Алеся подошла сзади, обняла Глеба за плечи и помогла ему подняться. Илья стоял рядом и пристально наблюдал за всхлипывающим Глебом, а в глазах его светилось понимание, словно он точно знал, что испытывает сейчас его друг.

========== Глава 14. Житель маленького ада ==========

Давайте все сойдем с ума,

Сегодня ты, а завтра я.

Давайте все сойдем с ума,

Вот это будет ерунда.

Что же такое? Все это снится.

Это диагноз, это больница.

Перед глазами небольшое черное отверстие. Вот оно надвигается на лоб, прижимается к нему, щелчок… Боли нет, лишь яркая вспышка, затмевающая собой все окружающее пространство.

Глеб отчаянно трет глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то, отчаянно моргает. Наконец, сдается и до боли сжимает веки на несколько долгих минут – чтобы уж наверняка. В этот самый момент кто-то касается его плеча и аккуратно потряхивает. Он медленно открывает глаза и видит перед собой немолодую уже особу, озабоченно всматривающуюся в его лицо.

- Самойлов, с тобой все в порядке? – утробным голосом вопрошает она, помахивая перед ним каким-то тонким металлическим предметом, напоминающим ручку.

Она подносит этот предмет к его левому глазу, раздвигает веки, щелчок, и вспышка возникает снова, но закрыть глаза уже не выходит. Глеб отчаянно кричит и отмахивается.

- Прекрасно, наконец-то, зрачок реагирует, - женщина потрепала Глеба по голове. – А то Егор Владиславович уже начал всерьез беспокоиться за тебя. Непонятно с чего. Обедать идешь? Или сюда принести?

Глеб непонимающе захлопал глазами. Обедать? Кто это вообще такая? Куда обедать? Что происходит? Он повернул голову вправо, и взгляд его выхватил небольшое зарешеченное окно, за которым просматривался темно-серый лоскут неба. Его все-таки посадили за убийство Вадика? Он пытался напрячь память, но последнее, что вспоминалось, это эксперимент Глебыча с каким-то устройством, сильно напоминавшим обычный пистолет, да и вроде бы изготовленным на его основе. Дуло у лба – и все, провал, стоящая перед ним дама с медицинским фонариком, решетки на окне… Глеб прищурился. На даме был белый халат, стены в этом странном помещении тоже были белыми…

- Я в больнице? – осторожно поинтересовался он, опуская глаза вниз и замечая на себе застиранную серую пижаму.

- Так-так-так, - задумчиво пророкотала она. – Это что еще за новости? Ты с утра какой-то чудной, а сейчас и подавно. С кровати не падал? Котов что ли пришиб тебя вчера ненароком? Что у вас там за возня-то была?

- Котов? – насторожился Глеб. – Здесь есть Котов? Андрей?

- О, прекрасно, память неожиданно вернулась, - облегченно вздохнула дама. – Пошли на обед, там и поговоришь со своим Котовым, - и она грубо подтолкнула его к крашеной двери, за которой виднелся длинный темный коридор.

По коридору медленно брели люди в похожих линялых пижамах и стоптанных тапках и стекались к распахнутой двери. За дверью оказалась большая невзрачная столовая с кафельным полом и стенами, заляпанными чем-то жирным. За квадратными столами уже сидели пациенты, активно наворачивая странную по цвету и консистенции бурду, которую им в окошке у противоположного конца стены выдавала неопрятного вида кухарка. Глеб покорно подошел и встал в очередь, и тут же кто-то сильно хлопнул его по плечу:

- Здорово!

Глеб обернулся и увидел Андрея, облегченно выдохнул и тут же полез к нему обниматься:

- Андрюха! Как я рад тебя видеть! Скажи, куда мы попали, а? Что это за больница? Мне сын башку прострелил что ли, и я без памяти долго валялся? – его вдруг осенило, он коснулся ладонями головы, однако, повязки не обнаружил, да и волосы были в порядке, не сбриты, хотя и слишком коротко острижены.

- Какой еще сын? Глебсон, ты прости, я, видать, сильно тебя вчера башкой к полу приложил, старшая сестра мне сейчас уже пистон вставила.

Глеб нахмурился и подошел к окошку, чтобы забрать обед: кухарка опрокинула огромный алюминиевый половник в такую же тарелку, протянула ее Глебу и зычно крикнула:

- Следующий!

Он взял из кастрюли погнутую ложку, с подноса – пару тонких кусков хлеба и побрел в угол к свободному столу. Через пару минут к нему присоединился и Котов. С Андрюхой явно было что-то не так. В последний раз Глеб встречался с ним в декабре прошлого года, когда тот явился гостем к нему на концерт в честь тридцатилетия Агаты. Андрей неплохо выглядел, хоть и сильно поправился, но оставался холеным и улыбчивым. А теперь он отличался болезненной худобой, волосы его были растрепаны, под обкусанными ногтями виднелась грязь…

- Андрюха, а ты как здесь? Как тебя так вообще? Вроде не так давно виделись…

- Глебсон, да мы видимся каждый день, ты чего? И что значит, как я здесь? Так же, как и ты. Правда, угодил позднее гораздо, ну да хрен редьки не слаще.

- А я как? – непонимающе помотал головой Глеб. – Что это за больница вообще такая?

Андрей отложил ложку и обеспокоенно уставился на друга.

- Глебсон, я и вправду перестарался вчера. Ты что, правда ничего не помнишь? Правда не знаешь, где ты?

- Ничего не знаю, Андрюха! – перешел на шепот Глеб, заметив, что на них начали оборачиваться. – Вот веришь – несколько часов назад сидели с сыном у меня, изучали очередной способ поиска Вадика – Глебыч каких-то успехов на этом пути достиг и хотел опробовать один метод – и тут вспышка перед глазами, и я здесь. Ничего не понимаю!

- Сын? Какой еще сын, Глебсон? И о каком Вадике речь? – нахмурился Андрей.

- Как это о каком? О брате моем, который пропал. Ты что, новости не читаешь? А сын помогает мне с поисками…

- Какой еще сын, Глебсон? Нет у тебя никакого сына! И брата нет.

- Погоди-погоди, - не на шутку перепугался Глеб. – Андрюха, я что-то вообще ничего не понимаю. Что происходит? Что это за место?

- Это психушка, Глеб. И ты в ней торчишь уже очень много лет. Никакого брата у тебя отродясь не было – ни старшего, ни младшего. И сестры тоже. А сына – тем более, ты по психушкам с детства кочуешь. Конкретно в этой торчишь уже с 18 лет с небольшими перерывами.

Глеб медленно отложил ложку и прижал кулак к раскрытому от удивления рту. Он что-то принимал в последнее время? Да, собственно, ничего, кроме алкоголя, да и то уже значительно меньше, чем раньше. Но делириум тременс, кажется, и начинает развиваться на фоне выхода из запоя. Неужели эта участь постигла и его? Глеб с ужасом обхватил голову руками. Ну если так, тогда Таня отправит его в клинику, там его прокапают. Неделя – и все образуется, главное пережить эти галлюцинации сейчас. Печально только, что сыну приходится все это наблюдать буквально вот в этот самый момент. Только не буянить, стараться вести себя максимально адекватно, и все нормализуется, обязательно нормализуется. И не спорить с Котовым, не задавать лишних вопросов – логику бреда все равно понять не удастся, а подумает об этом он потом, когда придет в себя.

И Глеб взял ложку и принялся хлебать отвратительный на вид и вкус суп.

В течение нескольких дней он не выходил из своей палаты и даже еду просил сестер носить ему туда. Котов неоднократно пытался прорваться к нему и поговорить, но Глеб упорно не шел на контакт и целыми днями лежал на кровати лицом к стене, ожидая, что бред отступит, галлюцинации поблекнут, и он снова очнется в своей комнате ну или, по крайней мере, в палате с капельницей в вене и Таней и Глебычем возле кровати.

Осознание того, что этого может не произойти, настигло Глеба по истечении двух недель затворничества, когда бред оставался все столь же убедительным, как и прежде. И вот все это уже никак не вписывалось в теорию прихода или делириума. Значит, он натуральным образом сошел с ума, и эти самые галлюцинации попросту стали частью его я. Только отчего же ему не вкололи галоперидол ни разу за эти две пресловутые недели? А, с другой стороны, почему он так уверен, что прошло именно две недели, а не два часа? Его восприятие явно деформировано, и что там происходит в реальности – он не знает. А в этих видениях у него есть только Котов. Только он может помочь ему лучше узнать, что он сам себе нафантазировал. И на следующий день Глеб уже смело вышел к завтраку.