудь,
И неясно, что им делать - или плыть, или тонуть.
Коpабли без капитанов, капитан без коpабля,
Hадо заново пpидумать некий смысл бытия.
Hафига?
Голова Глеба покоится на плече старшего брата и мерно покачивается в такт подрагиваниям автобуса на дорожных выбоинах. Вадим устало смотрит в окно не в силах заснуть. Через пару часов их закинут в очередную гостиницу, а завтра будет очередной концерт, и хотелось бы сравнить эти гастроли с теми, что были десять лет назад, да не выходит… Глеб что-то ворчит во сне и сладко причмокивает губами.
- Уже приехали? – бормочет он, не открывая глаз.
- Нет пока. Спи, я разбужу.
- А помнишь вот так же вот десять лет назад с Сашкой в автобусе…
- У тебя кудри, оба под коксом… - тепло улыбнулся Вадим.
- Глупый я был тогда. Наивный, - Глеб поднял голову и зевнул. – Мозги вообще на место после 30 только встают да и то постепенно.
- Ах, ну да, сейчас-то ты понимаешь жизнь, - усмехнулся Вадим. – Сейчас-то ты повзрослел и точно знаешь, что прожил ее не так, что мог бы прожить лучше, да?
- Жалею, что тогда в 93-м не сошелся с Ильей ближе. Мозги встали бы на место гораздо раньше.
- И не было бы ни «Опиума», ни «Урагана».
- Да и хрен с ними. Думаешь, я всю жизнь мечтал стать хитмейкером и собирать стадионы?
